– Вот как… – протянул мужчина. – Мне этого не понять, конечно. Я в искусстве не разбираюсь… У меня небольшой бизнес…
Александра почти не вслушивалась в его слова. Вынув ключ из замка на дверце, она мгновение подержала его на ладони, затем протянула мужчине:
– Обратитесь в полицию, это все, что я могу вам сказать. И помните – в этом серванте находится целое небольшое состояние. Конечно, если суметь все это правильно реализовать. Я не хочу вас пугать, но кажется, с Надей и правда что-то случилось.
«И возможно, еще в декабре! – добавила она про себя. – Ни одна вещь не продана! Надя бросила заниматься своим обычным делом в самую горячую пору, и этому нет объяснения. Она исчезла, бросив на руки сестре любимую племянницу, и ни разу не дала о себе знать… Непостижимо! Что изменилось в ее жизни? В том случае, если она еще жива, конечно…»
Последняя мысль, которую художница настойчиво от себя гнала и которая возвращалась с назойливостью кошмара. Сергей, взяв ключ, явно упал духом. Казалось, он ожидал другого результата. Внезапно решившись и густо покраснев, мужчина быстро проговорил, глядя в пол:
– Я вам не все рассказал. Один раз Надя все же позвонила… Недавно.
У Александры на губах замерли все вопросы, которые она собралась было задать. Она молча ждала продолжения, чувствуя, что собеседника лучше не торопить.
– Она звонила на домашний телефон, две недели назад, шестнадцатого октября, – глубоко вздохнув, словно набираясь смелости, продолжал Сергей. – Дома была только Аня. Я приехал спустя пару часов, еще забирал Лиду из школы… Аня была сама не своя. Тут же услала Лиду учить уроки, они при этом разругались… Хотя они и так все время ругаются! – Мужчина безнадежно махнул рукой. – Аня не хотела, чтобы дочь слышала наш разговор, даже заставила меня снова одеться и выйти с ней на улицу, якобы в магазин. Сказала, что звонила сестра. Что Надя говорила очень быстро, не давала задавать вопросы, перебивала. Как будто очень торопилась, и вокруг было шумно, какой-то транспорт, стуки, скрипы, голоса…
– Это точно была Надя? – Александра внезапно почувствовала сильное сердцебиение. Глухие частые удары отдавались в горле и в ушах.
– Она, она! – кивнул Сергей. – Аня, конечно, раскричалась, за ней это водится. Упрекала, что та не звонила полгода… Но Надя ее не слушала, а говорила сама. Все, что успела понять Аня, это что Надя пока возвращаться не собирается, что у нее намечается очень крупная сделка. И чтобы мы не беспокоились, успокоили Лиду и не вздумали обращаться в полицию. У нее все в порядке, и шумиха ей не нужна. Вот почему я…
– А где она сейчас? – перебила Александра. – Все еще в Амстердаме?
– Аня спросила, но ответа не получила. Она сказала, что Надя говорила с ней как с пустым местом. Выпалила в трубку все, что хотела сообщить, и трубку бросила.
Художница, озадаченная услышанным, нахмурилась:
– Это как-то все странно. Надя всегда слушала собеседника… То, что вы описываете, это не ее манера общаться.
– Прошло полгода с момента ее отъезда, – напомнил Сергей. – Кто знает, как она их провела, с кем? Надя могла сильно измениться. Мне почему-то кажется, она в Москву уже не вернется. Лиде мы ничего, конечно, не сказали о ее звонке… Надя позвонила спустя три дня после ее дня рождения и даже не вспомнила о том, что нужно поздравить девчонку! Даже не попросила позвать ее к телефону! Как мы должны были это объяснять Лиде?
– Да, это тяжело… Но у меня возникает вопрос! – Александра в упор смотрела на собеседника, а тот прятал глаза. – Я понимаю, что от девочки вы все скрыли из лучших побуждений. Но почему вы мне-то сразу не сказали, что она звонила? Зачем эти недомолвки?
Мужчина вздохнул так тяжело, словно пытался сбросить лежащий на груди камень, и поднял на Александру виноватый взгляд:
– Я все ждал, когда вы сами что-то скажете… Думал, вы что-то знаете, не зря ведь Надя о вас упомянула, когда звонила. Это была единственная конкретная вещь…
– Она говорила обо мне?! – Сердце билось в таком бешеном темпе, что Александра в который раз дала себе слово показаться врачу. Впрочем, об этих обещаниях она немедленно забывала, как только сердцебиение налаживалось. – Что именно?!
– Перед тем как бросить трубку, Надя сообщила, что оставила для вас в Амстердаме какое-то письмо. В том отеле, где она останавливалась в конце апреля, у портье. Его отдадут лично вам, больше никому.
– Что за письмо? – Женщина приложила ладони к пылающим от волнения щекам. Собственные пальцы показались ей чужими. – Почему письмо? Она не могла мне позвонить?
– Я знаю только то, что передала мне Аня, – покачал головой Сергей. – Надя больше ничего не прибавила, только назвала ваше имя, фамилию и сказала, что в письме ничего особенно срочного нет. Заберете, когда будете в Амстердаме. Даже телефон ваш Ане не продиктовала, так спешила. Едва попрощалась и трубку бросила. Номер я сам узнал у Лиды… Как только произнес ваше имя, она сразу вас вспомнила! Вот и решил встретиться, поговорить…
Пауза была продолжительной. В квартире было так тихо, что отчетливо слышались голоса соседей за стеной, скрежет ползущего на верхние этажи лифта, глухой рокот мусоропровода. «Надя всегда жаловалась, что дом очень шумный… Мечтала переехать… И вот – уехала в самом деле!»
