— Возможно, убийца у кого-то позаимствовал транспорт, — вставил Льюис, — или взял напрокат.
Ленгтон согласился, что следует немедленно проверить машины, сдаваемые напрокат, на предмет времени и местопребывания в ту ночь, когда к реке доставили тело.
Льюис скривился: это предполагало долгую и нудную работу — и буркнул Баролли, что лучше бы он держал язык за зубами.
— Мы не обнаружили ни одежды погибшей, ни каких-либо других принадлежавших ей вещей, а потому придется, к сожалению, проделать весьма непривлекательную работу: проверить помойки, мусорные контейнеры, свалки, мусоросборники, выяснить, когда опорожнялись мусорные баки в этом районе, — продолжил Ленгтон. Он повернулся к информационному стенду. — Инструмент, которым резали ее тело, использовался профессионально, так что, возможно, тот, кто держал его в руках, имеет медицинскую или даже хирургическую практику. Это сужает круг подозреваемых, и так — исключая лишнее — мы наконец подберемся к наиболее вероятному кандидату в убийцы. Наша задача — выследить высокого мужчину с темными волосами, который ездит на автомобиле… — Он с раздражением махнул рукой. — На черном автомобиле дорогой модели. Известно, что у этого мужчины было свидание с нашей жертвой. Имя мужчины жертва держала в тайне; он принимал наркотики и вовлек Луизу в извращенные сексуальные игры. Наш подозреваемый предположительно женат. Начните с ближайших окрестностей. Нас интересует любой врач, хирург, отстраненный от практики за врачебную халатность. Любой человек с медицинским дипломом, мелькнувший в полицейской базе данных. Перетрясем этот район — раскинем сеть пошире. Но этот мужчина должен быть найден!
Ленгтон сунул руки в карманы:
— Информация по делу должна быть известна лишь малому кругу лиц: помалкивайте насчет того, что конкретно сделали с убитой. Стоит газетчикам заполучить этот кошмар — и нас ожидает сценарий Фреда Уэста[2], чего нам совсем не надо. Мне и так начальство дышит в затылок в ожидании итогов расследования, не говоря уж про отдельных амбициозных дамочек, метящих в высокие чины.
Анне показалось, что эта шпилька направлена в ее адрес, но, если это и было так, Ленгтон даже не глянул в ее сторону.
— Я подал рапорт с просьбой подключить к расследованию больше полицейских.
Летучка Ленгтона тянулась больше часа. Почти никто его не перебивал, даже когда он весьма уничижительно отозвался о том, как доселе велось дело. Он подчеркнул, что более не допустит пустой траты времени, что они обязаны выдать результат в максимально сжатые сроки. Когда он закончил, Льюис и Баролли передали делопроизводителю список обязанностей, что велел составить Ленгтон. Теперь не будет учитываться никаких сверхурочных. Если понадобится, они будут работать круглосуточно. Наконец шеф удалился в свой кабинет. Точно смерч пронесся по комнате.
Анна решила узнать, что же выяснил Льюис по месту работы Луизы. Оказалось, негусто: она всегда опаздывала и была далеко не лучшим работником; очень привлекательная девушка, но с изрядной ленцой.
Дантист подтвердил, что предупредил ее об увольнении. Он согласился, что она получала мизерную зарплату, но зато он бесплатно и в большом объеме оказывал ей стоматологические услуги. Другие девушки, работавшие в клинике, прекрасно с ней ладили, но она всегда держалась замкнуто и редко — если вообще такое случалось — бывала в их компании. Дантист был женат, имел четверых детей и в ту ночь, когда Луиза в последний раз отправилась в «Стрингфеллоу», присутствовал на званом семейном ужине. Он нигде не бывал с Луизой и мало что, а скорее, вообще ничего не знал о ее личной жизни. Между тем одна из медсестер припомнила, как однажды утром, где-то за месяц до исчезновения, Луиза намеревалась сбежать с работы. Она сказала, что у нее важное свидание. Медсестра видела темную машину, возможно «ровер», припаркованную напротив клиники, но не смогла описать сидевшего в ней мужчину. Она сказала, что на следующий день Луиза опоздала на работу и похвасталась флаконом дорогих духов и кашемировым свитером, которые ей подарил ее «друг».
Это запомнилось медсестре, потому что вскоре после полудня Луизе стало плохо и ей пришлось уйти из клиники, а медсестре — прикрывать ее перед начальством. Она сказала, что Луиза частенько приходила на работу совершенно вымотанной. Пару раз вид у нее был точно после драки все лицо в синяках, а однажды она заметила на руках глубокие ссадины. Луиза утверждала, что здорово надралась и свалилась на лестнице, поднимаясь в квартиру.
