Как только мы распрощались с бабкой и вышли на свежий воздух, я поделилась с сообщниками своими мыслями.
– А по-моему, лучше к дому подойти украдкой и послушать, о чем мужик с Наташкой болтают, – высказала свое мнение Верка.
– Разумно, – кивнул Николай Иванович, предложил отойти подальше от бабкиного дома, завернуть в редкий лесок, где скрыта наша машина, а оттуда уже в обход двигаться к нужному нам дому. Николай Иванович рукой очертил маршрут.
Мы с ним согласились, припустили к лесу, когда дошли до места, откуда из бабкиного дома нас при всем желании увидеть уже было нельзя, завернули в лесочек и, прыгая по сугробам (тут их, к нашему неудовольствию, оказалось предостаточно), двинулись к интересующему нас дому.
Дорога отняла много времени, по этому поводу мы с Веркой неоднократно высказались непечатно, Николай Иванович свое мнение оставил при себе. Я теперь не радовалась своим кроссовкам, пусть и высоким, Верка своим сапогам тоже не радовалась, так как девятисантиметровые каблуки все-таки не предназначены для прыжков по лесным сугробам, в особенности по тем, под которыми пролегают коренья.
Минуя второй дом, в котором горел свет (братьев-алкашей), мы услышали хрипловатое пение. Слов было не разобрать, а в отношении мелодии у нас разгорелся спор. Верка считала, что это Гимн Советского Союза, из которого она даже помнила пару куплетов (хорошо нас все-таки учили в школе), я придерживалась мнения, что это какой-то старинный русский романс, к которому исполнители добавляют местный колорит и личные эмоции, Николай Иванович вообще высказался за «Боже, царя храни». Посовещавшись, мы все-таки решили не уточнять у исполнителей лично, что они такое поют, и пошли дальше к нашей цели.
Цель стояла обособленно, на самом краю деревни. Все остальные дома, в общем-то, располагались кучно. Последний же находился на расстоянии метров семидесяти от предпоследнего, и его, в отличие от других, окружал забор, пусть хлипкий, но тем не менее. Подойти к дому незамеченными в дневное время не представлялось возможным. Сейчас же, при полном отсутствии освещения, затянутом тучами небе и слабых отсветах из окон мы могли надеяться, что нас не заметят.
«Вольво» Натальи Игоревны стояла на территории, и створки ворот после въезда машины никто не закрыл.
Николай Иванович прижал палец к губам, шепотом сказал нам с Веркой, чтобы мы оставались на месте, и, пригибаясь, двинулся к дому, обежал его по периметру и вернулся к нам.
– Ну? – спросили мы с Веркой хором, поджидая нашего сообщника у первых деревьев.
– Бабка правильно сказала: одна большая комната, – сообщил Николай Иванович. – Сидят там вдвоем, воркуют. На полу сумки стоят упакованные. На столе еды много. Но в дом, в принципе, забраться можно, вон с той стороны, – Николай Иванович показал. – Там, наверное, и есть спальня. Если, конечно, мы окно откроем.
– А Наташка раздетая? – уточнила Верка. – Ну, в смысле… они только из койки или как?
– Не думаю, – покачал головой Николай Иванович. – Не похоже.
Не успел он произнести последнюю фразу, как мы услышали звук раскрываемой двери, и кусок черной земли, очищенный от снега, осветился отблесками, падающими из дома.
– Ну, тогда я через пару дней снова заеду, – услышали мы женский голос. – Еды вам пока хватит, и вообще, по-моему, ты их слишком хорошо кормишь. Чай, не на курорте! Все вы, мужики, одинаковые. За сладенькое для бабы на все готовы.
– Ревнуешь, что ли? – усмехнулся низкий мужской голос.
– Вот еще! Много чести было бы.
С этими словами Наталья Игоревна подошла к своей машине, пискнула сигнализация, женщина вначале открыла багажник, бросила туда сумки, потом открыла переднюю дверцу и села за руль. «Вольво» тут же отъехала, а хозяин дома даже не удосужился сходить закрыть хлипкие воротца. Они так и остались качаться, задетые машиной Натальи Игоревны.
– Я чего-то не поняла, – сказала Верка шепотом после того, как «Вольво» скрылась в ночи.
– Вы там живность никакую не видели? – поинтересовалась я у Николая Ивановича.
Он покачал головой и заметил, что, если бы была живность, Варвара Васильевна ее бы точно упомянула.
– Но баба… – промямлила Верка. – Откуда?..
– Главное – где, – заметила я, внимательнейшим образом приглядываясь к строению.
– Если только в подполе, – высказал предположение Николай Иванович. – Но как…
– Тихо! – приказала я.
До нас в самом деле донесся женский голос. Едва слышимый. Слов было не разобрать. Интонации показались мне просящими. Потом мне показалось, что говорят даже две женщины…
Я поделилась своими мыслями с напряженно прислушивающимися Веркой и Николаем Ивановичем.