– Как видите, я была совсем не в курсе ее дел, – произнесла Александра, несколько собравшись с мыслями. – Могу обещать только одно: если буду в Амстердаме, обязательно заберу письмо. А насчет полиции решать только вам с женой. Быть может, и не стоит обращаться, если Надя сама этого не хотела?
Но панически бьющееся сердце говорило ей нечто совсем иное. Оно нашептывало то, что не решался домыслить разум. «Надя оставила письмо потому, что ей срочно нужна моя помощь! И когда сказала, будто там ничего срочного нет, это было сказано не зря! Это нужно понимать наоборот. Она что-то натворила… Возможно, ошиблась, впервые в жизни… А в нашем деле ошибка может стоить слишком дорого…»
И художница с удивлением услышала собственный голос, спокойно произносящий совершенно неожиданные слова.
– Как раз в декабре я собиралась съездить по делу в Амстердам и заодно навестить друзей, – сказала Александра, застегивая куртку и направляясь к входной двери. – Обещаю сразу вам позвонить, как только прочитаю письмо. Даже если там не будет ничего интересного для вашей семьи.
Обрадованный Сергей предложил дать ей адрес и название отеля, но художница отмахнулась:
– Я отлично знаю, о каком отеле идет речь! Она всегда останавливалась в одном и том же, на Виллем-спарквег. Это он? Тот самый?
И Сергей подтвердил, что отель тот самый.
…Посадка на рейс заканчивалась, у стойки, где проверяли паспорт и посадочные талоны, осталось всего несколько человек. Александра подошла и встала в хвост очереди. Протянув паспорт девушке в форме, она напоследок окинула взглядом летное поле и светлеющее небо над ним. Низко над горизонтом влажно сияла и переливалась большая зеленоватая звезда. Александра простилась с ней взглядом, как с хорошим старым другом, перед тем, как ступить в переход, ведущий в салон самолета. Она, как правило, старалась летать первыми утренними рейсами, и если удавалось найти на небе знакомую звезду, художница считала это счастливым предзнаменованием.
Выйдя из здания аэропорта Схипхол, Александра прямо направилась к автобусной остановке. Ей предстоял режим самой строгой экономии, и о том, чтобы выбросить тридцать евро на такси до центра, и речи быть не могло. Тем более она уже не раз добиралась до центра на автобусе за те же полчаса, но поездка стоила в десять раз дешевле. Рейс 197 как раз готовился к отправлению. Александра вскочила в салон, купила билет и уселась, устроив на коленях сумку и отбрасывая со лба растрепавшиеся волосы.
Она так спешила, что даже не успела привести себя в порядок в туалете аэропорта. Диана и Юрий, те самые старые друзья, которые согласились предоставить ей жилье, просили приехать как можно раньше. Уже в десять часов утра они собирались отправиться в дорогу, и в таком случае ключи от квартиры пришлось бы забирать у хозяйки дома, а той могло не оказаться дома в такой час, в будний день. Впрочем, никому из пассажиров утреннего автобуса не было дела до ее внешнего вида. Александра разглядывала свое нечеткое отражение в оконном стекле, одновременно отмечая взглядом проносившиеся мимо поля, тут и там пересеченные каналами. Она видела собственное заспанное лицо, непослушный вихор на затылке, старую кожаную куртку с побелевшими швами, которую очень кстати откопала среди хлама в своей мастерской накануне отъезда. И в то же время наблюдала за тем, как из жемчужного тумана на горизонте поднимается солнце.
День обещал быть ясным. Поля зеленели, кусты шиповника на обочинах были покрыты белыми и розовыми цветами. Нигде ни клочка снега. Вскоре появились жилые кварталы, застроенные однотипными зданиями блочного типа, без балконов, очень напоминавшими Александре панельные «хрущевки», среди которых прошло ее детство. Эти районы были населены в основном мигрантами, о чем говорили многочисленные вывески на арабском, халяльные универмаги, женщины в хиджабах и стены, расписанные граффити. Впрочем, мирный и скучноватый вид этих однотипных районов был очень далек от печально известных парижских гетто с замурованными окнами и сожженными машинами. Александра невольно содрогнулась, вспомнив свой визит в один из самых «неприкасаемых» пригородов Парижа в прошлом году. Ее ожидала там покупательница, старушка лет девяноста с лишним, которая уже не покидала пределов своей жалкой квартирки, с трудом передвигаясь на ходунках. Старушка готовилась переехать на землю предков, в Израиль, чтобы там умереть на руках у праправнуков, и хотела продать кое-какие семейные реликвии. Художница до сих пор ежилась, вспоминая, какого страху натерпелась, выйдя из станции метро и пробираясь по загаженным улицам среди бетонных однотипных домов. Окна в них были заложены кирпичами или забиты фанерой, мостовая завалена грудами мусора, который сбрасывали прямо с верхних этажей, и не всегда в пакетах. На тротуарах коротали время неизвестно в ожидании чего группки молодых парней. Облака сладковатого дыма висели в жарком неподвижном воздухе, смешиваясь с запахом гниющих отбросов и выхлопных газов от пролетающих мимо мотоциклов. Дорогу то и дело пересекали разжиревшие крысы, ничуть не боявшиеся людей. Александру провожали наглые взгляды и циничные возгласы. Мешки с мусором и крысы ждали ее и в подъезде. Лифт не работал. На входной двери под нужным номером были написаны нацистские лозунги. Прежде чем открыть, ей устроили подробный допрос. Александра этому не удивилась и была благодарна уже за то, что ей вообще отперли дверь. Обратно пришлось добираться сквозь те же впечатления – таксисты в этот район ехать отказывались.
