— Еда какая-нибудь в доме есть? — Голос Ладошкина.
— Смеешься! Делать мне больше нечего!
— Ох, Ольга! Ладно: сделаю я из тебя образцовую жену! Но это после. А пока поедем с тобой, лапочка, в кабак. Отметим помолвку.
— Слушай, может быть, мне сразу к тебе переехать?
— Погоди. Он должен рано или поздно объявиться. Кстати, почему ты его не искала эти два месяца?
— Смеешься? Делать мне…
— Поехали, милая.
Отпустил их. Просто взял и отпустил. Когда хлопнула входная дверь и в замочной скважине повернулся ключ, подошел к окну, подождал, пока отъедет машина. Всех уничтожить невозможно, пусть едут. Да и к чему уничтожать? Лодка, на которой последние полтора месяца уже мертвым плыл в царство теней, достигла противоположного берега. Вспомнив об этом, он пошел в лабораторию. Целая пристройка ей отведена. Странно: замок на двери взломан. Хотя чего ж тут странного? Ладошкин покопался, не иначе. Или Ольга. Ничего в его работе толком не понимают, кроме одного: можно обеспечить себя на всю жизнь. Ведь он почти закончил.
Хотя неправда. Не закончил. Память все-таки возвращается. Надо бы узнать, что стало с теми остальными, кто принимал препарат, собрать информацию, проанализировать собственное состояние, взять анализы и работать, работать, работать… Он близок к цели, а сейчас, как никогда…
…Разбивать стекло оказалось приятно. Вообще ломать. Дольше всего он возился с компьютером, с жестким диском. Просто стереть информацию — этого мало. Умельцы есть, реанимируют. Тут нужны были серьезные механические повреждения, чтобы никто, никогда, нигде… Остальное не важно, но остановиться он уже не мог. Бил стекло, ломал ожесточенно дискеты, на которые копировал на всякий случай некоторые особенно важные записи, крушил аппаратуру. Не помнил, само загорелось или это он чиркнул зажигалкой. Знал, что газ — это опасно. И реактивы, с которыми он работал, отнюдь не безобидные. Мысль выбраться из лаборатории мелькнула на мгновение и исчезла. Куда? Кому он нужен, спасать свою жизнь? «Я старше тебя, урода…»
Зоя… Это воспоминание было последним. Если бы он подумал о ней раньше, то мог бы и успеть выбраться. Почему-то отчаянно жалко вдруг стало те два солнечных дня в деревне, речку, солнце, двух хорошеньких девчонок, острожные (чтобы никого не разбудить) поцелуи ночью в терраске. Жалко друга детства, не того, который на батарее, с неестественно свернутой шеей, а того, который вроде бы вовсе и не его друг. Жалко старого человека с одышкой, усталого, запутавшегося, жалко высокую, строгую женщину со сросшимися на переносице бровями. Жалко того, что могло было случиться с ним и раньше, но почему-то досталось другому и пропало бездарно, впустую. Жалко себя и вообще… Жизнь?
Но он просто не мог к ним всем вернуться. И никому ничего не хотел объяснять. Это главное: никому и ничего не объяснять. Он думал, что сначала будет взрыв и тело его сделается наконец по-настоящему мертвым, а потом уже будет долго гореть, но огонь добрался раньше. Все-таки тому, другому, было легче. Он горел уже мертвым. «Я старше тебя…»
Теперь уже ровесники. До Страшного суда, который, может, будет, а может, нет. Кто как верит.
— Самоубийство, Владлен Илларионович. — Руслан Свистунов выглядел усталым. — Но нет никаких сомнений, что Сидорчук и был нашим маньяком.
— А что ж Ваня не пришел?
— Да он там… В общем…
— Капитан Свистунов!
— Есть!
— Доложите, как положено… Ты не жалей меня. Не жалей…
— Правда, что вы теперь на пенсию, Владлен Илларионович?
— Что ж. Пора… Да…
— Он снова исчез. Дома не ночевал.
— Ну, это еще ничего не значит. Наш Ваня… — Цыпин вдруг осекся, что-то вдруг вспомнив. — Ищут его?
— Уже ищут.
— Значит, это был Сидорчук. Что ж, надо закрывать дело. Как с доказательствами?
— Все будет в лучшем виде, Владлен Илларионович.
— Ну-ну. Как-то оно все… — И вдруг Цыпин тихо спросил: — Как думаешь, кто это был?
— Следователь прокуратуры Иван Александрович Мукаев, проживающий по адресу…
— Да ну вас! Как сговорились! Что ж, Мукаев так Мукаев.
Капитан Свистунов все-таки рассмотрел внимательно отпечатки пальцев, снятые с пистолета, изъятого у Сидорчука. Дома был фотоаппарат, подаренный другом детства Ванькой Мукаевым на тридцатипятилетие. Фотоаппарат этот валялся в шкафу с марта месяца, отщелканная на юбилее пленка так и не была проявлена. Снимал тот, кто подарил: следователь прокуратуры Иван Александрович Мукаев. Отпечатки с фотоаппарата Свистунов тоже отправил проявлять в лабораторию. На пистолете, из которого убили до неузнаваемости обгоревшего мужчину, личность которого так и не смогли установить, подобных отпечатков не было. Зато те, другие, не принадлежавшие Сидорчуку, но обнаруженные на изъятом у него пистолете, были и в кабинете следователя Мукаева, и на гаечном ключе, который он, Руслан Свистунов, подобрал в гараже и принес эксперту вместе с бутылкой марочного коньяка. Как взятку. Потому что никто так и не узнал о маленьком частном расследовании оперуполномоченного по тяжким преступлениям против личности капитана Свистунова. А о том, что в областной сводке того дня, когда снова пропал следователь Мукаев, мелькнуло сообщение о пожаре в частном коттедже и гибели его хозяина Ивана Александровича Саранского, Свистунов так никому и не сказал. Особенно Зое.
На свете есть много удивительных и странных вещей. Сталкиваясь с ними изо дня в день, люди перестают удивляться. Например, на дорогах Московской области можно до сих пор встретить странную женщину на старых «Жигулях». Один глаз у нее карий, другой голубой. В машине иногда сидят вместе с ней две хорошенькие черноволосые девчушки, совершенно одинаковые. Женщина, никуда не спеша и не обращая внимания на сигналы раздраженных маленькой скоростью «Жигулей» автолюбителей, едет по шоссе, стараясь держаться ближе к обочине. Порой, когда в сторону Москвы бредет одинокий путник, мужчина высокого роста, женщина вдруг резко тормозит и выскакивает из машины. Она бежит навстречу мужчине, но бежит недолго. Останавливается вдруг так же неожиданно, разворачивается и идет обратно к «Жигулям». Те, кто видит ее не в первый раз, привыкли. Женщина не оставляет своих поисков уже второй год. Не собирается делать этого и после, хотя многие советуют:
— Брось, Зоя! Его давно уже нет в живых, твоего Вани!
Но женщина упрямо качает головой:
— Он вернется. Я верю, что он все вспомнит и обязательно вернется.
Что ж делать: один глаз у нее карий, а другой голубой.
