— Не хочу, чтобы вы заблуждались на этот счет, и повторяю: виновный мне известен. Я сообщаю это по нескольким причинам. Одна из них — наказание. Означенное лицо находится в незавидном положении и в данный момент думает, намерен ли я назвать его — или ее. Ну, я не собираюсь этого делать — ни сейчас, ни, возможно, и потом. Это зависит от него — или от нее. Я склонен к милосердию — из-за семейных чувств, нежелания публично полоскать грязное белье и по другим причинам. Поэтому я сообщаю, что, кого да мы поднимемся из-за этого праздничного стола, я буду в своем кабинете до полуночи. Лицо, которое я не стану называть, найдет меня там готовым прийти к соглашению. Это все, что я хотел сказать. Теперь перейдем к нашим традиционным тостам. Я хочу выпить за предприятие «Парадайн-Моффат», неразрывно связанное с именами Джона Кадогана и Эллиота Рея, чьим выдающимся проектам обязана вся страна. Пусть и проекты, и производство будут развиваться по восходящей линии. — Он поднял свой бокал.
К нему почти никто не присоединился. Айрин шумно выдохнула — звук походил на рыдание. Фрэнк Эмброуз произнес «сэр!» протестующим тоном. Только Грейс Парадайн склонилась вперед и тоже подняла бокал.
— Ни у кого, кроме виновного, не может быть возражений против этого тоста, — резко произнес Джеймс. — Боюсь мне придется рассматривать внезапную трезвость, как коллективное признание. Итак, за предприятие «Парадайн-Моффат".
На этот раз все подняли бокалы. Филлида едва пригубила вино и поставила бокал на стол. Рука Айрин так сильно дрожала, что вино расплескалось, оставив красные капли на крышке стола. Эллиот несколько запоздало промолвил:
— Благодарю вас, сэр.
Джеймс Парадайн вторично поднял бокал.
— За отсутствующих друзей.
Напряжение, почти достигшее наивысшей точки, слегка ослабло, так как немедленной катастрофы не предвиделось. Последовал третий тост:
— За жен и возлюбленных.
Джеймс Парадайн произнес его чуть изменив тон. Теперь в его голосе звучал вызов. Он перевел взгляд с Айрин на Фрэнка, с Филлиды на Эллиота Рея, потом посмотрел на Лидию и Дики и добавил:
— Этим тостом я также воздаю память моей жене. — Джеймс Парадайн осушил бокал и сел.
Послышался вздох облегчения. Худшее было позади. Грейс Парадайн посмотрела на Айрин и слегка отодвинула от стола свой стул.
Гостиная была убежищем. Когда дверь за женщинами закрылась, они посмотрели друг на друга.
— Что все это значит? — резко осведомилась Бренда.
Мисс Парадайн выглядела расстроенной.
— Дорогая моя, я знаю не больше тебя.
— Должно быть, он спятил! — сказала Бренда. — Собрать всех нас здесь в канун Нового года, А потом заявить такое! Это переходит всякие границы!
Дрожащая всем телом Айрин разразилась слезами.
— Я знаю: он думает, что это я, А я тут ни при чем! Я вообще не хотела приезжать — Фрэнк может вам подтвердить! Он сердился на меня, так как я хотела остаться с моей малышкой. Лучше бы я его не послушалась! В чем Джеймс меня подозревает? Почему он считает, что это я? Я даже не знаю, о чем он говорил! Почему это не может быть кто-то другой?
После долгих поисков ей удалось извлечь носовой платок. К несчастью, пауза в процессе вытирания глаз позволила увидеть, что они устремлены на ее золовку.
— Ты имеешь в виду меня? — сердито сказала Бренда. — Благодарю покорно, Айрин! Фрэнк это оценит, не так ли?
Грейс Парадайн протянула руки обеим.
— Айрин, Бренда, пожалуйста, прекратите! Ситуация и так достаточно скверная, так что нам незачем ее ухудшать. Мне кажется, что тут какая-то ужасная ошибка. Если мы будем придерживаться такого мнения, то сумеем но. мочь друг другу и все уладить. Мы не должны терять голову и говорить то, о чем потом сами пожалеем. Вытри глаза Айрин. Может, ты хотела бы подняться в комнату Филлиды?.. Нет? Ну, тогда пусть Лидия даст тебе пудру. Лейн скоро принесет кофе, и тебе лучше не выглядеть заплаканной. Фил, дорогая, позаботься об Айрин вместе с Лидией. Конечно никто ее ни в чем не подозревает — это просто нелепо. А я пока поболтаю с Брендой. Сколько времени мы с тобой не виделись, дорогая? По-моему, несколько месяцев. Пойдем присядем вон там.
Бренда была только рада заполучить слушателя, которому могла бы без обиняков поведать о своих многочисленных горестях.
— И зачем мужчины женятся? Нам с Фрэнком было так хорошо вдвоем. А посмотри на него теперь! Айрин не думает ни о чем, кроме детей. Все дело в том, что она глупа — даже хозяйство вести не умеет. Счета увеличились вдвое, непонятно почему.
Грейс Парадайн улыбнулась.
