Петр Северцев - Хакер и его тень

– Да-а? – искренне удивился я. – А вот у меня совсем другая информация...

– Меня многие ученики поздравляют с праздниками, пишут письма и открытки, – с гордостью проговорила Анна Андреевна, – и я их все храню. Сейчас вам покажу.

Она подошла к массивному шкафу с облупившейся полировкой и не без труда открыла тугую дверцу.

– Ого! – только и смог произнести я. – Сколько же у вас корреспондентов!

Вся внутренность шкафа была под завязку забита стопками почтовых открыток и конвертов.

Они угрожающе покачивались на самом верху, обещая вот-вот рухнуть наружу, а те, что были внизу, казались намертво спрессованными между собой.

– Очень много, – похвалилась Голубева. – Я только никак не могу выбрать время для важной работы – намереваюсь на досуге разобрать письма, да все руки не доходят. Опять же, никак не могу решить, по какому принципу классифицировать: по именам, или по праздникам.

– Действительно, очень сложная задача, – посочувствовал я учительнице.

– По именам, вроде бы, разумнее, – делилась со мной своими сомнениями Голубева. – Сразу видно, кто сколько писал. А ведь знаете, у меня были очень известные ученики. В смысле, что сейчас они достигли многого. Есть два с половиной депутата – один не прошел, потом певец, двое фотомоделей в приличных журналах и трое директоров предприятий с ограниченной степеню ответственности, теперь так, кажется, это называется...

– Да-да, теперь это называется именно так. Скажите, а вот Виктория Петровна... – попытался я вернуться к намеченной теме, но Анна Андреевна еще не закончила посвящать меня в свою проблематику.

– А если классифицировать по праздникам, то в порядке временному или в порядке значимости? Ведь праздники бывают разные. Все время вводят какие-то новые... Я уже даже запуталась... Когда у нас теперь день Конституции?

– Двенадцатого декабря. А Виктория Гагарина получала от вас письма? – спросил я.

– Конечно, мы ведь обменивались поздравлениями довольно регулярно, – подтвердила мое предположение Анна Андреевна. – Иногда даже писали друг другу на двадцать третье февраля, хоть мы с ней и женщины.

– Значит, все же она получала письма? Хотя бы от вас, верно ведь? – уточнил я.

– Да, конечно, – кивнула Голубева. – Но кроме меня ей никто никогда не писал. Не будут же подсудимые посылать поздравительные открытки человеку, который зачитывает им приговор! Хотя, мне кажется, что вопрос вежливости здесь должен перевешивать эмоциональный подход.

– А вам никогда не приходилось бывать в суде? – с улыбкой спросил я.

– Что вы! Как можно! – искренне ужаснулась Голубева. – Да, так о письмах. Когда я Вике говорила, что Лиду неизвестные поклонники забрасывают какими-то странными посланиями, то она сказала: «А мне вот никто не пишет. Знаете, какое это чувство, когда вынимаешь из почтового ящика адресованное тебе письмо? Я была бы рада получать даже письма с угрозами, вроде твоей Лиды». По-моему, очень самонадеянное заявление, вам так не кажется?

– Лида – это кто? – заинтересовался я. – Ваша бывшая ученица?

– Зачем ученица? Лида – это моя племянница, – поджав губы, объяснила мне Анечка. – Знаете, на редкость хорошая девушка, одна живет, никого к себе не водит. А то теперь, вы знаете, некоторые своим телом торгуют, и заявляют, что это такая нынче профессия и что скоро у них будет свой профсоюз.

– И не говорите! – торопливо согласился я с пенсионеркой. – А нельзя ли поподробнее услышать о вашей племяннице? Вы сказали, что она получает письма с угрозами?

– Можно сказать и так, – пожала плечами Анна Андреевна. – Ей кто-то пишет про какого-то Марка, память которого Лида якобы предала. Наверное, какие-то детские обиды. Знаете, мальчик думает, что дружит с девочкой, а потом все выходит совсем не так, как ему хотелось...

Короче, я клюнул на имя Марка. Разузнав у Анны Андреевны где живет ее племянница, я распрощался, пожелав Голубевой здоровья.

Заскочив домой перекусить, я не забывал о деле снял с Приятеля небезынтересную информацию.

Пока я гостил у Анечки, компьютер скачал из судебных архивов кое-что актуальное.

Оказывается, у судьи Гагариной В.П. за 30 лет бессменной работы в органах «третьей власти» было двое "скамеечников, как она выражалась, по имени Марк.

Старушка наверняка не знала о новых веяниях в своем ведомстве, когда говорила своей дочурке Розе, что всех мол, и не упомнишь, кого в свое время засудила.

Как раз наоборот. Теперь можно было вспомнить всех поименно, благо судебные органы обзавелись теперь солидным компьютерным цехом.

