— Конечно, — усмехается Лена. — Я позвоню!
— До свидания, — ласково прощаюсь я, — если будут новости, звони в любое время дня и ночи!
— Обязательно! — обещает она. — Ты тоже не пропадай. А то мне как–то тревожно…
Уж я–то не пропаду!
— Поселимся в одном номере? — спрашиваю у Даны. Говорю об этом как о само собой разумеющемся, поскольку вопрос из разряда так называемых риторических.
— Да, — неохотно отзывается она. Смотрит куда–то вбок.
— Не тревожься, лапочка, — успокаиваю ее. Моя уверенность обязана преодолеть опасливые женские колебания. — Все будет хорошо! У нас девяносто девять шансов из ста. Или даже больше…
Но вместо ответа Дана отводит мою ласкающую руку, как будто не желает нарушать свой предбрачный суверенитет.
— Встретимся днем, как всегда? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает тускло.
— Вечером рейс в Нефтегорск. Ты успеешь собраться?
— Конечно, — все так же сумрачно роняет она.
Что с ней, в конце концов, происходит? Передо мной воздвигнута стена — из надутых губ, прищуренных глаз, недомолвок и холодного тона. И эту стену наскоком не преодолеть. Ничего, в Нефтегорске у меня будет уйма времени для нежной осады…
Из кабинета позвонил своей суррогатной невесте, предварительно убедившись, что ничьи случайные уши не присутствуют при нашем разговоре.
— Вечером уезжаю, — напомнил я.
— Как мне хочется отправиться с тобой! — заныла Лена. — Может, ты все–таки возьмешь меня? А? Ну пожалуйста! Ну пупсик! Мы бы поселились в лучшей гостинице города, провели бы там незабываемые дни… Это было бы похоже на свадебное путешествие!
— Послушай, я еду по делам! — сурово оборвал ее.
Нет, девица становится совершенно невыносимой! Она уже вообразила себя моей законной женой! Предъявляет требования, диктует, приказывает…
— Кстати, ты позвонила отцу? — все так же сурово поинтересовался я. — Объяснила ему все? Что он сказал?
Голос на другом конце провода явно скис, потеряв в энтузиазме и жизненном напоре.
— Ну что он мог сказать… Заявил, что я набитая дура, он всегда об этом знал, еще с моего младенчества…
Между прочим, Михайлов совершенно прав!
— Так он едет на собрание акционеров?
— Едет! — мрачно отозвалась она.
— Почему ты не отговорила его?
— Попробуй сам отговорить! — ехидно подначила она. — Может, у тебя получится!
Все ясно! Эта безмозглая пустышка не может выполнить элементарного поручения! А Дана, например, с подобным поручением справилась бы в два счета: позвонила бы отцу, пролепетала бы что–нибудь трогательное типа «папуля–лапуля», «сюси–пуси», после чего Якушев конечно же растаял бы и немедленно выполнил ее просьбу.
Что ж, придется самому встретиться с Михайловым в Нефтегорске: сначала обрисовать ему ситуацию, рассказать о нелепой ошибке, попытаться убедить его в том, что ничего катастрофического не произошло, потом обвинить во всем его непутевую дочь, даже защитить ее при возможных нападках, поведать про мои грандиозные планы, от которых его дочь только выиграет, заверить, что акции будут немедленно переданы ему сразу по возвращении в Москву… Он согласится, он не может не согласиться!
Но только как я его узнаю? Я встречался с ним всего–то один раз и почти не запомнил лица. Для надежного опознания надо бы захватить с собой его фотографию…
Заверить, что я люблю его дочь больше жизни, что мое намерение жениться на ней непоколебимо и свято… Умолять его, твердя, что счастье молодой семьи под угрозой… Не пожелает же он нищенского существования для своей дочурки! Не захочет же он заполучить зятя, осужденного за мошенничество с ценными бумагами!
Он согласится все замять, обязательно согласится!
А потом, по возвращении домой, вернуть ему все акции. Дальше — пустяковая ссора с Леной, разрыв без надежды на примирение… А потом — Дана, моя Леди Ди, моя домашняя богиня.
Почти моя!
В ресторане занимаю свое обычное место возле зашторенного окна. Привычно снуют официанты, похожие на черно–белых сорок с опознавательными отметинами бабочек на шее.
Я жду свою будущую жену…
В голове неспешно крутятся куцые мысли. Вечером заскочу домой забрать вещи — буквально на полчаса… Надо бы отыскать в Ленкином фотоальбоме снимок ее отца…
Моей будущей жены все нет…
В одиночестве расправляюсь с обедом. В который раз пересчитываю количество голосов, которыми мы сможем распоряжаться на собрании. Конечно, и кто–то из рядовых акционеров, недовольных политикой прежнего руководства, переметнется на нашу сторону. Да, наша победа — это верняк, почти стопроцентный верняк! Почти…
А Даны все нет…
Встревоженно посматриваю на часы. Набираю номер ее телефона — не отвечает. Возможно, в очередной раз консультируется с юристом, отключив, чтоб не мешали, трубку.
