Жанин оценивающе рассматривала меня с ног до головы. Прежде чем предстать перед ее очами, я содрал с себя гипсовый воротник, все повязки и пластырь и провел полчаса под контрастным душем. Боль не утихала, но, надев чистую одежду, я приказал себе терпеть – со мной и похуже вещи случались. Я точно знал одно: стоит мне лечь в постель, и я из нее в обозримом будущем не выберусь.
– Ладно, – сказала Жанин. – Ты заметил, что я прибралась в твоей квартире?
– Спасибо, – поблагодарил я, хотя был бы рад, если б она туда не совалась.
– Я собрала для тебя сумку с вещами. Наш багаж готов. Мы рассчитывали, что тронемся рано утром, но если ты настаиваешь, поедем сейчас.
– Настаиваю. Надо ехать.
– Но с условием… Обещай мне, Дейв, что если за твоим нынешним внешним видом кроется какая-то история, я узнаю о ней первая.
– Безусловно, – сказал я, – и поделишься ею с Клайдом.
– Ни за что! – возмутилась Жанин, покраснев при этом до корней волос. – Я не поеду в Лондон с этой жирной пиявкой. Вчера вечером он притащился снова.
– Правда?
– Не надо смотреть на меня такими глазами! – приказала Жанин. – Клайд знает, как польстить женщине. Он попросил меня помочь ему с одним материалом.
– Еще как знает! И что же произошло вчера вечером?
– Дейв, я не твоя собственность!
– Прости, мне вообще не следовало раскрывать рта.
Мое изуродованное лицо сработало в мою пользу: сквозь синяки и царапины Жанин не разглядела моих неверных глаз. Зато ей самой нечем было прикрыть виноватый взгляд.
– Не груби! – строго предупредила она. – Я с ним больше видеться не собираюсь. Представь себе, он явился в редакцию во время ланча и увез меня в ресторан «Нико». Пока мы шли по улице, казалось, он превратился в осьминога, его конечности обхватывали меня, как щупальца. Не успели мы войти в ресторан, как он стал гладить меня по заду. Я этого не выношу!
– И что дальше? Ты окатила его горячим бульоном?
– Я поставила его на место, скажем так.
Я рассмеялся во весь рот – черт с ней, с болью.
– Послушай, Дейв! С чего ты взял, что ты супермен? Держу пари, ты переспал с этой алкоголичкой.
– Согласен на ничью, – сказал я. – А если серьезно, Жанин, ты для меня – единственная женщина, единственный возможный для меня вариант.
– Гм, – призадумалась Жанин. – Единственный вариант? Интересно, что могло бы означать это странное словосочетание? Удивляешь ты меня, Дейв Кьюнан. – Она схватила меня за руку и больно сжала запястье. – Так значит, квиты? Ничья? – И поцеловала.
Блэкпул не разочаровал Дженни и Ллойда.
Мы въехали в город в потоке других машин, нашли место в гостинице и, не теряя времени, отправились на прогулку в открытом трамвайчике, чтоб полюбоваться ночной иллюминацией. Несмотря на пронизывающий ветер, дети были в восторге; Им было интересно все вокруг, они хотели увидеть каждый светящийся щит или, как они выражались, «картинку». Нашу экскурсию вдоль причала сопровождал грозный скрип старых рельсов. У меня эта прогулка на ветру вызывала ассоциации с фильмами ужасов, а дети наслаждались каждой минутой и отказывались идти спать. Когда мы наконец добрались до кроватей в кирпичной гостинице на правом берегу залива, все, даже я, забылись сном праведника.
Проснулся я первым. Утро нового дня освещало четкий профиль лежащей рядом Жанин. Я любил ее лицо. Она вздохнула и повернулась на другой бок. Из соседней комнаты доносилось тихое посапывание детей. Они напоминали мне довольных жизнью котят. Мне захотелось, чтоб отныне каждый мой день начинался так. Чтоб сохранить эти дарованные мне сокровища, я был готов преодолеть любую опасность и пойти на любую жертву. Я тихо выполз из кровати и на цыпочках прошел в ванную.
Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтоб мое романтическое настроение улетучилось. Такую физиономию можно смело использовать вместо щита, предупреждающего о смертельно опасной зоне. Какое право я имел тащить за собой дорогих мне людей? У меня сейчас вряд ли достанет сил защитить в случае опасности себя, не говоря о ближних. Следующий белый пикап может сровнять с землей всю нашу дружную компанию.
Пока я брился, вернее, водил бритвой по тем местам, где боль была терпимой, я внимательно рассматривал свое разбитое лицо. Каллен был прав: будь скорость побольше, от меня бы мокрое место осталось. Перед глазами возникла яркая картина собственных похорон. Родители, несколько близких друзей – по пальцам пересчитать, – еще меньше коллег, расстроенных тем, что им напомнили о превратностях частного сыска, – вот и все. А Жанин и дети? Им посоветуют остаться дома. Я встряхнул головой, чтоб избавиться от этого сентиментального видения.
