— Думаете, ваш муж трахал ее?
— Кого?
— Мелани.
— О Господи!.. Я не уверена даже, что они были знакомы.
— Знакомы, точно вам говорю.
Джилл пожала плечами.
— И во сколько эта лодка должна приплыть сюда по реке?
— Не по реке, а лагуне. — Она взглянула на часы. — Сейчас, должно быть, только отчалили.
— Отчалили откуда?
Она не ответила.
Донофрио смерть до чего хотелось курить. Он всегда просто обалдевал, когда некоторые люди, видите ли, оскорблялись, если он вдруг закуривал в их присутствии. Что может быть лучше хорошей сигареты, когда сидишь вот так, в темноте, в хрен знает какой дыре, сидишь и ждешь, когда приплывет эта гребаная лодка, и видишь, как играет и переливается серебром вода?..
— А что вы имеете против курева? — спросил он.
— Да ничего.
— Тогда почему я не могу выкурить сигарету?
— Кто сказал, что не можете?
— Но я же только что спросил, нельзя ли при вас закурить, а вы сказали, что возражаете.
— Сама пытаюсь бросить. Ладно, курите, раз уж так охота.
— Спасибо, — и он тут же вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку «Кэмела», достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Джилл покосилась на его руки. Левая рука подносила сигарету к губам, в правой была зажата зажигалка с узким язычком пламени. Сильные руки… Затем она обежала взглядом его лицо, слабо освещенное мерцанием сигареты во время затяжек. Черты грубые, но сразу чувствуется характер. Она смотрела, как он выпускает сквозь ноздри дым. Он со щелчком закрыл зажигалку.
— А почему хотите бросить?
— Вредная привычка.
— Все должны курить, — убежденно заметил Донофрио. — И тогда никаких дерьмовых проблем возникать не будет.
Она вдруг вспомнила, как они с Мелани сидели и курили в темноте. Интересно, курила ли с ним Мелани? Интересно, что они вытворяли вместе? И как все-таки Мелани могла польститься на такого типа, как могла заниматься с ним любовью? Затем она отмахнулась от этой мысли и пожала плечами.
— Что? — спросил он.
— Да нет, ничего.
— Что значит — ничего? Я же видел, как вы пожали плечами. О чем подумали?
— Просто думала, насколько хорошо вы знали Мелани, вот и все.
— Очень даже хорошо, — сказал он.
Она кивнула.
— А что это означает? Такие вот кивки?
— Да ничего. О’кей, стало быть, вы знали ее очень хорошо.
— Да, знал.
— О’кей.
— О-о-очень хорошо, — многозначительно повторил он.
И сильно затянулся сигаретой, выпустив густую струю дыма. Окна машины были открыты, дым, извиваясь, выплыл в прохладный ночной воздух.
Джилл снова взглянула на часы.
— Так это ваше полное имя? Джилл, я имею в виду? — спросил он.
— Да, конечно. Джилл.
— О’кей.
— А что?
— Да какое-то коротенькое, вот и все.
— Да, коротенькое.
— Но ведь суть не в краткости, верно?
— Джилл, и все тут.
— А я Питер. Когда мальчишкой был, меня звали Пити. Прямо терпеть не мог эту кличку, Пити! Правда, и Пит тоже не Бог весть что. Вот Питер — совсем другое дело, звучит достойно, вы не согласны? Да что там, черт возьми, говорить, ведь оно произошло от Петра, а этот Петр, хрен его бы побрал, был святым, так или нет?
Джилл подумала, что на сленге питером называют член.
А потом отбросила и эту мысль и снова пожала плечами.
— Что? — спросил он.
— Ничего.
— Снова пожали плечами. Что это значит на этот раз? — спросил он.
— Просто подумала, что питером называют еще и член, — ответила она.
— Что, правда? — удивился он.
— Конечно. Пенис. Мужской половой орган. Он же — питер.
— Первый раз слышу…
— Ну что тут поделаешь… Но это факт, точно вам говорю.
— Да я башку проломлю любому, кто посмеет обозвать меня членом!
— И вилли тоже.
— Что Вилли?
— Вилли. Еще одно жаргонное название члена. Знаете, в Лондоне продают такие смешные гульфики, ну такие штучки, что надевают на член, чтоб не мерз.
— Быть того не может!
— Очень даже может. И жены вяжут их в подарок мужьям на Рождество.
Донофрио громко расхохотался.
— А откуда это вы знаете столько разных названий мужского члена, а? — спросил он.
— Случайное везение, — ответила она.
— Хотите сигаретку?
— Да. Кажется, и в самом деле хочу.
