И одновременно он оставался на твердой земле, где стал туманом, призраком того, кем был всего несколько секунд назад.
Остатки его мыслей превратились в мольбы и бессмыслицу, которые скоро рассеялись, так и не извлеченные из темных закутков разума.
Если бы только он мог дышать, шевелиться.
Крик Фионы пробился сквозь деревянный каркас дома. Она сорвалась с места, ее ноги, казалось, беззвучно скользили по разрушенному холлу, стремясь к упавшему ребенку.
Лицо Грейси было закрыто доской. Большую часть ужаса скрывала маска из шероховатой древесины. Но Фиона, несмотря на застывший на собственном лице шок, все же заставила себя улыбнуться. Улыбка могла смягчить голос, когда тот вновь вернется. Как мама, она понимала, когда ее ребенок нуждается в самой глубокой заботе и утешении. И Фиона была готова притвориться кем угодно, лишь бы хоть на йоту уменьшить ужас Грейси.
Том испытывал невероятную благодарность за то, что жена рядом. Он бы заплакал от облегчения, если бы на это было время.
Однако Том видел, что Фиону одолевали те же мысли, что и его. Когда она опустилась на колени рядом с маленьким дергающимся телом и увидела жуткий «сироп», капавший с головы малышки на фундамент этого прогнившего дома, то неумолимо столкнулась с возможностью того, что их единственный ребенок умрет у них на глазах.
* * *
Том едва помнил, как сажал Грейси на заднее сиденье своей машины. Возможно, воспоминания о том, как они выходили из холла и шли к автомобилю, были слишком ужасны. Доска держалась за их девочку, напоминая перевернутые носилки. Убрать ее родители не осмелились. Пока Грейси не увезли в операционную, половица оставалась у нее на голове. Настоящая половица. Но Том с Фионой каким-то образом перенесли и запихнули на заднее сиденье затихшую дочку и соединенную с ней гвоздем доску, которая лежала сверху крышкой гроба.
Фиона водила лучше и быстрее, а ее автомобиль был новее, но она была нужна на заднем сиденье, поэтому Тому пришлось взять свою развалюху. Хотя к тому времени, как он сел за руль, Том настолько нервничал, что не мог заставить свои руки работать. Три попытки пристегнуться ремнем безопасности не увенчались успехом. После третьего рывка замок, наконец, защелкнулся.
Затем Том бессмысленно уставился на ключи от машины, гадая, что с ними делать. Словно от шока в его разум прогрузилась деменция.
Он все-таки справился с этой простой задачей. Включилась стереосистема, громкость и настроение музыки совершенно не подходили ситуации.
В голове у Тома были лишь остаточные воспоминания о том, как управлять автомобилем, он дрожащими руками включил дворники, затем поворотники. Ручной тормоз якорем удерживал машину и дважды ее останавливал, прежде чем Том вообще вспомнил о существовании этого устройства.
Как только машина покатилась плавней, они заскользили в темноту, которая казалась еще более глубокой из-за отключенных фар. Том чувствовал, что мрак медленно проникает в умирающий мозг его дочки.
Он только один раз осмелился оглянуться через плечо на заднее сиденье. Но после увиденного едва не съехал с дороги.
Его взгляд выхватил Грейси – одна сторону ее тела. Кожа была мертвенно бледной. А когда желтый свет уличного фонаря проник в салон, стал виден ярко-алый цвет, который окрашивал маленькую головку и шею. Малышка дрожала под доской, словно страдала от жара.
Волна паники пронеслась по пищеводу Тома, словно рвота, он был близок к истерике. Попытался удержать автомобиль, который завихлял из стороны в сторону и зацепил поросшую травой обочину.
– Что ты делаешь, идиот! – закричала на него Фиона и привела в чувство. Жена выгнулась над половицей, одна нога на полу, другая – между Грейси и спинкой, одна рука на полке багажника, другая вцепилась в подголовник водительского сиденья. Фиона проделала весь путь в таком положении. Сорок минут, которые показались годом.
Дважды Фионе казалось, что Грейси умерла. Жена Тома сдавленно вскрикивала, задыхаясь от горя. Дважды он съезжал на обочину и на слабых ногах, которые были не крепче велосипедных шин, обходил машину, нырял в тесную темноту и хватал крошечные запястья Грейси.
Оба раза ему удавалось обнаружить пульс. Короткие едва различимые удары, отличные от его собственного сердцебиения, отдававшегося в костях лица. После чего Том возвращался на водительское сиденье, зная, что его дочь все еще жива.
На этой стадии испытания усталость милосердно притупляла острые грани его мук. Но облегчение было небольшим, поскольку спокойные размышления скатывались в мрачные предположения. В голову лезли жуткие мысли о выколотом глазе, повреждении мозга, сепсисе от старого гвоздя, вбитого в голову ребенка. Мыслительный процесс, более изнурительный и тошнотворный, чем Том мог себе представить.
В какой-то момент Фиона дрожащим голосом, перемежая слова со сдавленными рыданиями, заговорила по телефону с больницей, в которую они ехали. Но дорога растянулась на вечность и навязывала свои правила. Остановок на каждом красном сигнале светофора было столько, сколько в кошмаре, где никак не добраться до места назначения.
На подъезде к больнице ночь превратилась в смазанную муть, пронизанную дождем. Мокрый асфальт, настоящий океан. На крошечных перекрестках с круговым движением горели бесчисленные указатели на парковки у отделений, расположенных в алфавитном порядке; указатели, которые могли бы быть написаны и на китайском языке, как бы ни надеялся Том их перевести.
В конце концов фары автомобиля зацепили невероятно яркую регистратуру отделения неотложной помощи. К тому времени Том уже почти встал на колени между педалями.
Они с Фионой вынесли Грейси из машины.
Трое курильщиков у дверей неотложной помощи окаменели.
Фиона кричала и звала на помощь. Люди перестали ходить, замолкли и уставились на нее. Вокруг воцарилась тишина. Пока не появилась женщина в синей форме и кроксах. Она излучала врожденную доброту, от которой Том и Фиона ощутили облегчение. Они с рыданием умоляли о помощи.
Тут за дело взялись профессионалы. Прибежали два врача, выглядевшие не старше шестиклассников. Появилась пара медсестер с носилками. Малышку поставили первой в очереди.
Ни Том, ни Фиона не хотели отпускать маленькие запястья и лодыжки Грейси, словно их маленькая семья была на грани гибели. Но им пришлось отпустить ее в ослепительно яркий свет.
* * *
За пределами операционной, куда экстренно увезли Грейси, волнение Тома усилилось, его тело почти билось в конвульсиях. Именно эта дрожь и бесконечное хождение вывели Фиону из себя.
Она сидела на одном из пластиковых стульев, уткнувшись лицом в ладони, волосы проскальзывали между пальцами, которые, казалось, были выпачканы в клубничном джеме. Растерянность Тома, его наклоны и выдохи, заламывание таких же перепачканных рук, жуткое ожидание того, что кто-то придет и сообщит самое худшее…
