— Вот возьмите Дэрайеса. Он поедет.
Это была последняя капля. Я взорвался. Вскочив с места, я буквально заорал:
— Я не поеду, слышите вы, жалкий писателишка! Вы что, не знаете своих обязанностей? Одна сносная книга, вторая похуже, и вы уже возомнили, что те, кто поднял вас на своих плечах и бесплатно вам помогал, будут всегда вас подпирать! Не будут. Вы наживаете себе врагов, ничтожный человечишко.
Может быть, я не точно передаю то, что сказал, но такова была суть, хотя, помнится, я употребил более резкие выражения и немало соленых, а то и бранных словечек.
Джайлс побледнел как полотно, Генриетта покраснела. Ведь я вопил на всю комнату, в которой вдруг воцарилась тишина. Даже сквозь красную пелену ярости я сознавал, что кричу в звуковом вакууме, но это меня не остановило.
Джайлс внезапно вновь превратился в двадцатилетнего юношу и умудрялся смотреть на меня снизу вверх, как побитая собачонка. Совсем как во время нашей первой встречи.
— Не сердитесь, Дэрайес. Я поеду, только сперва мне надо кое-что сделать.
— Но мистер Дивор, мы опаздываем! — воскликнула Генриетта.
Я начал возвращаться в реальную действительность и почувствовал себя пристыженным и виноватым.
— Что вам надо сделать? — спросил я раздраженно. — Я сделаю это за вас.
Джайлс порылся в левом кармане брюк и вытащил маленький кошелек, из которого достал номерок от гардероба.
— Я сдал небольшой пакет в гардероб на втором этаже, знаете, возле…
— Я найду, найду, — перебил я его и взял номерок.
— Гардероб, наверное, будет закрыт, когда я вернусь, а мне этот пакет будет нужен к завтрашнему утру. Пожалуйста, занесите его вечером в мой номер, Дэрайес, — 1511. Вот ключ.
— А как вы попадете к себе?
— Вы можете отдать его портье или оставить вместе с пакетом на письменном столе в моем номере. У меня есть запасной ключ. Я всегда беру два (о, этот Джайлс — сама осторожность!). Только не забудьте.
12. Ширли Дженнифер. 19.50
«Не забудьте!» — таковы были последние слова, адресованные мне Джайлсом.
Я был уверен, что не забуду, мне на ум не пришло, что могу забыть, хотя считал, что этот пакет не имеет значения — просто очередная перестраховка со стороны Джайлса, вроде запасного ключа от комнаты. Даже если бы я знал, что в пакете, я не считал бы его поручение важным. А между тем оно было жизненно важным, и целый ряд горестных событий завершился тем, что ответственность за них легла на мои плечи.
Мне хотелось пойти домой и забыть о съезде, но помешала моя глупая гордость. Я чувствовал, что вокруг меня образовалась стена молчания. Я ощущал на себе взгляды и понимал, что гости отпускают реплику по моему адресу.
Я сел за стол. «Не спеша выпью кофе, — решил я, — и потом уйду». Покончив с кофе, я встал, намереваясь отправиться домой.
Но не тут-то было. Чашка кофе задержала меня на критические пять минут, и, не успев дойти до эскалатора, я увидел Ширли Дженнифер. Уйди я на пять минут, на две минуты раньше, мы бы разминулись.
Я не видел ее по крайней мере полгода, но это было вполне нормально. Мы могли встречаться каждый день в течение двух недель и потом снова не видеться целый год. Нас это устраивало. Это не был «роман». Мы просто встречались время от времени, и близость обычно была частью удовольствия от встречи, и ни один из нас потом ни о чем не жалел.
Я крикнул:
— Ширли!
И она воскликнула:
— Дэрайес!
И мы радостно обнялись.
— Я знала, что неспроста иду сюда, — сказала она, — но не думала, что попаду в объятия своего самого красивого конкурента.
Тоже мне, конкурент! Ее книги расходились гораздо лучше моих. Она сочиняет семейные хроники — прослеживает смену поколений. Я пытался читать их, но, к сожалению — от правды не уйдешь, — они оставляли меня равнодушным. Они рассчитаны на женщин, причем на женщин, не мечтающих об эмансипации.
— Ты только что приехала? — спросил я.
— Только что.
— Поела что-нибудь?
— Не-е-ет, — протянула она, — чуть-чуть выпила и закусила солеными рогаликами. А что-нибудь путное осталось?
Возле столов еще стояли по нескольку человек, и я предложил принести ей поесть.
— Нет, подожди здесь. Ты не знаешь, что мне хочется.
Ширли вернулась с сияющим видом.
Рост Ширли пять футов восемь дюймов, и вообще, когда я описывал тип девушки, который мне нравится, я думал о ней.