Он вновь достал пачку из кармана, выбил щелчком одну сигарету. Затем открыл зажигалку и поднес узкий язычок пламени к ее губам. Она глубоко затянулась. Он закурил еще одну. Дым медленно выплыл в открытые окна.
— Здорово, если б было чего выпить, — пробормотал он.
— М-м… — неопределенно протянула она.
— Жаль, что мы не у меня в машине. Там в «бардачке» лежит бутылка виски.
— Да, жаль… — сказала она.
— Любите виски?
— Да.
— Я тоже. А какой?
— «Джонни Блэк».
Джек приучил ее пить «Джонни Блэк».
— Лично я предпочитаю «Дьюарз», — сказал он.
— Надо будет как-нибудь попробовать.
— Обязательно попробуйте. Как-нибудь.
Оба они умолкли.
Ночь стояла такая тихая…
— Вообще хорошо, — заметил он. — Сидим, курим. Разговариваем. Правда, хорошо?
— Да, — ответила она, — очень славно. — И взглянула на часы. А потом — на лагуну. — Что-то задерживаются. Не пойму почему.
— А когда они должны подъехать?
— Ну, в половине второго. В два…
— Уже больше.
— Угу.
Они снова умолкли.
— Не знаю, может, нам стоит подъехать к дому? — сказала она.
— Решайте сами.
— Просто не хочется нарываться на всю эту гребаную шайку.
— Так их там целая шайка?
Он ни за чтобы не признался, но находил страшно возбуждающим то обстоятельство, что она свободно употребляет такие «нехорошие», как выразилась бы его матушка, слова. И вообще, весь предыдущий разговор со всеми этими питерами, вилли, членами и пенисами казался ему страшно возбуждающим. И тут вдруг он понял, чем она напоминает ему Мелани. В ней была эта… как ее называют… чувственность, что ли. Один взгляд этих глаз чего стоит!.. Казалось, они так и говорят: «Ну, что же ты, давай, трахни меня, пожалуйста». И это несмотря на то, что одета она была очень скромно, в джинсы и просторный хлопковый свитер. И он вдруг подумал: интересно, есть ли у нее под свитером лифчик?
— Почему бы и не подъехать к этому самому дому? — сказал он.
Они оставили «Додж» у дороги, а сами пошли пешком по грязной тропинке, ведущей к дому. Донофрио был просто уверен, что тут кишмя кишат эти гребаные крокодилы.
Дом был тих и погружен во тьму.
Они стояли в тени кустарника и какое-то время наблюдали и прислушивались.
— Похоже, там никого, — шепнул он.
— Или никого, или все они спят.
— А сколько их там?
— Джек и еще трое. Но если они добрались, то к этому времени те трое уже должны бы были уехать.
— Так, значит, он там один, да?
— Ну, если эти уехали, то да, один. И если он вообще там.
— Если он там, то один. И спит.
— Наверное, — сказала Джилл.
Они стояли совсем рядом в темноте и перешептывались. От него исходил довольно острый и странный запах. Нет, то был не дезодорант и не один из тех модных одеколонов, что носят имена знаменитых кутюрье и упаковываются в больничного вида флакончики. Нет, запах был естественный и очень возбуждающий, типично мужской и присущий только ему.
— Так пошли посмотрим, там он или нет, — предложил Донофрио.
Сжимая в руках пистолеты, они приблизились к входной двери.
Донофрио подергал ручку. Она легко подалась. Слегка толкнул дверь. Она отворилась. Какую-то долю секунды он колебался, стоит переступать порог или нет. Джилл ободряюще кивнула. Держа пистолет в вытянутой правой руке, Донофрио вошел в дом. Джилл тут же последовала за ним.
В доме царила мертвая тишина.
Они стояли в прихожей, затаив дыхание, и прислушивались. Ничего… Лунный свет отбрасывал на мебель бледно-голубоватые отблески. Теперь наконец они услышали звуки, которые издает по ночам любой дом — слегка поскрипывали и пощелкивали половицы, булькали радиаторы, в соседней комнате громко тикали часы. Они продолжали вслушиваться. Ни одного звука, издаваемого человеком. Донофрио молча махнул рукой с зажатым в ней пистолетом в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Джилл кивнула. Он пошел впереди.
Наверху от лестничной площадки отходили два небольших коридора. Три спальни… Все они были пусты.
— Вроде бы никого, — сказал Донофрио.
— А сколько сейчас? — спросила Джилл.
— Четверть третьего.
— Должно быть, что-то у них неладно.
— Наверное.
— Так что будем делать?
— Вообще-то спать здорово хочется, — сказал он. — А вам?
— Ну, наверное, тоже.
— Так почему бы не вздремнуть?
Она подняла на него глаза.
Он пожал плечами.
— Или нет?.. — пробормотал он.
