– Я помогу, мама, – неожиданно раздался тихий голос, и Ирина обернулась. Полина стояла в коридоре с напряженным лицом, закусив губу.
– Все в порядке. Донесем вещи вместе.
– Мне очень неприятно, что тебе приходится быть свидетелем этих отвратительных сцен.
– Все нормально, мам. Это жизнь.
– Как говорят, се ля ви.
– Ты можешь жить на два адреса, – предложила Ирина. – Конечно, тех условий, что здесь, я тебе не обещаю, но…
– Я буду жить самостоятельно, – решительно произнесла Полина. – Буду работать, сниму квартиру… Не переживай за меня.
Дочь с матерью крепко обнялись, в их глазах стояли слезы.
Твердый орешек
– Осторожно, не урони, – сказал Анатолий, внимательно следя, как его помощник, крепкий мужчина с полоской усов, осторожно нес к гаражу заполненный тарелками поднос.
Пока скрипач открывал дверь, он принюхался к аромату, доносившемуся от блюд, и пробасил:
– Балуете вы ее, шеф. Можно было и бутербродом ограничиться.
– Макс, это не твое дело, – сверкнул глазами Анатолий. – Давай ужин.
Когда скрипач с подносом скрылся в гараже, усатый пожал плечами.
Между тем Анатолий приблизился к Веронике, напевая себе что-то под нос. С тех пор, как он оставил девушку, прошло два часа, и ее поза не изменилась. Это ему не понравилось, и лоб музыканта прорезали глубокие складки.
– Просыпайся, солнышко, – проворковал он, ставя поднос на пол. – Не пугай меня.
Сев на корточки, он наклонился, убирая волосы с лица девушки. Глаза пленницы были закрыты, лицо покрывала бледность.
– Ну, не притворяйся!
Гладя Веронику по лицу, Анатолий чувствовал подушечками пальцев мягкую бархатистость ее кожи, при этом испытывая растущее возбуждение.
– Доброе утро, чудо чудесное, – прошептал он, улыбаясь. – Открывай глазки… Пора ужинать.
Указательный палец скрипача задержался на губах Соколовой, и он шумно сглотнул, ощущая, как внутри растекается приятное тепло. В следующее мгновенье Вероника открыла глаза.
– Доброе, – бросила она, и, прежде чем Яковлев успел что-то сообразить, она клацнула зубами.
Лишь в последнюю секунду он инстинктивно прижал к себе руку, тем самым спасая пальцы. Но Вероника не остановилась, ее тело выгнулось дугой, словно распрямившаяся пружина, и музыкант неожиданно почувствовал мощный удар в грудь. А еще спустя миг его шею уже обхватывали крепкие ноги пленницы.
– Сука! Ты что задумала?! – хрипло вырвалось у Анатолия. Барахтаясь на полу, он задел ногой поднос с ужином. Звякнув, перевернулась тарелка с ухой, от разлитого супа начал подниматься легкий пар. – Макс! На помощь!
Он попытался освободиться от хватки девушки, но все его усилия были тщетными, Вероника сжимала его ногами, используя их как огромные тиски. Лицо скрипача из розового приобрело красный оттенок, глаза выпучились, из мокрого от слюны рта вылетали сиплые нечленораздельные звуки. Судорожным движением он выхватил электрошокер, но не удержал его, и тот упал на пол.
– Ключ от наручников, – потребовала Вероника, слегка ослабив хватку.
– Ты… я… – выдавил Анатолий. – Отпусти!
– Ключ, – повторила она. – Или я сломаю тебе шею.
– Я… не могу… Ключ в доме, – пискнул он.
Она вновь стиснула ноги, и физиономия Яковлева начала багроветь.
В гараже мелькнула тень, и Соколова не сразу заметила, как рядом с ней оказался усатый мужчина. Она даже не успела среагировать – короткий удар в голову, и перед ее глазами заплясали сверкающие огоньки. Тело пленницы обмякло, ноги выпрямились, и Анатолий, поскуливая от страха, тут же отполз в сторону на безопасное расстояние.
Тем временем усатый намотал на кулак волосы Вероники.
– Давай, – улыбаясь, прошептала она, узнав в мужчине водителя «Хендай» в момент ее похищения. – Только бей сильнее. Иначе тебе тоже достанется.
Нахмурившись, тот уже занес кулак, но Анатолий остановил его:
– Хватит. Отойди.
Тяжело дыша, скрипач быстро осмотрел себя. Не считая испачканных супом джинсов, он был в порядке.
– Посмотри, что ты наделала, маленькая засранка, – сказал он брезгливо. – Это были мои любимые джинсы! А теперь они все залиты ухой!
– Ухой? – засмеялась Вероника. – А мне почему-то кажется, что ты попросту надул в них, дядя.
Щеки Анатолия стали пунцовыми. Он показал жестом, чтобы его помощник убирался из гаража, и усатый нехотя направился к выходу.
– Нет, это не моча, а суп, – произнес скрипач, когда они с Вероникой остались одни. – И ты лишила себя обеда. А я специально заказал тебе его из ресторана, еще горячий. Уху из осетрины и спагетти с куриными крылышками. А ты, своенравная дурочка, зачем-то начала брыкаться…
– Анатолий, ты сумасшедший. О чем ты вообще думаешь?! Неужели ты считаешь, что тебе все это сойдет с рук? Твои деньги и звание великого скрипача тебя не спасут! Ты сядешь в тюрьму, и надолго!
Яковлев засмеялся, и Вероника внезапно поймала себя на мысли, что этот смех вызывает у нее ассоциацию с прогнившим гробом, в котором перекатываются истлевшие кости.
– Не пугай меня тюрьмой, мое сокровище. Самая страшная наша тюрьма – это наше сознание – черная и бесконечная дыра, от которой несет ледяным холодом! Человек сам для себя является тюрьмой! Но если смотреть на вещи практично, то даже если меня арестуют, я найму самого лучшего адвоката. Например, Павлова. Уверен, этот прощелыга сможет вытащить из любой задницы!
Он снова закудахтал, восторгаясь собственным чувством юмора, а Вероника на мгновенье прикрыла веки. Что за несусветный бред?! Боже, неужели этот тип действительно когда-то вызывал у нее уважение и даже симпатию?! Сейчас перед ней стоял трясущийся от возбуждения безумец с круглыми сверкающими глазами.
– Или ты думаешь, он спасет тебя? – прошелестел он, склоняясь над ней. – Твой Артемий?
– Почему бы и нет? – как можно спокойней ответила она. – Он тебя в отбивную превратит, если узнает, что ты вытворяешь.
– А вот и нет, – с ухмылкой возразил Яковлев. – В самое ближайшее время твой