То ли чиновники действительно работали на совесть, то ли штатное расписание было неимоверно раздуто и за машины посадили каких-нибудь наборщиц, но факт останется фактом – в базу данных были занесены все дела за послевоенное время. Занесены, разумеется, на уровне справки, но и то было чересчур большой роскошью для нашего города.

Первым среди «Марков» значился Гришевский Марк Семенович 1925 года рождения, следующим шел Зацепин Марк Абрамович 1938 года рождения. Адреса прилагались.

Таким образом, было из кого выбирать. Если, конечно, Марк, который упоминался в письме – это имя, а не что-нибудь другое – например, кличка.

Приятель, кстати, учел такую возможность. Он прошелся по списку в параноидальном режиме, позволяющем выявлять скрытые возможности, и извлек Маркелова Илью Владимировича 1964 года рождения.

Этот товарищ, то бишь гражданин меня очень заинтересовал.

Во-первых, дело Маркелова было последним делом, которое вела Гагарина перед уходом на пенсию. Во-вторых, состав преступления был весьма серьезным: за убийство, совершенное в 1984 году Маркелов И.В. вместе с четырьями своими сообщниками был приговорен к смертной казни, которая была заменена после кассации на двадцатилетнмй срок лишения свободы.

Восприняв в свою очередь, мою информацию Приятель всерьез «задумался». Выстроив цепочку, одна стрелка которой шла от Розы Гагариной к покойной Виктории, он прочертил еще одну к Голубевой, и от Голубевой к Лиде, надписав вверху «Марк?»

– А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК? – задался риторическим вопросом компьютер. – СХОДИ К ЛИДЕ, ТОЛЬКО БУДЬ ОСТОРОЖЕН. НЕЗАМУЖНИЕ ЖЕНЩИНЫ В ЕЕ ВОЗРАСТЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСНЫ. А ТЫ МНЕ НУЖЕН ЖИВЫМ.

Приятель был очень вежливым компьютером и любил напоминать мне о пользе, которую я ему приношу. Каждый раз после чистки он благодарил меня по-английски и играл какую-то странную мелодию, которую подцепил во время блуждания по сетям.

Когда я однажды попытался разобраться, что это напевает мой «пентиум», то оказалось, что это гимн Филиппин.

...В тесном и темном коридоре квартиры, где проживала Лида, я едва смог развернуться, чтобы повесить куртку. Хозяйка стояла возле открытой двери, ведущей в комнату, чтобы не ограничивать мои движения в столь скудно отмеренном пространстве.

Дождавшись, пока я пройду, она предложила мне усаживаться. Потупив глаза, хозяйка села на стул напротив и в смущении начала теребить бахрому скатерти, свисавшей со стола.

– Так вы, значит, говорите, что тетя посоветовала вам ко мне зайти? – еле слышно проговорила девушка, не поднимая глаз.

– Да-да, именно так. Анна Андреевна, – подтвердил я. – На редкость милая у вас тетя.

– Ну, раз так, – тяжело вздохнула Лида и, якобы незаметно распахнув поу халатика, закинула ногу на ногу так, что мне были видны даже бедра.

– Э-э... – покосился я на ее конечности, – видите ли, дело у меня особенное. Можно сказать, сугубо личное.

– Ах особенное... – Лида всерьез задумалась. – Ну, тогда я просто и не знаю...

Она закатила глаза и, запрокинув назад голову, робко провела себя руками по груди, остановившись на сосках и высунула розовый кончик язычка.

– Так, значить... Я уже готова, – проговорила она, прерывисто дыша, – вас выслушать.

– Замечательно, – как можно более деловым тоном проговорил я.

Ее халатик был готов вот-вот развязаться, – пока Лидочка вертела своим корпусом, узел на пояске расслабился до опасного предела. Я понял, что под халатом у нее ничего нет, кроме тела и, решив не искушать судьбу, поднялся со стула и подошел к окну.

Девушка, несмотря на определенный шарм, впрочем, слегка вульгарный, была явно не в моем вкусе, – полновата, грубовата, отчасти аляповата и явно не в себе. Сразу в ЗАГС потащит, потом хлопот не оберешься.

– Так вот, Лида, вернемся на нашему разговору. Как я уже говорил, ваша тетя, – серьезно начал я, глядя на буйство желто-красных осенних листьев за окном, – направила меня к вам для того, чтобы...

– Не надо слов, – раздался томный голос за моей спиной, – войди в меня, и докажи свою любовь на деле. Я жду-у-у!

И только тут я понял, что снова допускаю роковую ошибку – любое упоминание о тете действовало на Лиду словно эротическая стимуляция.

Быстро собразив, что отменная характеристика, выданная мне Анной Андреевной была своего рода рекламой для сексуально озабоченной племянницы, я решил больше ни в коем случае не упоминать о Голубевой.