Девушка, имени которой он уже не помнил, мяла в пальцах носовой платок…
Он вспомнил Земцову, ее тонкое лицо, насмешливый взгляд светлых глаз, упрямый рот, и вдруг понял, что не готов к встрече с ней, что волнуется, что не знает, как себя с ней вести, чтобы не спугнуть, не потерять ее снова, как терял много раз…
…С тяжелой сумкой на плече он появился в зале аэропорта, и первым человеком, которого увидел, оказался Виктор Львович Корнилов, немного постаревший, бледный, как если бы он был болен, но очень близкий и родной, настолько, что скупой на нежности Крымов, не выдержав, бросился к нему и крепко обнял.
– Здорово, Львович, как дела?
– Как видишь, – дрогнувшим голосом ответил ему Корнилов, внимательно глядя ему в лицо, словно не узнавая своего старого друга. – Стареем, болеем… Но работаем…
– Понятно.
И тут Крымов увидел стоящую неподалеку Земцову. В джинсах и линялой майке, она была похожа на студентку, встречающую в аэропорту своего парня. Такая же худенькая, как девчонка, с небрежно заколотыми на затылке волосами и с болтающимися на груди тонкими проводками плеера. Крымов рванул к ней, но потом вдруг понял, что ошибся, что это не она, что это действительно какая-то девчонка, которую он принял за Юлю, настолько независимой и отстраненной она показалась ему в первую минуту. Он остановился в нерешительности, хотел было уже повернуть обратно, к Корнилову, как вдруг услышал:
– Привет, дорогой, что это ты своих не узнаешь?
Голос принадлежал ей. Крымов подошел поближе, обнял бывшую жену, которую по-прежнему не узнавал, и, пробормотав: «Прости, не узнал, выглядишь, как девчонка», поцеловал ее в щеку.
– Поехали домой, Таня нас, наверное, уже заждалась. И Леша Чайкин будет там, Шубина нет, он в Питере, Женьки Жуковой – тоже, она на море отдыхает… Ну же, что ты смотришь на меня так ошарашенно? Ты хотел бы, чтобы я встретила тебя в строгом деловом костюме?
Он не нашелся, что ей ответить. Все в эту минуту показалось ему неожиданным, нереальным, особенно его жена, и вовсе не бывшая, он-то знал, что она по-прежнему принадлежит ему и что никакие Патрики Дювали не посмеют отнять у него Земцову. А как она просто обратилась к нему! «Привет, дорогой». Да он на это и не рассчитывал. И теперь они поедут домой, к ним домой. Да, поистине удивительная женщина эта Земцова. Он вдруг приревновал ее к самому себе… Такое иногда случалось с ним. Чертовщина какая-то, но сладостная, приятная, заставляющая волноваться, испытывать острое наслаждение обладанием любимой женщиной. Она сказала «поехали домой». Уже от этого могла пойти кругом голова. А ведь он мог слышать это каждый день, если бы они жили вместе. В любой точке земного шара. Где бы он ни был, он знал бы, что у него есть семья, что его ждут жена и дочь. Но он сам все разрушил, своими руками. Закружился с другими женщинами, потерялся в самом себе… И утратил все, что у него было. Как мог он вообще допустить, что Земцова в тот длительный период, что они знакомы, успела выйти замуж три раза? Первый раз это был Харыбин. Фээсбэшник, за которого Юля вышла замуж назло Крымову. Стоящий мужик, ничего не скажешь, очень любил Земцову, на руках носил, и что же? Брак развалился. Земцова никогда не любила его. Пыталась она жить в гражданском браке и со своим другом Шубиным. Настоящий мужчина, преданный друг, влюбленный в нее по уши и готовый отдать жизнь ради Земцовой… Ничего у них не вышло, как Игорь ни старался. Юля пыталась его полюбить, но так и не смогла, и этот союз распался. Теперь Патрик. Добродушный, симпатичный человек, любящий не только Юлю, но и Машу, их с Крымовым дочку… Когда Крымов представлял себе Земцову с Патриком, ему становилось нехорошо. Он злился и страдал от бессилия что-либо изменить. Его живое воображение рисовало бывшую жену в постели с Патриком. Эти картины были мучительны. Патрик, по мнению Крымова, мог быть Земцовой хорошим другом, покровителем, воздыхателем, но никак не любовником и тем более не мужем. И только тот факт, что Земцова, будучи замужем, позволяла себе вот так спокойно встречать в аэропорту своего бывшего мужа, Крымова, и вести себя хотя бы внешне так, как если бы она была женой не Патрика, а Крымова, позволял сделать вывод, что она не очень-то и дорожит своими отношениями с Дювалем.
Проходя мимо огромного зеркала, Крымов бросил на себя взгляд, чтобы лишний раз убедиться, что он по-прежнему красив и неотразим. В это мгновение он был наедине с собой и мог позволить себе оценить и свою фигуру, и осанку, и шапку густых черных волос, и так волнующую женщин утонченную бледность лица и синеву глаз. Оставшись довольным собой, он по старой привычке поймал руку Земцовой и, притянув ее к себе, еще раз поцеловал в щеку, затем – в губы.
