— Я? Я никогда больше никому не буду доверять. Особенно после того, через что мне пришлось пройти. Но Ангус мне заплатит. Если нет, я достану Куряку Джимми, и Джимми заставит его заплатить.
— Знаешь, — сказал Ганеш, — я в самом деле не советую тебе больше заниматься чем-то подобным. По-моему, работать натурщицей не очень прилично.
Я объяснила, что все было более чем прилично. Но больше я свои услуги предлагать Ангусу не намерена. И не потому, что вдруг стала ханжой или хочу вначале получить плату за первый опыт. Я не сомневалась, что Ангус мне заплатит; просто страшно было даже представить, что он придумает в следующий раз.
Беззаботно заявив Ганешу о том, что мне хочется на время обо всем забыть, я немного покривила душой. Я понимала, что очень скоро, когда Страттон и ее сообщников будут судить, мне предстоит давать показания. А еще я кожей чувствовала, что меня ждет еще одна встреча с Винни Сабо. Конечно, мы с ним так или иначе увидимся в суде, но он вряд ли захочет так долго ждать. К тому времени, как дело попадет в суд, будет уже поздно. Он объявится раньше. И все равно я не ожидала, что он появится так скоро.
Он явился в тот же день, почти сразу после ухода Ганеша. В половине третьего я стояла в кухне и мыла суповые миски, когда в мою дверь снова позвонили. Я осторожно посмотрела в окошко, боясь, что уж на этот раз точно явился Парри, но увидела Сабо, который переминался с ноги на ногу перед моей дверью. Мне показалось, что я бы все-таки предпочла Парри.
Здоровяка шофера я не заметила. Наверное, он ждал неподалеку, у машины. Я открыла дверь.
Сабо ворвался внутрь, потирая руки. Венчик его волос стоял дыбом, как нимб, вокруг лысой макушки.
— Моя дорогая! — преувеличенно заботливо вскричал он. — Как вы себя чувствуете?
Я ответила, что чувствую себя хорошо.
Сабо по-прежнему переминался с ноги на ногу и неуверенно озирался по сторонам:
— Вы одна? Я надеялся, что мы поговорим с глазу на глаз…
Я ответила, что одна, и вежливо предложила ему присесть. Его суета действовала мне на нервы.
Сабо сел на краешек моего синего дивана и показался совсем уж карликом. Я впервые заметила, что и ноги у него были крошечными, как у женщины; они были обуты в начищенные до зеркального блеска черные туфли с острыми носками и явно со скрытыми каблуками. Судя по всему, сшиты на заказ и очень дорогие.
Моему гостю было так не по себе, что мне пришлось самой начать беседу.
— Как Лорен? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально.
— Ах… постепенно приходит в себя. Для нее произошедшее стало ужасным испытанием… — Он поморгал глазами. — Насчет условий, в которых ее содержали… в которых вы ее нашли. Я, конечно, несказанно благодарен вам за то, что вы нашли ее! Не могу выразить, насколько я вам благодарен. Но… видите ли… мне кажется, что произошло недоразумение. Я имею в виду…
— Вот как? — холодно спросила я, догадываясь, что сейчас последует.
— Все вполне объяснимо, — затараторил Сабо. — Вчера вам пришлось много пережить, и когда полицейские наконец приехали в то здание, где держали вас, вы не в состоянии были мыслить здраво. Возможно, в результате вы что-то не так поняли.
— Я была не в состоянии мыслить здраво? — возмущенно перебила его я. — Да я вернула вам вашу драгоценную Лорен!
Сабо вскинул вверх обе руки ладонями наружу:
— Дорогая, дорогая! Я ни в чем вас не обвиняю! Нет-нет, я не считаю вас в чем-то виноватой, поверьте мне, пожалуйста! Никоим образом я не осуждаю вас, ни в малейшей степени! Без вас я бы не получил мою девочку. Простите меня, если я неудачно выразился. Начну сначала. Позвольте мне все изложить по-другому. Да, вам силы духа не занимать. Но Лорен… Она ведь долго пробыла в заточении на милости тех подонков и в результате была смущена и напугана. Она могла сказать вам кое-что… одним словом, не совсем правильно.
— Имеете в виду — насчет того, что им с матерью пришлось спасаться в приюте? — уточнила я.
Уголки его губ напряглись; лицо побелело.
— Бедная девочка сама не знала, что говорила; можете считать, что она бредила. Ее ведь похитили, вырвали из привычных условий… С ней плохо обращались, она голодала. Вы не должны обращать внимания ни на ту историю, ни на остальное, что она, возможно, сказала относительно ее отношений с двумя негодяями, которые держали ее в заточении.
