– А… как покупатели узнают о вас и ваших… э-э… замечательных сосудах? – полюбопытствовал начальник охраны, проглотив очередного «слугу».
– Москва слухами полнится, – заговорщически подмигнул «продавец смерти». – Мой товар в рекламе не нуждается.
– Ну-с, мне все понятно, – заявила Глория, подражая манере гостя.
– Обращайтесь, коли возникнет нужда в моих услугах, – рассыпался в любезностях Раметов. – Всегда рад помочь.
Зато Лавров ничегошеньки не понял. Но предпочел не объявлять об этом во всеуслышание.
Раметов вскочил и принялся прощаться, несмотря на поздний час и кромешную темень за окнами. Когда он шел к двери, длинные фалды его фрака развевались, распространяя запах серного дыма и индийских благовоний.
– Чертов факир! – шепотом выругался начальник охраны. – Ты ему веришь?
– У тебя есть основания подозревать его во лжи?
Москва
Виктор вскочил с дивана и, не владея собой, бросился в ванную. Сунул голову под кран умывальника и включил ледяную воду.
«То, что можно Раметову, мне нельзя… – стучало у него в висках, и ему казалось, что он сейчас сорвется, накинется на Ирину и любой ценой удовлетворит мучительное желание, которое сводит его с ума. Пусть потом делает что хочет – вызывает полицию, обвиняет его в изнасиловании, прогоняет прочь. Хуже ему уже не будет».
– Что с тобой? – с напускным участием осведомилась она.
Виктор судорожно обернулся и чуть не свернул себе шею. По его волосам и лицу стекали капли воды. Ирина стояла в дверях ванной, глядя на него лукавым взором блудницы. Шелковый пеньюар сполз с ее плеча, обнажив нежную золотистую кожу и проступающую под ней тонкую ключицу.
– Уйди! – крикнул он. – Зачем ты позвала меня? Зачем дразнишь? Я не железный…
– Мне нельзя спать с тобой, – покачала она головой. – Ведь я вдова. Тело моего мужа еще не предано земле.
– А с Раметовым можно было?
– Это болезнь, одержимость…
– Почему я не убил тогда вас обоих? – вызверился Виктор. – Это было бы справедливо по отношению к покойному. Любовник его жены и сама изменница застрелены из его личного оружия!
– Жалеешь, что не стал карающей десницей? – усмехнулась Ирина. – Еще не поздно исправить ошибку. Задуши меня, как Отелло! Или стукни молотком по голове. Будь же мужчиной, Вик! Покажи, на что ты способен.
Она издевалась над ним, искушала его своими змеиными речами и обольстительной улыбкой.
– Пользуешься моей слабостью? Знаешь, что любовь сильнее ненависти.
– Ты прикрываешься любовью, – засмеялась она, закидывая голову. – На самом деле ты – трус, ничтожество. А трус любить не умеет. Поэтому я ушла от тебя сначала к фокуснику, потом к бизнесмену. Ни один из них не сделал меня счастливой. Не знаю, что я ищу! Но уж точно не жалких подачек, не сладенького сиропа. Ты не сможешь утолить ни мою чувственность, ни мою алчность. Я чудовище, Вик! А ты готов пресмыкаться передо мной, лишь бы я позволила тебе ласкать свое тело. Готов душу отдать за мою грешную плоть. Так кто же ты? Ответь!
Она изменилась. Безвозвратно, непоправимо. Но ее смех остался прежним – звонким и чистым, как горный ручей. Она была по-прежнему мила и желанна, трогательно прекрасна даже в своих омерзительных признаниях.
Виктор тяжело дышал, ощущая, как сердце сильными точками прыгает в груди, а пол уходит у него из-под ног. Он рванулся, оттолкнул Ирину и побежал по просторному коридору чужой шикарной квартиры, обставленной по последней моде. До сих пор ему доводилось видеть такие апартаменты только в телевизионных мыльных сериалах. Он подумал, что так, должно быть, выглядит ад. И эта избалованная богатством, испорченная до мозга костей женщина – искусительница, которая призвана погубить его. Страшно падать в пропасть одной, вот она и тащит за собой несчастных, падких на удовольствия.
– Ну уж нет… врешь, не возьмешь! – как в лихорадке бормотал Виктор. – Врешь! Я тебе не поддамся… Ишь чего удумала! Боится она! Призрак покойного ей мерещится… а я-то, дурак, поверил. Повелся… Примчался, как последний лох…
Каким-то образом ноги сами принесли его в большую зеркальную прихожую, где на вешалке из орехового дерева висел его пакет. Выхватив из пакета молоток, Виктор принялся остервенело срывать отовсюду черный креп, которым Ирина завесила зеркала. С кем, с чем он сражался? С памятью об Ордынцеве? С собственным бессилием? С проклятым колдовством, которое разрушило его жизнь и жизнь Руси? С неотвратимостью потери? С жаждой любви и неспособностью любить?
