- Тебе генерала, мне - коньяк, - объяснил он. - Так что прими поздравления... И срок установил - три месяца.
- Это нереально! - сразу запротестовал Сыч. - Поступает очень серьезная информация о вооруженных силах Диктатора...
- Я сказал примерно так же, - признался "брандмайор". - Наткнулся на нетерпение... Будем искать выход!
- Барклай-де-Толли не согласится! Людьми рисковать не станет...
- Придется подключать "Альфу", идти на поклон в МВД, просить его спецназы.
- И трупами завалить Грозный!
Директор ФСК перевел дух, потряс головой - коньяк "генсека" имел какой-то липкий, неотвязный хмель, сквозь который реальность как бы скрашивалась, сглаживались углы, упрощались проблемы...
- Согласен, Николай Христофорович, - проговорил он. - На сегодня решение будет одно: занимайся только оперативным планом и операцией. Вместе с командиром "Молнии". Кто из вас будет старшим - разберетесь, но за все отвечать будешь ты. Передо мной.
Это напоминало эстафету. Или камешек, сброшенный с вершины в лавиноопасном районе: чем ниже летел он, тем больше увлекал за собой текущей, как песок, каменной тяжести...
В тот же день Сыч вылетел на базу "Молнии", прихватив с собой подполковника Крестинина и последних шестерых офицеров спецподразделения, которых удалось выманить из финансово-коммерческих структур. Никто из оставшихся не хотел воевать ни под начальством деда Мазая, ни под крылом самого Архангела Гавриила.
Первые же сообщения, полученные от "тройки" Отрубина и касающиеся вооруженных сил Чечни, ставили на планировании обычной "полицейской" операции если не крест, то большой вопрос. Все последующие блоки развединформации лишь подтверждали первоначальную информацию: режим Диктатора имел под ружьем около трех дивизий, прекрасно оснащенных вооружением, боевой техникой и авиацией, хорошо обученных для ведения оборонительных, наступательных боев и широкомасштабной партизанской войны. Подготовка к боевым действиям началась еще три года назад и все это время ведется усиленными темпами, на что ориентированы все государственные структуры, созданные режимом, финансовая политика и все незаконные финансовые операции. В самом городе Грозном еще два года назад построено тройное кольцо оборонительных сооружений, в девяносто первом году объявлена, по сути, тотальная мобилизация - призывались все мужчины от пятнадцати до пятидесяти пяти лет. Но еще не все было потеряно, поскольку Отрубин сообщал, что в республике назревает внутренний кризис, появилась и крепнет оппозиция Диктатору, устремления которой пока неясны, а возможно, просто несформированы и выглядят пока как протест режиму. Геноцид против русского населения выбросил в соседние области России огромное количество беженцев, настроение оставшихся - бежать отсюда, чем скорее, тем лучше, ибо, по их мнению, законности и порядка в этой республике установить уже невозможно, большая и долгая война неотвратима. То же самое говорит и казачье население, костяк которого пока еще существует на территории Чечни, но не выступает как оппозиция. Похоже, кризис режима имеет чисто национальную основу и противники Диктатора объединяются по родоплеменному признаку.
В подтверждение своих выводов Отрубин несколько дней назад выслал видеоматериалы, местную прессу и некоторые документы, полученные в воинских частях и отрядах режима оперативным путем.
Наверняка многое из того, что сейчас сообщала разведка "Молнии", давно было известно в правительственных кругах, однако ни грозная исполнительная власть, ни "четвертая", над умами и душами, никак не касались этих проблем, и можно было предполагать, что существует некий тайный запрет, связанный с высшими соображениями геополитики.
Во всем этом следовало разобраться самому, без всякой помощи, без чьих-то определенных взглядов и мнений, по принципу "че-че". Как всякий битый волк, дед Мазай не хотел участвовать в чужих играх и служить ничьим интересам, кроме отечественных. Всякий здравомыслящий человек, хоть самый воинственный, понимает, что не следует дразнить даже прирученного медведя. Кто хочет мира, тот ищет его, кто жаждет войны, тот лезет в драку, собирает камни; диалектика войны и мира была стара и проста, как трехлинейная винтовка, а мишура и флер вокруг этого назывались политикой и выполняли роль камуфляжа, чтобы скрыть истинные намерения.
