– Понятно, – сказал ашкелонский инспектор по имени Йорам (фамилии Натаниэль не разобрал). – Значит, ни в чем предосудительном. И оказывает содействие. Спасибо.
Он положил трубку телефона и посмотрел на частного детектива заметно поскучневшими глазами. Еще бы, он-то уже видел его как минимум подозреваемым.
– Ну? – спросил инспектор Йорам. – Так что? Что вы там делали? На вилле?
– Вообще-то, я с покойным договорился о встрече, – осторожно ответил Натаниэль. – Что именно он хотел выяснить, я не знаю, а по телефону он говорить отказался. Я приехал, как и договаривались.
– Во сколько? – быстро спросил Йорам. – Во сколько приехали?
– В… – Розовски едва не попался. Если бы он назвал действительное время, то после вскрытия стало бы ясно, что Вассерман в тот момент был еще жив. – В половине одиннадцатого.
– Понятно. Дальше.
– Дальше вошел, осмотрелся…
– Кто вам открыл дверь?
– А я позвонил, – объяснил Розовски. – Потом заметил – дверь открыта. Не настежь, но открыта. Слегка приоткрыта. Вот, вошел, пришел в ту комнату. А он лежит… – Розовски развел руками и замолчал.
– Все? – подозрительно спросил Йорам после короткого ожидания.
– Все, – ответил Розовски. Он сидел, как на иголках. Сейчас подставившие его преступники вызывали ненависть не столько фактом убийства, сколько тем, что вынуждали изворачиваться. Одна надежда, что простоватой внешности инспектора Йорама соответствовала проницательность последнего.
– Чем он занимался, знаете? – спросил инспектор. – Я имею в виду убитого.
– Знаю только, что он совладелец туристического бюро «Арктурс». Во всяком случае, так он представился. Насколько это соответствует действительности, честно говоря, не знаю. Еще знаю, что он имел дела с Россией. Опять-таки, с его слов, – сейчас, по крайней мере, Натаниэль говорил чистую правду. «Впрочем нет, – с раскаянием подумал он через минуту. – Какая же это правда – это же мне мог вчерашний тип лапши на уши навешать…» Вслух говорить этого не стал.
– Вы сказали – совладелец, – сказал инспектор Йорам. – А кто его компаньон? Знаете?
– Только имя. Его зовут Артур Фойгельсон, – «Тоже со слов вчерашнего мерзавца…»
– Живет в Ашкелоне?
– Понятия не имею. Я ведь и с этим-то познакомился по телефону. Вчера. В глаза не видел.
– А когда приехали, он уже говорить не мог, – заключил инспектор. – Как же вы догадались, что убитый – именно господин Вассерман? – Йорам прищурился.
А инспектор, оказывается, не столь прост, как кажется. Тогда Розовски решил сыграть в наивность сам.
– А что, разве нет? – спросил он с максимальным простодушием.
– Что – нет?
– Ну, убит Вассерман? Или кто?
– Вассерман, – согласился инспектор.
– Вот видите! – обрадовался Натаниэль. – Так что, я могу идти?
– А все-таки? – инспектор Йорам проигнорировал последний вопрос. – Как вы догадались, что убитый – Аркадий Вассерман?
– У него бумажник выпал, – ответил Розовски. – А из бумажника – визитная карточка. Я же не слепой, нагнулся, прочитал. Так что? Я могу идти?
Инспектор Йорам вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Можете, – инспектор протянул Натаниэлю его документы. – Кстати, – спросил вдруг он, – Вы вооружены?
– А зачем? – спросил в свою очередь Натаниэль. – Я ведь не знал, что именно потребуется. За дела, связанные с необходимостью применять оружие, я по возможности не берусь.
– По возможности, – повторил Йорам.
– Ну да, – и доверительно понизив голос, Розовски добавил: – Мне это еще в полиции надоело. Таскайся с этими железками, потом отчитывайся. Плюс чистка. Вот чистка – самое неприятное. Так что… – он развел руками и улыбнулся.
Инспектор выразительно посмотрел на просторную куртку, которую Розовски надел именно для того, чтобы наличие револьвера не было заметно. Под этой курткой можно было незаметно пронести даже гранатомет.
– Мерзну в машине, – пожаловался Натаниэль, не дав ему открыть рта. – Кондиционер барахлит, приходится открывать окна, – он широко распахнул куртку, и Йорам убедился, что оружия при детективе действительно не было.
– Но дома у вас оружие есть? – все-таки уточнил Йорам.
– Дома? Дома, конечно, есть. «Кольт». 38-й калибр. Храню как память о прежних боевых годах, – гордо ответил Натаниэль.
– В полицейском управлении имеются его баллистические характеристики? – хмуро спросил инспектор. Он явно капитулировал перед многословием задержанного.
