О разборке Томкинсу рассказала Ирина. Вера захватила подружку с собой прямо со смены, чтоб не так страшно было. На следующий день избитый Виктор позвонил Вере, но та лишь поинтересовалась:
– У тебя есть претензии?
И услышав «Нет. Мы в расчете», повесила трубку. Разве такой может быть развязка отношений двоих в романе? Вера тоже не жертва. Тогда кто?
Ни героев, ни Добра, ни Зла. Прямо Верлен: «…И ни зла, ни боли, только плачет сердце, плачет от того ли, что ни зла, ни боли?».
Внезапно Юрий увял. Все ясно – «нечем» писать. И не о чем. Вдохновение без аванса не приходит.
Через двадцать дней Абрикосов прочел записку Сандры, зеленым фломастером, крупными буквами: «Прилетела в Минск и сразу уезжаю. Вернусь послезавтра. Встречаемся под часами в 17, у старой башни».
Стопка листов А4, исписанных знакомым почерком. Соседская девочка принесла их вечером в полиэтиленовом пакете, заклеенном скотчем. Он недавно вернулся после дежурства и с трудом поднялся, чтобы открыть дверь. Только под утро, окончательно проснувшись, уселся за стол, включил лампу.
Фея стояла с дымящейся чашкой чая в руке и ложечкой, полной невозможно вкусного зеленого меда. Именно зеленого, я не оговорилась.
Приняв ванну, фея, не одеваясь, но насухо вытершись полотенцем, позволила себе такую маленькую роскошь – выпить чая.
Раздался какой-то шум, будто в квартире этажом ниже заработала машина, большая, как бульдозер, и фея подумала: «Ничего себе «агрегатик», аж пол зашатался».
Потом пол стал вообще каким-то «кисельным», стены тоже зашатались как пьяные, а стекла вылетели вовсе, рассыпавшись осколками по полу. А одно целиком выпало наружу и парило, как будто с волны на волну, скользя вниз. Такие жуткие «качели».
В голове у феи мелькнула картина рушащегося здания (квартира, в которой добрая волшебница пила чай, находилась на самом последнем этаже девятиэтажного дома), и от этого, наверное, «совсем уж нечего делать» ее бросило в жар, и фея услышала в голове слова молитвы: «Господи Иисус Христос, Сын Божий, помилуй меня грешную». А дальше она лишь непрерывно повторяла: «Господи помилуй».
Молитву фея творила помимо воли, понимая, что больше ничего сделать не в состоянии.
Кошмар продолжался минуты три.
Я никогда не думала… землетрясение ужасно долгая штука. Даже если длится две минуты или чуть больше.
Когда, наконец, стихло, бросив в сумку самые необходимые вещи, оделась и вышла на улицу.
Прежде, чем закрыть дверь, окинула беглым взглядом комнаты и только теперь обратила внимание, что вся штукатурка с потолка переместилась на кровать, пол, кресла, в аквариум, а потолок расколола зловещая трещина.
На улице, встречавшиеся на пути женщины плакали. Это случилось в середине дня. Около часа.
Пока шла по улице, все время в голове крутилось одно: «Боже, как иллюзорна кажущаяся прочность мира! Ведь в любое мгновение все может исчезнуть».
Погуляв по городу, фея сказала себе: «Ты же славянка, в конце концов! Два раза в одну и ту же воронку бомба не падает». И решила вернуться.
В этот миг рядом пронеслась белая «Волга», заскрежетали тормоза. Из машины вышел Георгий. У него две машины, но к этой старушке отношение особое. Зимой на обледенелой горной дороге вылетел за полосу ограждения, и метров триста машина падала, переворачиваясь на заснеженном горном склоне, чудом минуя торчащие из белой крупы острые камни. Отделался синяками и ссадинами, и даже «Волгу» отремонтировал.
Гиоргобиани сказал, что был у меня, но не застал. Сейчас Георгий уезжает из города, так как по сводкам значительные разрушения в селении, где живут родственники.
– Тебе будет лучше с сегодняшнего дня ночевать в нашем доме, – предложил Гиоргобиани, и я согласилась.
Прежде, чем подняться на свой девятый этаж, зашла в бар. У стойки передо мной стояли двое молодых мужчин.
– Вы гость у нас? – повернулся ко мне один из них.
– Да.
– Вы будете заказывать себе обед? – опять спросил парень.
– Нет, только выпью вина, – за время, проведенное в Чиатуре, я привыкла к совершенно открытому доброжелательному отношению между людьми.
Подав мне бокал с вином, бармен отказался взять деньги.
– Мужчины оплатили ваш заказ, – пояснил он.
В этом городе так принято. Сначала меня это удивляло. Особенно, когда впервые сев в фуникулер, обнаружила, как кто-то оплачивает проезд всех. Потом до меня дошло – Чиатура живет по другим законам.
