— Пойдите, поболтайте в другой комнате, — обратился он к женщинам.
Шари, схватив инженера за руку, чуть ли не умоляюще воскликнула:
— Рихард, дорогой, расскажи ему все откровенно!
Даницкий удивленно посмотрел на нее, не понимая, о чем он должен говорить «откровенно». Удивил его и гость Шари. Странно, впервые видит его и уже хочет говорить с ним с глазу на глаз! Надо на всякий случай быть начеку, подумал он.
После того как женщины удалились, Кальман властным жестом предложил гостю сесть, а сам закурил.
— Это я вам звонил, Даницкий, — сразу же переходя к делу, сказал он. — К сожалению, кое-что помешало мне прибыть на условленное место.
— Какое еще место? — подозрительно переспросил инженер.
— Проспект Аллея, семнадцать, — уточнил Кальман. — Не буду повторять весь наш телефонный разговор, напомню только: 402—913… Но думаю, что и вам лучше не ходить туда.
— А что случилось? — спросил испуганный инженер. Из того, что он услышал от Кальмана, ему стало ясно, что перед ним человек Рельната.
— Напали на мой след. Хорошо еще, что мне удалось уйти.
— Значит, я в опасности? — Даницкий вскочил со стула и уставился на незнакомца.
— Не надо нервничать! Сядьте, — успокоил его Кальман.
Инженер с опаской огляделся.
— Сударь, — почти умоляюще начал он, — прошу вас, оставьте меня в покое. Я уже больше не могу — нервы… Это просто ужасно, я сойду с ума. Ну почему вы решили исковеркать мне жизнь? Ведь вы же обещали еще в прошлом году оставить меня в покое!
Кальман безучастно посмотрел на инженера. Ему ни чуточку не было жаль его.
— Мы знаем, Даницкий, что нервы у вас сдали, — сказал он. — Для того я и прибыл сюда. Забираю дела от вас в свои руки. — Не зная конкретного задания, полученного инженером, он умышленно подбирал расплывчатые выражения.
— В том числе и радиоаппаратуру? — с надеждой подхватил Даницкий.
— Нет, пока еще нет. Но можете упаковать ее и спрятать подальше. Как только представится возможность, я заберу у вас и радиопередатчик. А пока введите меня в курс связей.
Даницкий облегченно вздохнул, словно сбросив с плеч непосильную ношу.
— У меня их две, — сказал он. — Доктор и Балаж Пете.
— Пете в безопасности?
— Мне кажется — да.
— А Доктора где я найду?
Даницкий, словно школяр, хорошо вызубривший урок, отбарабанил:
— Доктор Чаба Сендре, улица Аттилы, семьдесят четыре. Пароль: «Меня прислал профессор Добош га рентгеновскими снимками». Отзыв: «Я получу их только вечером в семь часов». — «Сколько на ваших часах, господин доктор?» На этот вопрос Доктор должен назвать точное время, а вы — сверить его со своими и сказать: «Не знаю, что произошло с моими часами: отстают за сутки на пять минут». Это все.
Кальман записал сообщение Даницкого, затем сказал:
— Все в порядке, Даницкий. И еще один вопрос. Скажите, вы не помните некоего Пала Шубу?
Даницкий посмотрел в потолок и несколько раз повторил вслух:
— Шуба… Шуба… Знакомое имя…
— В сорок четвертом по заданию Шликкена вас подсаживали к нему в камеру, — сказал Кальман.
— А-а, теперь припоминаю! — оживился Даницкий. — Точно. Шуба. Молодой человек. Тогда ему было лет двадцать пять. Я должен был разыграть перед ним арестованного коммуниста.
У Кальмана от волнения даже в животе закололо. Он сел, закурил и сделал несколько частых затяжек.
— Дело в том, Даницкий, — начал Кальман, — что Пал Шуба — ныне армейский офицер в высоком ранге, мне предстоит его вербовать. Для этого, разумеется, мне нужно знать о нем все!
— Да, но ведь тот тип на самом деле был никакой не Шуба. У него были фальшивые документы.
— Знаю, — сказал Кальман. — Но сейчас меня интересует другое: зачем Шликкену понадобилась тогда эта провокация?
— Как мне объяснил Шликкен, он просто хотел убедиться в надежности этого самого Шубы. Майор подозревал, что Шуба — английский агент, внедренный в гестапо.
— Понимаю, — кивнул Кальман. — Ну, а как же с тем сообщением, которое вы передали Шубе? Кто его придумал: Шликкен или вы?
Даницкий закурил и с улыбкой начал свой рассказ. Кальману показалось, будто кто-то, подкравшись сзади, ударил его чем-то тяжелым по голове. Все перед ним закружилось, у него засосало под ложечкой, и он уже пожалел, что не послушался совета Шалго. И зачем ему нужно было затевать этот частный сыск? Вот теперь ему известна вся предыстория предательства, а что он может сделать?