Внезапно вспоминаю Лиду… Дурочка, она даже не представляет, что ждет меня через несколько дней! На каких немыслимых высотах я окажусь, какие грандиозные горизонты откроются предо мной!
А она так и останется сидеть на своем рабочем месте вместе с Попиком, Губасовой и разведенками. Так и будет ежедневно вытягиваться в струнку перед Эльзой, так и будет приходить на работу по часам и уходить домой. Может быть, когда–нибудь она даже выйдет замуж…
За кого? Наверное, за Попика… Что ж, если это случится, я сделаю ей шикарный свадебный подарок! Ведь это она помогла мне вырваться из небытия, она замутила варево Большой Сплетни, вдохнула в нее жизнь, не представляя, что повлечет за собой ее поступок! Именно благодаря ей я очутился на гребне той волны, что стремительно и неотвратимо несет меня — куда? — к успеху, к благополучию, к неведомым горизонтам!
Правда, не стоит говорить ей об этом, еще загордится… Милая, добрая, глупенькая Лида!
Звонок. Поднимаю трубку.
— Я сейчас занята. — Обожаемый голос звучит деловито и сухо. — Так что пообедай без меня, хорошо?
— Я вообще–то уже пообедал…
— Кстати, в Нефтегорск тебе придется лететь одному. Я вынуждена задержаться, срочные дела…
Какие именно — не говорит. Настроение, еще секунду назад восторженно–приподнятое, неудержимо портится, хотя ничего особенного, кажется, не произошло.
— Что стряслось? — спрашиваю мягко. Такая мягкость, я знаю, неотразимо действует на женщин.
— Потом расскажу… — туманно откликается она.
— А когда ты прилетишь в Нефтегорск?
— Завтра, будем надеяться…
— Вместе с отцом?
— Скорее всего.
— Так и не скажешь, что у тебя случи…
Резкое «нет». Отбой.
Складываю телефон. На душе неуютно. Тревожно. Как будто громадная монолитная плита, на которую я опирался, вдруг треснула, закачалась, поползла вбок. В сердце закрался тошнотворный холодок неуверенности.
«Ничего не случилось!» — продолжал я уверять себя. Скорее всего, какие–нибудь пустяки, которые отнимают много, слишком много времени…
Но какие такие пустяки перед собранием? Перед генеральным сражением? Перед решающей битвой?
Ответа нет.
Позвонил Лиде. В конце концов, она мой единственный друг.
— Все утро думал о тебе, — произнес почти нежно.
— Да? — удивилась она. Кажется, обрадовалась.
— Так хочется поболтать с тобой, как в старое доброе время… Вот вернусь из Нефтегорска, мы обязательно встретимся! Надеюсь, ты приготовишь свой знаменитый клюквенный пирог…
Пауза. Ее дыхание в трубке — осторожное, не верящее своему счастью дыхание.
— Когда ты вылетаешь?
— Сегодня, — ответил я.
— Каким рейсом?
— Ночным.
— Экономическим классом?
— Что ты! Конечно, бизнес–классом…
— Ну тогда счастливого пути!
— Тебе тоже… счастливо оставаться!
Милая, милая Лида… Как бы, наверное, ей хотелось оказаться в самолете рядом со мной. А потом в одной гостинице, в одном номере. Безо всяких условий, без торговли, без мелочных расчетов, без надежды на взаимность… Когда–нибудь мы… Может быть…
Да что это я! Никогда! Прекрасно знаю, что никогда!
На минутку заскочил домой, чтобы захватить приготовленный для поездки чемодан. Лены не было — она доживает последние дни в своем регистраторе и сегодня должна написать заявление об уходе.
Кстати, еще нужно отыскать фотографию ее отца…
Распахнув платяной шкаф, разглядел за частоколом костюмов сумку, битком набитую вещами. Что это?
Вжикнул «молнией» — ее вещи.
Куда это она собралась? Уж не в аэропорт ли вслед за мной? Уж не собирается ли она лететь на собрание акционеров вместе с отцом?
В тревожном предчувствии сердце ухнуло куда–то в брюшину.
Звоню ей на работу. Она на месте — это первая хорошая новость.
— Ты надумала куда–то ехать? — интересуюсь.
— Пока ты в командировке, поживу у матери, — отвечает она. В голосе — незамутненное спокойствие, каким вещает чистая, абсолютно чистая совесть. — Ведь без тебя мне так скучно, милый…