Ленгтон качнулся назад на стуле, подбросив и поймав авторучку. Баролли между тем зачитывал ему заявление для печати. Для шефа было немаловажно, что конкретно опубликуют в газетах: избыток информации вызовет целый шквал звонков от разных ненормальных — и все же помощь населения была необходима следствию. На этом этапе полиции надо было выйти на высокого темноволосого мужчину средних лет, чтобы, возможно, исключить его из круга подозреваемых. Также требовалось узнать, видел ли кто-либо Луизу в те три дня после ее исчезновения. А потому Ленгтон одобрил предложение разместить в газетах фотографию девушки с красной розой в волосах. Затем объявил, что на сегодня уже все наработались, и отправился домой.
Анна добралась к себе уже поздним вечером. Она слишком устала, чтобы что-либо готовить, а потому по пути домой купила пиццу. Она достала початую бутылку вина и налила себе стаканчик. Пицца уже остыла, но она все равно ее съела, не разогревая, одновременно просматривая утренний номер «Сан», который прихватила на выходе из метро. Она знала, что пресс-релиз будет опубликован на следующее утро, а потому немало удивилась, увидев на второй полосе столь знакомую фотографию Луизы. Сопровождал это фото заголовок: «Полиция разыскивает убийцу Красной Орхидеи».
Анна нахмурилась: в волосах у Луизы была роза, а не орхидея. В статье припоминался вошедший в полицейские анналы Лос-Анджелеса в середине сороковых аналогичный случай чрезвычайно жестокого убийства Элизабет Шорт — красивой девушки, которую прозвали Черная Орхидея[3], потому что она носила этот цветок в своих иссиня-черных волосах.
Журналист криминальной хроники газеты «Сан» грубо приплел сюда ту давнюю историю, однако редактору это понравилось: броская фраза насчет Черной и Красной Орхидей отлично смотрелась в выпуске, как и две цветные фотографии погибшей девушки. И хотя они не упомянули ни одной существенной детали о деле Луизы Пеннел, в статье прозрачно намекалось на то, что убийца Черной Орхидеи так и не был найден, — как и убийца Луизы Пеннел, Красной Орхидеи, по прошествии десяти дней оставался на свободе.
Журналист умолчал о том факте, что узнал все это из анонимного письма. Второе послание от убийцы лежало скомканным в мусорной корзине у него в кабинете.
Ленгтон швырнул газету в ведро на кухне. Раздраженно набрал номер:
— Да, я как раз прочитал. Нет! Ничего не делай. Я никогда не слышал об этой девице. Что еще за Черная Орхидея?
Льюис сказал, что тоже не слышал.
— Ничего общего с нашим делом — какое-то убийство в сороковых годах, да еще в Штатах!
Льюис пожалел, что вообще ему позвонил.
— Ладно, я просто подумал, что вы этого не видели.
— Да-да… Видишь ли, я здорово устал, извини, что наорал на тебя. Увидимся утром. — Ленгтон хотел было повесить трубку, но внезапно вспомнил: — Как там твой сын?
— Прекрасно. Инфекцию одолел. Он теперь у нас зубастик! — с гордостью отозвался Льюис.
— Здорово. Ну, доброй ночи.
— Доброй.
Был уже двенадцатый час. Ленгтон извлек газету из мусорного ведра и расправил ее на столешнице.
Элизабет Шорт в свои двадцать два года была уже пресыщенной красоткой — волосы цвета воронова крыла, белое лицо и темная помада на губах. Цветок в ее волосах, возможно, и была орхидея, но никакая не черная. Для сравнения — Луиза Пеннел выглядела моложе и свежее, хотя они и были примерно одного возраста. Глаза у Луизы были темно-карие, у Элизабет — зеленые, однако каким-то непостижимым образом убитые девушки имели схожее выражение лица. Полуулыбка на их прелестных губах была зовущей, дразнящей, хотя в глазах притаились серьезность и печаль, словно девушки знали, что уготовила им судьба.
Наутро Анна заглянула в книжную лавку, чтобы, как обычно, купить себе свежий «Гардиан». Неподалеку от кассы помещался стеллаж, на котором лежали уцененные книги в мягких обложках, — одна из них называлась «Черная Орхидея». Поперек обложки бросались в глаза слова: «Преступление из реальной жизни». Анна купила эту книгу. К тому времени, как она добралась до комнаты следственной бригады, телефоны просто надрывались. Во всех газетах прошло сообщение об убийстве, и во всех было опубликовано фото Луизы с красной розой в волосах. Бульварная пресса тут же подхватила идею заметки в «Сан» и стала именовать Луизу Красной Орхидеей. В паре статей ссылались на аналогичный случай в Лос-Анджелесе, но большинство газет сосредоточилось, как и надеялся Ленгтон, на том факте, что полиция разыскивает высокого темноволосого незнакомца.