Полная тишина вокруг готовящейся к войне Чечни была удобным видом маскировки. Командование дивизией стратегической авиации наложило психологический отпечаток на генерала, сформировало определенный тип мышления. Должно быть, считая себя стратегом, он намеревался нанести сокрушающий удар в жизненно важные точки противника и особенный эффект рассчитывал получить за счет внезапности. Он не бряцал оружием, не делал резких заявлений, не скандалил с Россией, но тихой сапой высасывал ее ресурсы в виде денег, топлива, военных специалистов - всего, что требуется для войны. И Россия постепенно привыкала к нему, смирялась с мыслью о неотъемлемости его существования, как вшивый человек привыкает и смиряется с вошью: почешется и дальше терпит: поймать не так-то просто, не просто раздавить, вычесать, избавиться от гнид... А всякая революция, как было давно замечено, дело вшивое.
Дед Мазай не мог выехать в Чечню сам - опасался оставлять еще недоформированную "Молнию", тем более, что вокруг нее ощущался скрытый интерес других силовых структур. Местонахождение генерала постоянно отслеживали, и появление его в республике, даже конспиративное, могло вызвать непредсказуемую реакцию среди "опричнины", а если секретные бумаги директора ФСК непременно попадают на стол к Диктатору, то не исключено, что об "умершем" генерале из "Молнии" он тоже узнает. Оставалось единственное - отправлять начальника штаба Головерова, а самому заниматься учебным процессом и прочими штабными делами.
Для заброски Глеба генерал не стал использовать канал ФСК, по которому уходили две предыдущие "тройки", решил перестраховаться и отправить его самоходом, на гражданских рейсовых самолетах, с документами прикрытия, выправленными на другое имя. Дед Мазай чувствовал, что длительная нелегальная жизнь вырабатывает в нем обостренную подозрительность, но дело состояло не только в этом: куда-то запропастились видеоматериалы Отрубина, посланные по каналам контрразведки. На всякий случай приходилось прокладывать свои, "дикие тропы", чтобы выйти из-под любого контроля...
Через два дня после отъезда Головерова на базу неожиданно, без радиограммы, прилетел Сыч вместе с Крестининым и последним пополнением "Молнии".
- Принимай в свою команду! - полушутя заявил он еще возле вертолета. Согласен на должность рядового бойца. А вообще бы мне лучше на озеро, с удочкой...
После того как Сыч рассказал деду Мазаю о последних событиях, а главное, о сроках операции, ему тоже захотелось взять удочку, бросить "лавку с товаром" и ловить рыбу. Данный "генсеком" карт-бланш на проведение "полицейской" акции не спасал от разочарования, поскольку не мог быть реализован в три месяца. Все, что было напланировано, каким-то образом сложено в логический ряд, теперь не годилось даже как один из вариантов. К концу третьего месяца можно было закончить лишь основной сбор развединформации, получаемый как во времена Лермонтова. И даже при условии переброски всего спецподразделения в район операции к этому сроку все равно требуется еще месяц, чтобы согласовать и проиграть на штабных учениях взаимодействия частей внутренних войск, которые должны быть введены в Чечню в ту же ночь, когда "Молнией" будет нанесен шоковый удар. Она ни в коем случае не могла взять на себя разоружение армии режима, на что требовалось, по предварительным расчетам, до суток времени. "Молния" на то и молния, что бьет смертельно, однако горит коротко. А надеяться на то, что части режима сами побросают оружие и разбегутся, не приходилось. Структура их подразделений и тактика действий с партизанским уклоном говорила об обратом.
Учитывая, что Участковый проявляет недовольство ФСК и тешится мыслью заполучить "Молнию" под свою руку, можно было представить, сколько уйдет времени на согласование действий. Да, на него можно было надавить через "генсека", но прежде следовало иметь в руках досконально проработанный план всей операции.
- Зачем ты приехал сюда? - спросил дед Мазай. - Сообщить, что нас загнали в тупик? Так я и без тебя это чувствовал... Ты мне не нужен здесь! Я сам сижу тут, как в ловушке! В добровольной изоляции! Езжай в Москву!
- Но я и там не нужен! - огрызнулся Сыч. - Без тебя мне в Москве делать нечего.
- Как же, нечего! Выполняй поручения "брандмайора"! Ищи ему бомбы! Чтоб того пропускали к престолу... Нужен! Иначе бы генерала не дали!
- Я не приму этого звания! Нашел чем попрекнуть...
- Куда ты денешься? - сквозь зубы выдавил генерал. - Примешь. Не было еще такого, чтобы от звания отказывались...