– Ты не забыл еще вкуса селедки? – услышал он ее насмешливый, чуть с хрипотцой голос и вдруг расхохотался, оглядываясь на шагающего позади них Корнилова и как бы призывая его разделить веселье.
– Нет, ты слышал, она приготовила селедку! Да я о ней только и думал, когда летел сюда…
– Дурак ты, Крымов, – шепнул ему Корнилов, поравнявшись с ним и толкнув его локтем в бок. – У тебя, может, шанс, а ты ведешь себя как последний идиот. Посерьезней надо быть, понял?
– Понял…
Никто не знал о волнениях Тани Бескровной, одиноко сидящей за накрытым столом в квартире Земцовой и поджидающей приезда Крымова с компанией. Она знала, что с минуты на минуту здесь появятся и ее муж, Виталий Минкин, все свое свободное время предпочитающий проводить в обществе беременной жены, и Леша Чайкин, судмедэксперт, большой друг Земцовой, а также нештатный работник агентства, и Корнилов, без чьей помощи, по мнению Тани, они не раскрыли бы ни одного преступления, словом, намечалось грандиозное застолье, центральной фигурой которого, безусловно, являлся Крымов. Все хорошо, и закуски Таня успела приготовить, и мясо в духовке уже почти готово, и окрошка получилась ядреной, ледяной, такой, какой, по мнению Земцовой, она должна была понравиться Крымову, да вот только сама Таня чувствовала себя отвратительно – раздувшаяся, как раскормленный поросенок… Разве такой ее желал Крымов? Разве такой она должна была предстать перед его искушенным взглядом? И это после того, какие знаки внимания он оказывал ей перед отъездом!
С другой стороны, она была на стороне Земцовой, и ей очень хотелось, чтобы они с Крымовым наконец-то помирились, сошлись, и Юля развелась бы с Патриком и вышла замуж снова за своего мужа и отца своей дочери. Вот такие противоречивые чувства одолевали ее, когда в передней раздался звонок. Таня резко встала и помчалась открывать. Но ей так показалось, что она помчалась, на самом деле еле дошла под тяжестью своего необъятного живота до двери и, не спросив, кто там, уверенная, что это кто-то из своих, открыла. Она очень удивилась, увидев Хитова.
– Это вы? Но почему… здесь? Это же не агентство…
– Понимаю, но дело не терпит отлагательства. Приехала мать Нади, Шевкия…
– Ничего не понимаю, какая еще мать… Странное имя…
– Ну, помните, я вам рассказывал, что у Нади мать художница, она ей шаль подарила, которую сама расписала. Так вот, ей позвонили и сообщили о смерти дочери. Разумеется, она приехала, уже была в морге и вот теперь заперлась в квартире и плачет. Меня, конечно, пустила, я ей все объяснил, рассказал, что знал, но она и мысли не допускает, что ее дочь могли убить. Она хоть и рыдает, но твердо уверена, что это несчастный случай, потому что ей накануне приснился сон, она говорит, что сон в руку: будто Надя летит в плетеной корзине с крыши какого-то старинного замка… Знаете, может, и нехорошо так говорить о несостоявшейся теще, но по-моему, у нее не все дома. Художница, одним словом.
– Но что вам нужно здесь, Хитов? У нас сейчас свои дела, к нам приехали друзья, я стол накрыла, поверьте, мы тоже имеем право на личную жизнь.
– Да я все понимаю, но что мне ей сказать, что я все это выдумал, чтобы она считала меня сумасшедшим? Она разве что не крутит пальцем у виска, говорит, что вы, мол, молодой человек, несете ахинею, и все в таком роде…
– И что вы хотите от нас, в частности от Земцовой?
– Чтобы она позвонила ей и сказала, что Надю действительно убили, – совершенно искренне ответил Хитов.
– У нас есть доказательства?
– Доказательства есть у меня. Говорю же, Надя боялась высоты, к тому же те, кто был с ней, знали, что к ней скоро приедет жених, почти муж, да ее просто-напросто могли убить из ревности…
– Может, и так, Хитов, но послушайте, приехал Крымов, вернее, прилетел, прошу вас, давайте отложим наш разговор до завтра, а? Ну, представьте себе, сейчас здесь соберется народ, и тут вы…
– …со своей убитой девушкой, я понимаю…
И тут послышались шаги, какой-то шорох, и, вежливо попросив подвинуться в сторону, в дверь протиснулся Минкин. Одетый в элегантный черный костюм, белую сорочку и темно-красный галстук, он с недовольным раскрасневшимся лицом потребовал от Хитова объяснений: кто такой, что здесь делает в столь поздний час и с какой стати пристает к беременной женщине, к его жене.
