С другой стороны, пришло время, когда «видно будет», и Катя оказалась в растерянности. Ничего не было видно. Она не знала, что делать дальше, и никто не мог ей подсказать. И Андрей в последнее время вел себя как-то странно. Он по-прежнему подшучивал над ней, смеялся, но за его шутками и смехом Катя чувствовала напряжение, и это ее пугало.
Он ничего не предлагал, а она ничего не просила, и ее положение стало неопределенным и оттого глупым. Кто она для него? Что он думает об их отношениях? Проще всего было спросить у него, но Катя боялась ответа и трусливо пережидала очередной день, мысленно вздрагивая, когда ей казалось, что Капитошин собирается завести серьезный разговор. Но он не заводил. Они вообще не говорили ни о чем серьезном с тех пор, как она отдала русалку Макару, — только спали вместе, завтракали, перебрасываясь пустыми фразами, работали, не видя друг друга, и возвращались домой. Ночью Катя снова становилась счастливей — до тех пор, пока Андрей не засыпал, отодвинувшись от нее.
«Он меня приютил на время, а теперь не знает, как избавиться», — чуть не плача, ныл Щенячий голос.
«Ну да, — соглашался Циничный. — Поматросил и собирается бросить. Но как порядочный человек испытывает угрызения совести».
Катя затыкала оба голоса, но сама не могла не замечать, что отношение Андрея к ней изменилось. Он стал сдержаннее, и пару раз она ловила себя на том, что боится подойти к нему вечером, чтобы обнять. Ей было страшно, что он поморщится, или отшутится, или честно скажет, что ему не хочется, чтобы она его обнимала. «Мне нужно поговорить с ним», — внушала она себе, но не могла начать разговор.
«Может быть, он хочет, чтобы я съехала? Может, он привык жить один?» — Катя задавала себе бесчисленные вопросы, ни на один не могла ответить, и сама придумывала очередную мелочь, портившую ей настроение на целый день:.
Катя разложила по ящикам документы, выключила компьютер. Был конец рабочего дня, и большинство сотрудников уже разошлось. Расходились не маленькими компаниями, как раньше, а поодиночке. С тех пор как они проиграли тендер, все словно чего-то ждали, и ожидание было напряженным.
Ее вывел из раздумий голос Андрея.
— Катюха, ты готова?
Она кивнула, не глядя на него. Капитошин задержался на секунду возле ее стола, собираясь что-то сказать, но передумал.
— Жду тебя в машине, — суховато бросил он.
По дороге домой оба молчали, и Катя все отчетливей ощущала, что между ними стоит что-то невидимое, тяжелое, мешающее им обоим относиться друг к другу, как прежде.
«Он не знает, как сказать мне, чтобы я уехала».
«Он устал от наших отношений».
Они поднялись в квартиру, и Капитошин пошел на кухню, а Катя встала перед темным окном, на которое они так и не купили шторы.
«Тебе надо собирать вещи и уезжать, — трезво сказал Циничный. — Что ты хочешь выяснить? А главное — ты уверена, что хочешь что-то выяснять?»
«А вдруг… А если… — заныл Щенячий. — Нет, надо остаться! И вообще, нам некуда ехать!»
В комнату вошел Андрей, остановился в дверях.
— Над чем задумалась? — безразлично спросил он.
Не слушая ни Циничного, ни Щенячьего, Катя обернулась к нему, помедлила чуть-чуть, собираясь с духом, и неожиданно для самой себя сказала:
— Над тем, что мне нужно собрать вещи. Я уезжаю, Андрей.
Сергей отложил листы в сторону и запрокинул голову, так что хрустнули позвонки. Поводив подбородком вправо-влево, он снова потянулся за распечаткой. Он сверял каждого из сотрудников «Эврики», смотрел все его звонки за последние месяцы, но пока ни один номер не совпал с имеющимися у него номерами «Фортуны».
Бабкин понимал, что ловит призрачную удачу за хвост, и вовсе не обязательно, что поймает ее. «Крот» мог быть из другого списка — точно так же, как и тот сотрудник «Фортуны», с которым он связывался. Он мог звонить с другого телефона. «Фортуна» могла выйти на «крота» через третье лицо, и тогда предстоит искать его, а это удлинит время поиска и усложнит работу на порядок.
Передохнув от мельтешащих в глазах цифр, Сергей взял очередной лист и сразу выхватил глазами знакомый номер. Он ему уже встречался. Просмотрев список работников «Фортуны», Бабкин выяснил, что номер принадлежит личному водителю генерального директора. Он снова покрутил шеей, недобро улыбнулся и выписал на бумагу имя человека, созванивавшегося с водителем генерального директора регулярно на протяжении последних полутора месяцев.
«Снежана Кочетова».
