— Не понял?
— Не примут вас за крутого? Как бы не того… Как хозяина.
— Я вернусь примерно через час.
Парень только плечами пожал, равнодушно зашагал к шлагбауму. Все, как тогда: день ясный, но прохладный. Только не весна — лето. Тогда сирень еще не зацветала, теперь уже давно отцвела.
Он шел в Нахаловку, чувствуя нервное напряжение. Знал, куда идет. Надо только дойти до крайнего дома на правой стороне улицы, постучаться в калитку и как можно веселее спросить:
— Ну, мужики, где у вас тут спирт с водой по бутылкам разливают?
Как тогда. Почему так поступил бы следователь Мукаев, совершенно понятно, а почему так сделал Саранский?
— Ну, мужики…
Тихо. Открыл калитку сам, вошел. Странно, почему это никому еще не пришло в голову искать Сидорчука здесь? Ведь это так просто! Но все уверены, что тот подался в бега. А меж тем…
Меж тем в доме было тихо. Он поднялся на крыльцо, оглянулся: никого. Постучал в дверь:
— Эй, Сидорчук! Илюша! Чуха? Чуха, ты где?
Он Саранский. Иван Саранский. Потому что, открыв дверь, снова громко кричит:
— Чуха!
Щелкнул выключателем: теперь свет есть. Но такое ощущение, что по дому никто не ходил. Вчера вечером оставил здесь все в таком же виде. Знакомая дверь, несколько ступенек вниз.
— Эй, Чуха!
Сидорчук висел на батарее, в петле, шея странно свернута набок. Как врач, он сразу определил: мертв со вчерашнего вечера, быть может, с ночи. Окоченел уже. Да, тюрьмы бы ему не выдержать. Замкнулся еще один круг.
Что надо делать? Достал отключенный мобильник следователь Мукаева, набрал пин-код. Это в последний раз.
— Руслан? Ты дома?
— Ваня? Куда ты пропал? Я тебе звоню, звоню. Дома нет, мобильник отключил. Зоя сказала: с утра уехал. Куда?
— Я нашел Сидорчука.
— Где?!
— Дома. То есть в Нахаловке.
— Я сейчас группу захвата…
— Не надо. Он умер.
— Как умер?
— Никакого криминала. Похоже, повесился.
— Это же… Считай, что признался.
— Послушай, Руслан, ты скажи Зое… — Комок в горле. Как странно: ощущение, что Руслан Свистунов, Свисток, действительно его друг детства, не покидает. — Нет, ничего не говори. И… спасибо тебе.
— Да что случилось-то? Что?!
— Память ко мне вернулась. Просто вернулась память.
— Да ну! Я тебя поздравляю! Маньяков на наш век хватит. Цыпин тут оклемался, привет тебе. Благодарен очень за спасение утопающих от рук самих утопающих, на пенсию теперь собирается. А тебя, говорит, будет рекомендовать.
— Кого? Меня? — Чуть не рассмеялся. — Не стоит. Уезжаю я. Насовсем.
— Иван! Ты этого того… Не дури.
— Позвони куда следует, пусть приедут в Нахаловку. Он здесь, в особняке. На батарее. И скажи Зое… Нет, ничего не говори. Все.
— Мука, ты…
Отбой. Отключить телефон, чтобы не звенел. Абонент больше недоступен. Ни временно, ни постоянно. Потому что здесь, в подвале, он окончательно вспомнил все. Нет, в жизни не бывает случайных совпадений. Теперь он прекрасно знает, зачем после того, как убил брата, приехал в Нахаловку, к Сидорчуку. Предупредить хотел, чтобы сворачивались. Временно прекратили производство фальшивого спиртного и затаились. Потому что следователь Мукаев мог и сказать кому следует о своих подозрениях. Не Цыпину, нет. Цыпин куплен. Но надо на всякий случай переждать. Береженого Бог бережет.
И тут он еще раз оценил, каким же умным человеком был следователь Мукаев. Не только маньяка сумел вычислить, но и связал появление трупов после десятилетнего затишья с появлением Сидорчука в Нахаловке. Ведь когда он, Иван Саранский, приехал на вечер встречи выпускников, он уже тогда стал иметь Чуху в виду. Его будущее разорение. И именно он посоветовал Ладошкину обработать Илюшу. Точно все рассчитал. Но сам не поехал к бывшему однокласснику: вообще предпочитал не светиться. Хозяина никто не должен знать в лицо.
Только почувствовав опасность, Хозяин решил явиться сам: предупредить, чтобы сворачивались. Кто знает, что лежит в сейфе у следователя Мукаева? Вдруг подробный отчет? Вдруг он рапорт наверх послал? Кто знает…
Но уголовник Быканин, по кличке Бык, тот самый, с волчьими глазами, принял его за следователя Мукаева и ударил по голове. В кармане нашли и служебное удостоверение, и пистолет. Правда, Илюшу смутил брелок, но он твердо знал, что Ивану Саранскому в его доме делать нечего. Значит, пришедший — следователь прокуратуры Мукаев и надо накачать его одурманивающим газом.