– А как же! – соврал Розовски. – Конечно, есть.
От последнего вопроса у него окончательно испортилось настроение. Вообще, Розовски терпеть не мог врать полицейским – в том числе и из профессиональной солидарности. А чем дальше, тем больше приходилось этим заниматься. Одному только старому другу Ронену (спасибо, выручил сегодня) он наплел столько басен, что… Наверное, поэтому, когда Йорам наконец отпустил его небрежным движением руки, он долго не мог завести машину.
Отсутствие собственного автомобиля, вызывавшее недоумение большинства клиентов, Натаниэль Розовски объяснял тем, что принципиально не желает становиться рабом громыхающего куска железа. Он уверял, что стоит человеку приобрести сверкающего никелем и свежей краской красавца, как хозяином становится чудовище по имени «Форд» или «Мицубиси», а вовсе не самонадеянный органический придаток к рулю, утверждающий, что звучит гордо.
– Это вопрос принципа, – заявлял он. – У каждого человека должен быть хотя бы один принцип. Тогда жизнь будет гораздо лучше.
Однако необходимость быстрых передвижений вынуждала его частично поступаться громогласно провозглашенным принципом. Время от времени он просто-напросто бесцеремонно изымал у своего помощника ключи от его автомобиля. И каждый раз Алексу Маркину приходилось являться вечером к шефу домой за своей видавшей виды «Субару». Маркин привык к этому и очень удивился, увидев шефа, входящего в офис агентства. Они с Офрой ожидали возвращения Натаниэля не раньше завтрашнего полудня. Переглянувшись, помощник и секретарша немедленно уткнулись каждый в свои бумаги: Натаниэль имел обыкновение начинать свое появление на работе с нотаций по поводу бездельников, окопавшихся в агентстве и сосущих его кровь. Сегодня и эта традиция была нарушена. Розовски прошел в свой кабинет молча, плотно прикрыл за собой дверь, и Алекс встревожился по-настоящему.
– Пойди, узнай. По-моему, он здорово не в себе, – сказала Офра. – А я сварю вам кофе.
Подобное предложение могло означать только, что Офра тоже встревожилась не на шутку.
При появлении помощника Розовски, опять-таки, не задавая никаких вопросов, молча выложил на стол ключи. Маркин почувствовал, что еще немного – и он лопнет от любопытства.
– Ты обедал? – спросил он осторожно.
Натаниэль покачал головой.
– Офра варит кофе, – сообщил Маркин. – Что-нибудь еще хочешь?
Тот же жест. Алекс вздохнул. Разговора не получалось. Он беспомощно оглянулся на дверь. Словно услыхав его призыв о помощи, дверь распахнулась, и на пороге появился человек, которого Маркин менее всего желал бы видеть. Во всяком случае, сейчас.
– Натанчик, ты здесь? – весело закричал 85-тилетний Моше Гринберг, вваливаясь в кабинет. – Вот и хорошо, а то я уж думал, что придется вечером тащиться к тебе домой.
Он взгромоздился в кресло напротив Натаниэля и умильно посмотрел ему в глаза.
– Привет, Моше, – сказал Розовски бесцветным голосом. – Если вы насчет результатов расследования, подождите немного. Мы его еще не завершили.
– О чем разговор! – Гринберг пренебрежительно взмахнул рукой. – Я вообще пришел просить прекратить это дело.
В тусклых глазах Натаниэля появились проблески слабого интереса. А Маркин откровенно обрадовался.
– Да, – сказал Гринберг, – я подумал: мне уже восемьдесят пять. Правильно?
Маркин и Розовски кивнули одновременно.
– А этой – ну, о которой я просил, шестьдесят. Правильно?
Маркин и Розовски снова кивнули.
– Так я подумал, – сказал Гринберг жалостливым голосом, – ну сколько я еще протяну? Ну максимум, лет двадцать… – он подумал и добавил: – Или тридцать. Сорок – это в крайнем случае.
Маркин и Розовски переглянулись. Пока неясно было, к чему клонит старик.
– Вот, – продолжал Моше Гринберг, – так если уж осталось всего-ничего, их надо прожить хорошо. А что хорошего в жизни с такой старухой?
Алекс громко сглотнул. Розовски захохотал. В кабинет вошла Офра с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник, сахарница и пустые чашки.
– Как тебя зовут, красавица? – тут же спросил Гринберг.
Офра улыбнулась, поставила поднос на стол.
– Она не говорит по-русски, – объяснил Натаниэль Гринбергу. Тот тут же повторил вопрос на идиш.
– И на идиш она не говорит.
– А биселе, – тут же блеснула Офра своими познаниями в идиш.
– Ладно, – махнул рукой Моше, – тогда ты сам спроси: пойдет она со мной в ресторан сегодня вечером?