Казалось, изо всех углов раздавался хриплый смех-лай Раметова. Хау! Хау-у! Хау-у-ууу-у…
Этот лай незаметно перешел в вой, и Виктор, взглянув в зеркало, с ужасом обнаружил, что воет он сам! Куда бы он ни повернулся, со всех сторон его обступали воющие двойники с перекошенными от ярости лицами и молотками в руках.
– Я убью тебя… вас… – прорычал он, размахивая своим примитивным орудием. – Убью…
Вдруг рядом с ним показалась Ирина – полураздетая, дрожащая, с распущенными по плечам волосами. «Вот он, бес в женском обличье! – нашептывал ему на ухо Раметов. – Избавься от нее, и ты спасешься! Ты сможешь… Не дай ей завладеть тобой! Подмять под каблук! Сделать своим рабом!»
Виктор размахнулся и что было силы ударил ее молотком…
Той же ночью Лавров возвращался в Москву, следуя за черным «БМВ» странного гостя. Если тот и лгал, то не во всем. Чтобы купить такую машину, надо иметь приличный достаток. Похоже, Раметов преуспевает, чем бы он ни торговал – смертью или антиквариатом.
Загородное шоссе было пустынно. В разрывах облаков изредка показывалась луна. Несколько раз Лаврову казалось, что он теряет «БМВ» из виду, но потом выходила луна и освещала скользящий впереди автомобиль. Начальник охраны удовлетворенно кивал. Вот он, голубчик, никуда не делся.
– Чего-чего, а крыльев у тебя нет, – бормотал себе под нос начальник охраны. – Значит, не уйдешь.
Заметил ли Раметов слежку или это его не волновало – он не прибавлял скорости, продолжая ехать впереди примерно на одном и том же расстоянии. Новый «Туарег», купленный Глорией для служебных надобностей, не отставал. Лавров не мог себе объяснить, зачем следит за Раметовым. Но такова уж, видно, планида бывшего опера.
Впрочем, куда можно свернуть на трассе? В Москву путь один. Разве что Раметов сочтет необходимым скрыться. Не понравится ему приклеившийся сзади «хвост».
Опасения начальника охраны оказались напрасными. «БМВ» беззаботно катил впереди, не думая отрываться и делать неожиданные повороты. И привел преследователя прямиком на Татарскую улицу, неподалеку от Водоотводного канала.
«Раметов здесь живет, – догадался Лавров. – Машину ставит во дворе, чтобы была под рукой. Сейчас он войдет в подъезд, и я узнаю его адрес».
Дом, в котором проживал Раметов, ничем не выделялся среди других домов. Но был добротным, ухоженным и с консьержем. Поразмыслив, Лавров вошел в парадное, представился консьержу журналистом и сказал, что пишет статью о цирке.
– Вы – ночной журналист? – удивился консьерж, глядя на него поверх очков.
Лавров совершенно упустил из виду, который час. Он слишком увлекся преследованием и потерял ощущение реальности.
– Нет… просто я долго караулил у дома и наконец дождался господина Раметова. Если я сейчас уйду, завтра повторится то же самое. Он возвращается домой очень поздно.
Его сбивчивые объяснения удовлетворили дежурного, по виду похожего на военного в отставке.
– Я-то чем могу помочь?
– Видите ли… человек, который только что прошел мимо вас, известный иллюзионист, мастер редких трюков. Правда, он уже не работает в цирке…
– Да вы что! – не дослушал консьерж. – То-то я думаю, очень уж у него внешность колоритная. Артист, вероятно. А он и в самом деле артист! У меня глаз наметанный. Я в армии научился людей распознавать. Там без этого нельзя.
Довольный своей проницательностью, консьерж расплылся в улыбке. Лавров, пользуясь моментом, положил ему на стойку деньги.
– Зачем? – строго спросил тот.
– Может, вы познакомите меня с ним? – схитрил начальник охраны. – Я просто не знаю, как к нему подъехать. Нелюдимый он, неразговорчивый. Интервью никому не дает, беседовать с нашим братом отказывается. А редактор мне задание дал. Не выполню – останусь без премии, а то и без работы.
– Вон оно как, – сочувственно протянул консьерж. – Серьезный у вас редактор.
– Зверь! – подтвердил Лавров.
– Жаль, но я с этим жильцом контакта установить не сумел, – признался бывший вояка. – Больно он важный, заносчивый. Пройдет – в жизни не поздоровается. Задерет голову и смотрит в сторону, будто никого вокруг не видит. Никто к нему не ходит – ни родня, ни друзья. Зато раза два-три в неделю он девочек к себе водит. Сам страшный, а девочек красивых выбирает, совсем юных… они ему в дочери годятся, а он с ними спит.