Приблизившись к дому, я увидела рослого мужчину, идущего навстречу по пустынному двору.
– Как вы думаете, повторится?
В ответ он улыбнулся и небрежно махнул рукой, дескать, нет, наверное.
В Чиатуре редки люди, говорящие на русском абсолютно свободно.
Я еще раз посмотрела в ту сторону, где на зеленой траве лагерем расположились жители, не желавшие возвращаться в свои квартиры. С минуту поколебавшись, все же решила идти.
Лифт не работал. Войдя в квартиру, поставила сумку и решила позавтракать. Аквариум, стоявший на специальной встроенной в стеллаж подставке, привлек мое внимание.
Штукатурка здорово осложняет рыбкам жизнь – надо бы сменить воду.
В этот миг начался второй подземный толчок.
– Единственная русская дура! – но по-настоящему всерьез порассуждать на эту актуальную тему мне помешала настоятельная необходимость «делать ноги».
Никогда в жизни так быстро я не бегала, да еще с сумкой, пусть и не очень тяжелой.
Поговорка «Дома и стены помогают» обрела совершенно конкретный, буквальный смысл: шатающиеся стены дома содействовали скорейшему спуску.
Несколькими этажами ниже громко «топотал» какой-то смельчак, тоже рискнувший вернуться в квартиру.
Во дворе женский голос выкрикивал мужское имя.
Выбежав из подъезда, я перешла на шаг, стараясь не выглядеть испуганной.
В этот день горе пришло в Грузию.
Ночь и все последующие дни, оставшиеся до отъезда, я провела в доме друзей.
Грузия в блокаде, и, чтобы улететь домой, необходимо было вначале добраться до Сухуми. Георгий довез до вокзала, усадил в автобус. Потом Адлер. Аэропорт.
Тут выяснилось, что у меня нет ни сил, ни желания стоять в бесконечной очереди за билетом.
Такси. Через час я уже распаковывала вещи, сняв чистенькую комнату в десяти минутах ходьбы от моря.
Вот уже десять дней прошло. Первую неделю ничего не могла делать. Только ходила на пляж, спала, ела, купалась.
Потом стала прогуливаться по улицам города и удивляться. Я все время удивлялась суетности встречавшихся здесь людей. Как они не понимают, что в одно мгновенье вся эта пестрая, говорливая жизнь может исчезнуть навсегда?
Теперь я пишу. Пишу тебе, Томкинс, так как хочу расставить точки над «i».
В тот день, когда Лешка попал в больницу, ночным поездом я уехала в Москву.
Этому предшествовал разговор по телефону. Звонил Георгий Гиоргобиани. Он выразил желание увидеться и добавил, что будет предлагать мне участие в совместном проекте:
– Приезжай, мы ждем.
В Москве пробыла лишь день и тут же вернулась назад, получив приглашение на роль в спектакле по пьесе Ростана «Сирано де Бержерак».
Репетиции с моим участием должны были начаться через восемь дней.
Два дня ушло на монтаж отснятого материала и один день до съемки. Помнишь того здоровяка в ванной? Натурщика?
Мне захотелось использовать «фактуру» парня, он дал согласие за небольшую сумму.
Во время работы над этим коротким фильмом все время не покидало ощущение, что я умерла. Только тело, словно робот, приводит в порядок свои земные дела.
Метель неожиданно обрушилась на Тбилиси в день, когда я прилетела туда.
Гиоргобиани стоял в толпе встречающих, и было непонятно – снег или седина на его волосах.
Мы сели в машину и поехали в Мцхету. Я не буду пытаться рассказывать тебе, Томкинс, о том, о чем рассказать невозможно. И даже не потому, что, как некоторые говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вовсе не поэтому.
Для того чтобы рассказать о грузинском вине, мало попробовать его на вкус.
Ты не узнаешь его вкуса, даже если будешь сидеть за одним столом с друзьями и слышать песни грузин. И даже если ты ощутишь, как увлажняются твои глаза, и Любовь наполняет сердце – ты не сможешь с уверенностью сказать:
– Я знаю вкус вина Грузии.
Даже если будет казаться, что ты постиг всю глубину светлой печали грузинской песни, даже если тебе покажется, хотя бы на мгновенье, что ты понял, какого цвета небо Грузии… Не верь себе, ибо бездонна скорбь Грузии, и не дано человеку измерить печаль Ее души.
Для того чтобы ощутить вкус крови винограда Христова, недостаточно посетить эту страну, надо самому быть виноделом. Для того, чтобы рассказать о Грузии… Это не под силу обычному человеку.
Пока машина, петляя по горной заснеженной дороге, добиралась к храму, Георгий взял на себя роль экскурсовода по Тбилиси.