Я не стал ее отвлекать, зная, что она любит поесть, а немного спустя спросил:
— Ты не будешь давать автографы?
— Не-е-ет. Во всяком случае, не специально. Издатели моего романа просили, чтобы я часок посидела в их киоске завтра днем и подписала маленькие рекламки, анонсирующие выход моего сериала о семействе Розуэлл в картонном футляре. И тогда я подумала, что стоит зайти сюда сегодня, чтобы осмотреться, и хорошо сделала. Видишь, что я обнаружила? Те-е-бя.
— Ты остановилась в отеле, Ширли?
— При таких ценах? Когда у меня хорошая квартира на берегу реки?
— Та же самая?
— Конечно, та же.
— Ширли? — мы никогда не спрашиваем о личной жизни друг друга, но надо было убедиться, что я ни на кого не напорюсь. Достаточно спросить: «Ширли?», и она знала, что я имею в виду, и могла сказать: «Я слишком устала». Но она улыбнулась своей особенной, солнечной улыбкой и сказала:
— Добро пожаловать в квартиру Дженнифер.
13. Ширли Дженнифер. 21.00
К девяти часам вечера мы были готовы уйти, и, что касается меня, я не собирался возвращаться.
Встреча с Ширли была первым отрадным проблеском за весь день. Когда мы уходили, настроение мое поднялось, я готов был целовать всех подряд, включая таксиста, жевавшего сигару.
Несмотря на это, все в тот день вело не туда, куда следует, даже Ширли. Дело в том, что с того момента, когда она оказалась в моем поле зрения и в моих объятиях — именно, в этом порядке, — я совершенно забыл о номерке и ключе, лежавших у меня в кармане. Джайлс и его поручение перестали существовать.
Я не думал о нем в такси, и потом, когда Ширли заперла дверь и предложила «промочить горло», и когда мы сидели на тахте в полумраке и никакой зловредный проигрыватель не оглушал нас, и когда мы начали целоваться, а потом разделись и улеглись в постель, и более часа спустя, когда я лежал рядом с ней, а она курила.
Я мирно заснул и, помнится, спал без сновидений сном праведника, как мне и положено. (Джаст означает «справедливый», «праведный»).
По сути дела, с тех пор, как я встретил Ширли, и до самого утра не было ни одного момента, когда бы я наморщил лоб и подумал: «Я ничего не забыл?»
Ни разу.
Часть вторая
Понедельник, 26 мая 1975 года
(День поминовения погибших в войнах)
Я проснулся почти в 9 часов от запаха жарившегося бекона. Помог Ширли разложить на тарелки бекон с яйцами, и мы устроились в крошечной столовой.
— Пойдешь сегодня на съезд? — спросила она.
— У меня нет особого желания, — ответил я, — разве что присоединюсь к тебе на ленче книготорговцев и писателей.
— Нет, нет. Я там буду со своим издателем и вовсе не хочу, чтобы ты по рассеянности начал меня поглаживать за столом ниже талии.
— Тогда я, может быть, пойду поприветствую бедного Джайлса, он сегодня будет надписывать автографы на своих книгах.
Удивительно! Я мог даже говорить о Джайлсе, вспоминать, как кричал на него, и теперь, когда я был спокоен и доволен, устыдиться своей вспышки и все же не вспомнить о поручении, которое не выполнил.
— Да ты что, — воскликнула Ширли, — смотреть как дают автографы, так ску-у-у-чно!
В известном смысле давать автографы приятно. Каждый экземпляр твоей книги, который тебе протягивают, — куплен, а это значит, что денежки текут в твой карман. С другой стороны — это утомительная процедура. Одно и то же. Одно и то же. «С наилучшими пожеланиями. С наилучшими пожеланиями». И все время улыбаешься. «Спасибо, я так рад, что вам нравятся мои книги. Я так рад. Спасибо. Нет, это я благодарю. Спасибо.»
— Я все-таки пойду, — заявил я.
Быстро принял душ, оделся и отправился домой сменить белье и рубашку, побриться, и оттуда — в отель.
Моя совесть все еще молчала.
Я вошел в отель примерно в 10.45. Джайлс Дивор и Айзек Азимов должны были надписывать свои книги до 11, так что они все еще были там, но это меня не волновало. Я собирался спешить, чтобы застать их в последние минуты. Впоследствии я узнал, что им была предоставлена большая комната, в одном конце которой на возвышении сидели они оба, а очередь любителей автографов двигалась сперва к одному из них, а потом — к другому, и каждый читатель получал две книжки бесплатно.
Я поднялся в зал, где расположены киоски издательств, и подошел к киоску «Призм Пресс». Лавку сторожила секретарь Терезы — Мэри Энн Липски. Я написал записку: «Пытался говорить с Джайлсом, совершенно бесполезно!», сложил ее и оставил для Терезы.