Хорошенько подумав, я выстроил две гипотезы. Первая: Марти Кинг «заказала» убрать меня на пути из Лондона. У нее, помнится, был мобильный телефон, и она легко могла сообщить убийце, что я следую по скоростной автостраде Ml. Вторая: Марти имеет косвенное отношение к аварии. Она знала, что меня преследует белый пикап, и не предупредила об этом. Пересев из моей машины в такси, она тем самым отвела опасность от себя. В общем, как ни крути, ясно одно: ничего хорошего от Марти ждать не приходится.
Теперь мне нужно навести справки о Деверо-Олмонде. Вокруг него много хитросплетений. Олли убили примерно через четыре часа после моего визита к Деверо-Олмонду. В этот же день в его дом в Рочдейле приезжал кто-то еще. Если верить Марти, Деверо-Олмонд имел отношение и к водворению брошенной на произвол судьбы девочки в дом Карлайла.
Пытаясь удержать в голове цепочку связей, я заканчивал утренний туалет. От уверенности в жизни, охватившей меня при пробуждении, не осталось и следа, как от мыльной воды, которую, побрившись, я спустил в раковину. Каллен ожидал от меня разъяснений. Правду хотел бы знать и я, но располагал только тем, о чем интересующие нас с инспектором люди пожелали поведать сами.
Я был зол сам на себя. Мне бы сейчас на больничной койке отлежаться, а не по курортам таскаться. Выглянув в окно, я снова решил действовать, но вспомнил о том, что не один. Придется дождаться, пока проснется все семейство. Я продолжал ломать голову над своей проблемой: должна, должна же в этой истории быть какая-то зацепка. Прислушиваясь к детскому дыханию, я сделался спокойнее. Хорошо, рассуждал я про себя, не можешь представить себе цельную картину, попробуй сложить ее по частям, из маленьких кусочков.
Пора позвонить Гарри Серпеллу, решил я и достал из сумочки Жанин ее мобильный телефон. Когда я выходил из номера, она на секунду встрепенулась и махнула мне рукой. Я спустился в холлу увешанный фотографиями политических деятелей, предпочитавших собираться на свои конференции в этой гостинице. Усевшись в свободное кресло, я поймал на себе бойцовский взгляд Гарольда Вильсона [3].
– Гарри, это Дейв Кьюнан, – сказал я в трубку.
– Ранняя пташка проснулась, – ответил он, по-ланкаширски растягивая слова. – Едва девять минуло.
– Срочное дело, Гарри.
– Что это все болтают о том, что ты расширяешь дело. Ты всегда действовал в одиночку или с парой помощников типа меня.
– Времена меняются, Гарри.
Последовала длинная пауза.
– Я узнал кое-что для тебя, Кьюнан, но придется платить, – сказал наконец сыщик из Рочдейла. Он говорил медленно, с расстановкой, придавая вес каждому слову.
– Ты знаешь, я плачу за работу.
– Я-то знаю. Но вот девчонка, что работает у тебя, придерживается другого мнения.
– Ах вот оно что…
– Мне пришлось посидеть за рюмочкой с несколькими чиновниками, а ты знаешь, как они любят обедать. Им только самое лучшее подавай, и вино, и закуски. Без этого из них слова не вытянешь.
– Гарри, расскажи мне, что ты узнал о Деверо-Олмонде?
– Меня смущает твоя секретарша…
– Гарри, верь моему слову. При чем здесь секретарша? Давай ближе к делу.
– Идет. Но предупреждаю сразу: ты получишь чек на три сотни.
– Рассказывай, – взмолился я.
– Бывший клерк этого Олмонда, его зовут Джордж Холмс, ничуть не удивился, когда я стал интересоваться его прежним боссом. Ничего хорошего он не сказал. До того, как Олмонд поймал золотую рыбку, он считался коронованным дураком среди судейской братии. Непробиваемый тупица. К тому же у него неоднократно отмечались провалы памяти, и он был на грани дисквалификации.
– Имеются в виду спланированные провалы памяти, в пользу преступников?
– Не совсем. Он действительно был крайне рассеян. Забывал какие-то факты, иногда терял бумаги, не помнил данных клиентам обещаний. Холмс говорит, что по этой причине в свою бытность у Олмонда практически всеми делами занимался он сам.
Я внимательно слушал. То, о чем рассказывал Гарри, не вполне отвечало моим ожиданиям.
– Послушай, Гарри, у этого человека огромная яхта и собственный особняк, а он оставил дело лет за десять до пенсии…