Газ. Вот оно. Дело всей жизни. Лаборатория. Теперь совершенно понятно, зачем он так упорно шел тогда в Москву. Шел, чтобы никто, никогда больше не делал с людьми это… Надо срочно выйти на воздух, на свет. Здесь становится невыносимо. Потому что теперь вспомнил и это: как медленно убивали его память. Кажется, надевали на голову прозрачный целлофановый пакет и…
Он сам давал Ладошкину баллончики без опознавательных знаков. Нет, крови не любил. Только кровь таких женщин. Зачем понапрасну убивать людей? Можно просто сделать с ними это.
Идея пришла, когда после окончания института он стал работать врачом-анестезиологом. Давал людям хлороформ и видел, как они засыпают и не чувствуют боли. Не помнят потом ничего, что происходило во время операции. А как сделать, чтобы не помнили и того, что было до нее? И он вернулся к любимой химии. Поступил на заочное отделение на химический факультет. Талант был, а знаний не хватало. И, только начав опыты, понял, что не хватит и денег. Чтобы иметь свою лабораторию, нужны были большие средства. Огромные. Химия — наука дорогая. А он уже был одержим. В первую очередь идеей вылечить себя самого. Почему-то был уверен, что, забыв все, забыв прошлое, забудет и болезнь. Очнется как будто новорожденным и все начнет сначала. Глупая идея. Глупейшая.
Теперь он понял все свои ошибки. Понял, когда оказался внутри эксперимента. Его перепутали со следователем Мукаевым и подвергли обработке газом. И уже тогда, в подвале, очнувшись на мгновение, он решил все уничтожить. Лабораторию, результаты опытов. Потому что Ладошкину этого отдавать нельзя. Страшный человек.
Сначала не было никакого Ладошкина. Был красивый парень, двадцативосьмилетний врач Ваня Саранский, студент-заочник химического факультета, которому срочно нужны были деньги. Много денег. И он понимал, что честным путем их не заработает. На коттедж в тихом месте, но близко к столице, на лабораторию, на свободное время, которое просто необходимо для опытов, не заработает ни за что. И была женщина. «АРА». Алевтина Робертовна Акатова. Жена очень богатого человека и дочь человека очень влиятельного. Несколько лет он был ее любовником с молчаливого согласия мужа. Развлекал сорокалетнюю соломенную вдову. И в благодарность, опять же с ведома мужа и под молчаливым покровительством того, она дала своему любовнику денег. Стартовый капитал. И мудрый совет дала: честным путем больших денег не заработаешь.
Он знал, где взять спирт. Большие левые партии. Все-таки работал врачом и был в хороших отношениях с женщиной, этим делом заведующей. Спирта больнице требовалось много. Через эту даму, поухаживав красиво, наладил канал, потом основал, как прикрытие, частную фирму. Торгово-закупочную. Помог тот же Акатов. Рекомендовал: парень, мол, хороший, перспективный, пусть платит кому следует за «крышу» и делает деньги.
Вспоминать об этом было мерзко, о первых шагах в большом бизнесе. Эту АРУ, этого большого босса с большим животом. И заниматься добыванием денег тоже было мерзко. Именно поэтому он в итоге нашел Ладошкина. Вернее, Ладошкин нашел его. АРА порекомендовала. «Молодой, перспективный, образованный…»
И беспринципный. Самое то. Ведь надо было работать над созданием препарата. Первые результаты уже были, но работать приходилось урывками, ночами. Он сделал Ладошкина генеральным директором и фактически передал тому все полномочия. Брал только деньги: проценты с оборота. Именно Ладошкин года полтора назад выпросил газ, экспериментальный образец. «Для опытов».
Он понял, что над людьми, но ничего не сказал. Люди так люди. В конце концов, им же хочет помочь. Наука требует жертв. И те, кто покупают его левую водку, тоже жертвы науки. Пусть не пьют. Он же не пьет, потому что водка — это гадость. Хорошим людям его доходная деятельность не вредит. Если кто-то и отравится, туда и дорога. На тот свет. Пусть не пьют.
Сколько же глупостей он наделал! Но главное теперь вспомнил: где находится его дом. Не тот, где Зоя, Головешки, а тот…
Зоя! То, чем он с ней занимался, называется каким-то ужасным словом. Каким-то очень и очень… Ведь она замужем за его братом… Пусть даже была… Как-то это называется… Зоя… Племянницы… Ну кто, кто решил вдруг, что он — следователь Мукаев?! Кто?!
…Он уже плохо соображал, что стоит на крыльце, бессмысленно смотрит на небо и что-то негромко бормочет. Сюда же сейчас приедут! Надо бежать. Как и в первый раз, по инерции, хотелось убежать от прокурора Цыпина, убежать от закона. Бежать…