– Черт знает что, – сказал наш водитель.
– Что будем делать? – спросила меня Верка.
– По крайней мере, мы сюда не зря приехали, – заметила я.
24 марта, среда, поздний вечер
Я предложила Верке первой зайти в дом. При виде ее в норковой шубе, бриллиантах и на каблуках в этой глухомани мужик должен обалдеть. Верка может сказать, что у нее сломалась машина, на шоссе никто не останавливается, она заметила поблизости деревню с горящими огнями домов, решила прогуляться, бросив автомобиль на шоссе, зашла к бабке, к двум алкашам и поняла, что хозяин стоящего на отшибе дома – ее последняя надежда. Может, он окажет ей содействие в починке автомобиля? Дальше Верке следовало действовать по обстоятельствам – в зависимости от реакции мужика. Мы же с Николаем Ивановичем займем позиции у окон с двух сторон дома, готовые в любой момент прийти на помощь.
– А пистолет не взяли! – воскликнула Верка и сурово посмотрела на меня. – Все ты! Менты, менты! Тебя лично хоть раз обшмонали на дороге?
– А ты забыла, как у меня в багажнике копались осенью? Хорошо, что оружие тогда лежало в сумках в салоне.
– Платить надо было больше, чтобы не подогревать у ментов служебное рвение, – огрызнулась Верка. – Я как улыбнусь, коленку покажу, баксов подкину – и все желание смотреть мою машину у них улетучивается. Другие мысли вместо него появляются, – Верка хихикнула.
Я заметила, что, к великому сожалению, я уже не в том возрасте, чтобы номер двигателя проверяли у меня на коленке, и лишний раз рисковать мне все-таки не хочется. Более того, я предложила Верке отдать гранаты нам с Николаем Ивановичем, а то они еще выскользнут у нее из кармана, и это испортит ей имидж. Тогда ни о каком милом разговоре с хозяином дома и речи не может быть. Мы же, наблюдая за происходящим из окна, всегда сможем прийти Верке на помощь. И у Николая Ивановича есть с собой верный обрез. Правда, за ним обратно бежать придется: обрез остался в машине.
Верка гранаты отдавать не хотела, в конце концов я ее уломала на одну, которую она вручила мне. Николай Иванович остался у нас безоружным, но к машине возвращаться не захотел.
Верка извлекла откуда-то зеркальце, постаралась в него посмотреться, честно говоря, не знаю, что она там увидела, но вроде бы осталась довольна. Она вообще всегда собой довольна. Затем Верка расстегнула шубу, пожалела, что она сегодня не в мини-юбке, я напомнила ей, что в юбке она обычно смотрится свиноматкой и ей гораздо лучше в брючках, о чем Верке прекрасно известно. Подружка на меня огрызнулась, заметив, что ей во всем хорошо и что многие мужики как раз предпочитают свиноматок фотомоделям. Николай Иванович вмешался в нашу перепалку, заметив, что мы обе во всем хороши, тем более что о вкусах хозяина дома нам ничего не известно. Верка сняла шапочку, вручила ее мне, тряхнула головой, распушив волосы, и отправилась в дом, держа руку поближе к гранате.
Мы с Николаем Ивановичем обогнули строение и устроились с двух сторон под окнами большой комнаты. Я украдкой заглянула внутрь, но ничего интересного не заметила: хозяин расставлял по полкам консервы и какие-то пакеты. Для одного человека еды в самом деле было многовато, в особенности если Наталья Игоревна собиралась наведаться через пару дней.
Затем я опять услышала женский голос. И второй. Хозяин, чьи слова были отчетливо различимы, велел невидимым нам личностям заткнуться. Но его приказ выполнен не был, голоса стали громче, а просительные интонации – четче.
В это мгновение резко прозвучал стук в дверь: Верка до нее добралась.
Хозяин дернулся, выронил банку (по-моему, с тушенкой), она покатилась по полу, а он крадучись направился к двери.
– Кто там? – спросил он довольно робко.
Верка тоненьким голосочком пропела сказочку о сломавшейся машине.
– Сейчас открою, только оденусь, подождите! – крикнул хозяин, хотя был полностью одет. Не верхнюю же одежду он на себя собрался напяливать?
Я на всякий случай приготовилась, к чему, правда, не знала. Хозяин тем временем прыгнул к ковровой дорожке, ведущей от двери, и ее подвинул. Под ней обнаружился открытый люк, закрытый дорожкой. Хозяин выхватил из глубокого кармана домашней курточки какой-то баллон. Отчетливо прозвучавший женский голос тут же захлебнулся: мужик прыснул в подпол из баллона и быстро закрыл крышку люка, также ранее прикрытую дорожкой, потом расправил дорожку и спокойно направился к двери.