— Не всем же быть такими хорошими хозяйками, как ты, дорогая. Фрэнк постоянно вспоминает, как чудесно ты содержала дом.
— Вот именно — содержала! — В голосе Бренды послышалась горечь. — Почему Айрин не могла оставить нас в покое? Фрэнк никогда бы не обратил на нее внимания, если бы она сама не вешалась ему на шею. А теперь, когда она его заполучила, он стал ей совсем не нужен! — Ее желтоватые щеки покраснели, А рот слегка дернулся.
Грейс Парадайн вновь ощутила тревогу. Становилось все труднее обеспечивать, чтобы вечер прошел без сцен. По другую сторону камина она видела Айрин, все еще прикладывающую к глазам платок, игнорируя пудреницу и пуховку, которые протягивала ей Лидия. Приняв внезапное решение, мисс Парадайн поднялась.
— Дорогие мои, — начала она голосом, сразу же привлекшим всеобщее внимание, — у меня есть по маленькому сувениру для каждой из вас. Сейчас я сбегаю наверх и принесу их. Не вижу, почему какие-то дурацкие осложнения должны помешать мне сделать вам подарки. Фил, поговори с Брендой… Я вернусь через минуту… Нет, дорогая, лучше я принесу их сама — я знаю, где они лежат.
Подойдя к двери и обернувшись, Грейс Парадайн почувствовала облегчение. Айрин пудрила нос, и даже Бренде было нелегко поссориться с Фил. Но ей нужно поторопиться. Лучше не рисковать. Несмотря на внушительные пропорции, мисс Парадайн была весьма подвижна. Подобрав юбку, она взбежала но ступенькам почти так же быстро, как это сделала бы Филлида.
Грейс Парадайн вернулась, прежде чем Айрин закончила приводить в порядок лицо и когда Бренда все еще отвечала на вопросы Филлиды об их общих друзьях. Она принесла четыре маленьких пакетика в рождественской обертке — с золотыми листьями падуба и алыми ягодами — и с тесемками разных цветов: серебряной для Айрин, алой для Бренды, зеленой для Лидии и золотой для Филлиды.
— Всего лишь пустячки, — сказала Грейс.
Они разворачивали пакетики, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Лейн, неся большой серебряный поднос с кофейным сервизом. За Лейном следовала Луиза с массивной подставкой для пирога.
Мисс Парадайн удовлетворенно вздохнула. Сцена выглядела знакомой и естественной — радушная хозяйка раздает подарки; четыре женщины разворачивают яркую бумагу; поднос с тяжелым серебряным кофейником, кувшином с молоком и сахарницей стоит на длинном ореховом столе вместе со старыми голубыми с золотом чашками из вустерского фарфора. Так могло происходить в любой канун Нового года, независимо от даты.
Луиза опустила на стол подставку с рождественским пирогом на нижней полке и с печеньем и шоколадными пальчиками на двух верхних. Все выглядело надежным, безопасным и соответствующим традициям — респектабельный Лейн с седой бахромой вокруг лысой макушки и двадцатью годами службы за плечами; его достойная помощница Луиза с прямой осанкой и столь же прямым характером, в старомодном корсете и эдвардианском[8] чепчике. Картина казалась в высшей степени успокаивающей.
Дворецкий и горничная удалились. Все целовали и благодарили тетю Грейс. Лидия получила свою любимую соль для ванны («И где только ты ее достала?.. »), Бренде достался карманный фонарик («Такая вещь всегда полезна… ») — Айрин — фотография Джимми и Рены, увеличенная и помещенная в рамку. («О, тетя Грейс!.. »), А Филлиде — полдюжины мягких носовых платочков с ее именем, вышитым в углу («О, дорогая, ты не должна была этого делать! Твои талоны!.. »). Все суетились вокруг Грейс, улыбаясь и весело болтая, когда дверь открылась снова и вошли мужчины.
Однако их было только пятеро — высокая и властная фигура Джеймса Парадайна отсутствовала.
Мисс Парадайн начала раздавать следующую порцию подарков — на сей раз незавернутых, — ненавязчиво кладя их в руку каждого из четырех мужчин, чьего присутствия она ожидала. Наличие пятого гостя — Эллиота Рея — было спокойно проигнорировано. Остальные получили по маленькой записной книжечке-календарю с прикрепленным к ней карандашом: в коричневом кожаном переплете для Фрэнка, в алом для Дики, голубом для Марка и бордовом для Алберта Пирсона. Незваный гость не был удостоен ни слова, ни взгляда.
Эллиот относился к происходящему с горькой иронией, которая, однако, быстро перерастала в гнев. Чтобы рассердить его, сегодня вечером не требовалось слишком много. Теперешний случай был абсолютно тривиальным, но под его тривиальностью скрывалась, подобно течению — под плывущей соломинкой, холодная враждебная сила. Он и раньше ощущал ее, но никогда так ясно, как сейчас. Впрочем, нахлынувшую волну негодования и на этот раз пересекла, словно зигзаг молнии, вспышка мрачноватого юмора. Интересно, угостят ли его кофе?