Бабкин отложил списки и набрал номер Илюшина.
— Привет, — сказал он. — Как я и говорил, даже при отсутствии везения кропотливая работа все равно даст результаты. Похоже, я только что нашел нашего «крота».
— Почему? — спокойно спросил Андрей. — В принципе, я ждал такого ответа. Только объясни, пожалуйста, почему.
Катя обернулась, со страданием посмотрела на него. Он снял очки и вертел их в руках, держа за тонкие поблескивающие дужки.
— Потому что мне тяжело, — тихо сказала она. — Мне стыдно.
— Перед твоим мужем?
— Перед самой собой. Мне нужно, чтобы все это закончилось, и тогда я смогу…
Она не сказала «вернуться к тебе», так как вдруг поняла, что не знает: хочет Капитошин ее возвращения или нет. Он молчал, стоя возле двери, и по его лицу невозможно было понять, о чем он думает.
— Совесть тебя замучила, — протянул он в конце концов. — Я, конечно, предполагал, что этим закончится…
— А я не хочу, чтобы этим заканчивалось, — не сдержалась Катя. — Не хочу, понимаешь?!
Андрей не сделал попытки подойти к ней, не сказал ничего утешительного, не пообещал, что ничего не закончится, как втайне надеялась Катя… Вместо этого он просто спросил:
— А чего ты хочешь?
«Хочу остаться с тобой и быть счастливой», — хотела сказать Катя, но это была неправда. Все то время, что она была с Капитошиным, ее терзала мысль о том, что она поступает нехорошо, и от этой мысли все счастье куда-то пропадало. «Хочу уйти от тебя», — но и это тоже было неправдой. «Хочу, чтобы кто-то взял на себя ответственность за то решение, которое я приму».
«Вот! — шепнул кто-то из ее голосов. — Наконец-то ты сказала правду».
— Я хочу пожить отдельно, пока идет следствие. Артуру нужна будет моя помощь… я не знаю… передачи, посылки… как это все называется? А потом, когда все закончится и я разведусь с ним, вот тогда… — Она запнулась и скомканно закончила: — Тогда не знаю. Посмотрим.
Капитошин по-прежнему молчал, и она попросила:
— Скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Он усмехнулся.
— Надеюсь, ты начнешь реализовывать свою программу с завтрашнего утра, а не с сегодняшнего вечера? Кстати, если не секрет, где ты собираешься жить?
— Найду комнату. Сниму в общежитии. Что-нибудь придумаю.
Капитошин сделал неопределенный жест рукой, изображавший согласие, вышел из комнаты и зашумел тарелками на кухне. Катя постояла еще немного, чувствуя, как ее охватывает серая тоска, и пошла за ним.
— Ты мог бы сказать, что подождешь меня, — остановившись на пороге, произнесла она. — Или сказать, что не будешь ждать. Ты мог бы сказать хоть что-нибудь, чтобы я поняла, как ты к этому относишься.
— Ты не уходишь в армию, кажется, чтобы я обещал тебя ждать, — бросил Андрей. — И тем более не на войну.
Катя молча кивнула. Конечно. Не в армию. И тем более не на войну. Глупо было и спрашивать.
— Пойду соберу вещи, — тихо сказала она.
Голос Капитошина догнал ее, когда она уже была в коридоре.
— Я тебя подожду, разумеется, — буднично проговорил он ей вслед. — Глупо было и спрашивать.
Утром они с Андреем опоздали на работу, и потому Катя вбежала в офис, предчувствуя очередной скандал с Шалимовой. Но вместо злорадно поджидающей ее Аллы Прохоровны увидела возле своего стола Снежану. Глаза у той были красными и опухшими, а губную помаду она съела, что означало для Кочетовой крайнюю степень волнения.
— Привет, Снежан. Что случилось?
— Мне надо с тобой поговорить. Срочно! — выпалила та и потянула Катю за собой в привычное убежище — в женский туалет.
Пятнадцать минут спустя Катя вышла из туалета, оставив захлебывающуюся рыданиями Снежану, которая никак не хотела успокаиваться. «Мне надо прореветься, — всхлипывала она. — Катька, ты иди, а я еще пореву».
— Валерьянки тебе надо, — озабоченно сказала Катя, прибавив про себя «дурында». — Сиди здесь, я принесу.
История, рассказанная Кочетовой, оказалась довольно банальной. Снежана влюбилась «не в того человека».
— Мы с ним раньше встречались, — рассказывала она Кате, разглядывающей фотографию низкорослого мрачного парня с некрасивым лицом. — В девятом классе. Знаешь, он и тогда был хулиган, но я от него с ума сходила! Не смейся, правда, сходила! У него руки такие мускулистые, и вообще он был красавец.