— Послушайте, Даницкий, будет лучше, если вы никогда даже не заикнетесь об этой провокации. Поняли меня? Никогда! Даже если случится так, что вы провалитесь. Потому что за одно это вас обязательно повесят. А будете молчать — никому не удастся доказать, что когда-то вы были еще и провокатором. — Кальман задумался, затем убежденно добавил: — Коммунисты, Даницкий, прощают многое. Но предательство — никогда!
Кальман знал, что за ним слежки нет, потому что разведчиков наблюдения «увел» с собой Даницкий. Так что они с Илоной могли немного позже преспокойно выйти из квартиры Шари Чомы.
Еще издали Кальман заметил, что возле виллы Калди стоит много легковых машин, но не придал этому значения и продолжал свой путь. Правда, на какое-то мгновение у него мелькнула в голове мысль: уж не случилось ли чего? Но он тут же нашел объяснение: наверно, Форбаты снова затеяли какую-нибудь встречу служителей искусства. Подойдя поближе, он заметил у ворот виллы двух незнакомых мужчин. Вероятно, прохожие, случайно встретившиеся и остановившиеся поболтать, отметил он про себя и уже хотел пройти мимо, когда один из них преградил ему путь и спросил:
— Вы куда?
Кальман остановился, удивленно посмотрел на незнакомца и, в свою очередь, спросил:
— А вам что за дело?
— Полиция, — пояснил незнакомец и показал удостоверение.
— Иду к своей невесте.
— Предъявите, пожалуйста, документы.
Кальман протянул паспорт.
Полицейский офицер взглянул на фотографию, просмотрел все записи и затем сказал:
— Товарищ Борши, я должен доставить вас в отделение. Прошу следовать с нами. — Он сделал знак одному из водителей. В первое мгновение Кальман подумал о бегстве, но тут же отбросил эту мысль. Куда бежать, да и зачем? Теперь все это уже не имело никакого смысла. Он стоял молча, не испытывая никакого желания протестовать. Но тут в голове его мелькнула мысль о Юдит.
— Вы разрешите мне хотя бы проститься с невестой?
— Нет, — сказал коротко полицейский офицер. Он показал на машину. — Пройдемте.
Уже на мосту Маргит Кальман неуверенно спросил:
— По чьему приказу я арестован?
— По приказу полковника Кары, — последовал ответ.
Домбаи остановился на пороге профессорского кабинета. Калди сидел в кресле и, казалось, дремал. Голова его была опущена на грудь, лицо исказила гримаса смерти, длинные руки свисали чуть не до самого ковра, а кисти были сжаты в кулаки. Явившийся вслед за Домбаи майор Явор со своей группой криминалистов и фотографом ожидал разрешения приступить к работе. Из соседней комнаты доносились рыдания госпожи Форбат и негромкий голос успокаивавшей ее Юдит.
К Домбаи подошел капитан Хорват и тихо сказал, что полковник Кара велел начинать осмотр. Домбаи кивнул майору Явору:
— Начинайте!
Криминалисты приступили к работе, а Домбаи вышел в соседнюю комнату. Госпожа Форбат была неутешна. Она лишь без конца повторяла: «О боже, боже! Почему я оставила его одного?» Наконец Домбаи удалось немного успокоить ее. Госпожа Форбат рассказала, что профессор хорошо спал ночью, утром проснулся веселый, с аппетитом позавтракал, прочел газеты. Около девяти утра ему позвонил Томас Шаломон и сказал, что сегодня они работать не будут, так как ему нужно ехать в какое-то издательство. Домбаи спросил, кто такой Шаломон. Ему ответила Юдит. Она сообщила все, что ей было известно об англичанине. Домбаи слушал ее и делал заметки в блокноте. Разумеется, он не стал говорить Юдит, что кое-что ему уже было известно об этом Шаломоне.
Когда Юдит замолчала, он спросил у госпожи Форбат:
— Обедали вы вместе?
— Да, вместе, — ответила госпожа Форбат. — Профессор был по-прежнему весел, хорошо, с аппетитом ел и все говорил, что после свадьбы повезет молодых в Италию. Сам, говорит, покажу им Италию. А после обеда сказал, что приляжет на часок отдохнуть. Я ушла из дому около трех; мы с мужем условились, что он заедет за мной в клуб художников «Гнездышко».
— Когда вы говорили с вашим мужем? — спросил Домбаи.
— Я звонил ей из Вены перед самым выездом, — пояснил Форбат. — Когда мы приехали в Будапешт, я отвез Юдит к ее жениху, товарища Нараи ссадил на улице Аттилы Иожефа, а сам поехал на станцию техобслуживания. Около пяти я встретился с женой, а в семь мы уже были дома.