— Слушайте, — не выдержала я, — вам надо выяснять отношения с ней, а не со мной.
— Но ведь только от вас полиция слышала эти… эту нелепую историю! Они изводят меня неприятными вопросами, что для человека в моем положении весьма неудобно. Вам в самом деле не следовало повторять полицейским то, что наговорила моя бедная девочка. Во всяком случае, не посоветовавшись вначале со мной. И самое главное, вы, как мне кажется, ошибаетесь в одной очень важной подробности. В ваших показаниях я заметил одну явную ошибку, которую необходимо безотлагательно исправить.
— Какую ошибку? — спросила я.
— Ключ! Вы сказали, что ключ от комнаты, в которой держали мою девочку, был вставлен в замок изнутри. Но совершенно очевидно, что он был снаружи и вы, повернув его, отперли дверь — и нашли ее.
— Нет, — ответила я. — Лорен открыла дверь изнутри и, если угодно, сама нашла меня.
Сабо перестал дергаться и холодно, негромко сказал:
— Это невозможно.
— Мне очень жаль, — возразила я, хотя мне снова стало его жаль. Ему трудно было смириться с унижением после того, как правда выплыла наружу. Не то чтобы у меня были причины по-настоящему жалеть его, но все мы время от времени совершаем поступки, которых потом стыдимся. Допустим, и Винни стыдится — правда, в последнее мне верилось с трудом. И все же мне казалось, что и он достоин хотя бы толики жалости.
— Вы ошиблись, — продолжал он так же тихо и холодно. — Вы ударились головой. По словам Лорен, когда она вас увидела, у вас все лицо было в крови.
— Я ударилась о дверь носом и подбородком, — возразила я. — Сотрясения мозга у меня нет, если вы это имеете в виду. Я отлично помню, что именно я видела, что делала и что сказала мне Лорен.
Сабо выпрямился и, глядя на меня своими серыми глазками-камешками, ровным тоном произнес:
— Я хочу, чтобы вы изменили свои показания.
Я возразила, что не могу этого сделать, даже если захочу. Я уже подписала протокол.
— Полицейские проявили халатность, — ответил Сабо. — Прежде чем допрашивать вас, они должны были показать вас врачу. Несмотря на вашу уверенность, мне кажется, что у вас все же сотрясение мозга и вы многое путаете. Да, так и есть. Все вполне очевидно. Никто не станет вас ни в чем упрекать, если вы вернетесь в участок и скажете, что все еще раз обдумали и хотите уточнить свои показания. Если нужно, я пришлю врача, который подтвердит, что вчера ночью вы получили черепно-мозговую травму и, следовательно, ваши показания не могут быть доказательством на суде. Полицейские даже не имели нрава допрашивать вас до того, как…
— До того, как вы решили поболтать со мной? — перебила его я.
— До того, — невозмутимо продолжал Сабо, — как вы не выспались хорошенько и у вас не появилось время все как следует обдумать.
Голос его окреп.
— Я не могу допустить, чтобы обо мне поползли нелепые слухи. По меньшей мере ваши обвинения можно назвать надуманными и странными. В худшем случае это клевета. Я не могу этого позволить. Я известный бизнесмен. У меня есть друзья не только в Манчестере, но и среди всех производителей гобеленовых тканей. Меня уважают. У меня есть влияние, связи в местном правительстве — а там сидят важные люди. Если ваши слова станут достоянием гласности, они причинят мне вред, большой вред. Я лишусь своего положения, уважения… Мне конец!
Он тяжело дышал, голос у него дрожал. Глаза наполнились слезами. Смахнув их, он продолжал, наклонившись ко мне:
— Пора положить конец домыслам. Я приехал к вам, чтобы все прекратить, и я положу этому конец! — Помимо слез, глаза его блестели от пугающей целеустремленности.
Я с трудом удержалась, чтобы не сжаться; мне удалось выдержать его почти маниакальный взгляд. Теперь я сама себе удивлялась. Неужели всего несколько минут назад мне вдруг стало его жалко? Он просит, чтобы я дала ложные показания. Не для того, чтобы оградить Лорен от обвинения в сговоре, призванном сбить со следа полицию или вытянуть деньги из приемного отца… Нет, он боялся за себя, за свою репутацию, за положение в обществе, за деловые связи, за уютные маленькие сделки с влиятельными друзьями и за свою самооценку!
— Даже не думайте, — отрезала я. — Оказывается, Ганеш прав. На Лорен вам наплевать. Вы заботитесь только о себе. Хотите держать ее при себе, дома, где сможете следить за ней и дальше. А может, выдадите за Копперфилда, что почти так же безопасно для вас. Вы ей не доверяете и боитесь ее. Вы настоящий домашний тиран, жалкий маленький садист!
