Подумав о семье, Катя вспомнила, что звонила маме пять дней назад. Пять дней! Господи, как давно! Пять дней назад она еще мучилась, убежденная, что Андрей не хочет никаких отношений с ней и мечтает остаться один в своей квартире без штор.
«Позвони сейчас же, — посоветовал внутренний голос. — Ты так много врала ей, что очередное вранье ничего не изменит».
Катя спряталась от ветра за угол дома, достала телефон озябшими пальцами, но тут ее внимание привлекла пара: женщина и мужчина, закутанные в шарфы так, что нельзя было разглядеть лиц, вылезли из машины, припаркованной рядом с домом, за которым она пряталась, и прошли мимо Кати. Что-то в облике мужчины показалось Кате смутно знакомым.
— Я не верю, — захлебывающимся, высоким голосом говорила женщина. — Просто не верю! Юрочка, я молиться на тебя буду!
Ее спутник что-то глухо ответил — Катя не разобрала, что именно, — и взял женщину под руку. Та провела рукой по лицу, и Кате показалось, что она плачет.
Со странным ощущением, что ей просто необходимо пойти за этими людьми, Катя сунула телефон в карман и сделала несколько шагов. Пара перед ней неожиданно остановилась, и женщина прислонилась к мужчине, уже не сдерживая слез.
— Сонечка, — со страданием в голосе сказал ее спутник. — Прошу тебя, возьми себя в руки.
Мимо проходили люди, бросая на них косые взгляды, и Катя отошла в сторону, встала перед киоском с газетами и журналами.
— Я поверить не могу, — донесся до нее прерывистый женский голос. — Слезы сами текут. Прости, Юрочка…
— Так давай вернемся в машину, ты выплачешься, и мы пойдем к врачу, — с раздражением в голосе сказал мужчина. — И не будем стоять посреди улицы и ждать, пока ты придешь в себя. Никите нужна наша помощь, а не наши слезы, и, наконец-то, мы можем ему помочь! А ты без конца рыдаешь.
— Все-все-все… Сейчас, дорогой, сейчас. Все, уже все прошло.
Она обернулась, ища урну, чтобы выкинуть бумажный платочек, и обнаружила одну рядом с киоском печати. Подошла, бросила белый комок и снова всхлипнула. Мужчина медленно пошел прочь, засунув руки в карманы, но при этом держа спину очень прямо.
В сумочке у женщины что-то зажурчало, и Катя не сразу поняла, что это звонит телефон. Вглядываясь для вида в обложки с лицами, улыбающимися одинаковыми белоснежными улыбками, она внимательно вслушивалась в разговор.
— Лена? Да, Леночка, это я. Не могу сейчас, милая, мы с Юрочкой идем беседовать с врачом. Да нашли! Сама не верю, господи, столько сил на это положила, а тут Юра все достал, и теперь нужно только с врачом договориться, когда они начнут курс. Дорого, милая, очень дорого. Если бы не Юрочка… Да. Да. Все, Леночка, прости, потом поговорим, я опаздываю.
Она вернула телефон в сумку и бросилась догонять своего Юрочку.
— Юрочка, значит, — задумчиво произнесла Катя, глядя вслед паре. — Вот, значит, как…
Забыв о том, что собиралась звонить маме, Катя огляделась в поисках ближайшей станции метро и быстро побежала к подземке.
На следующее утро красавец мужчина Юрий Альбертович Шаньский вошел в офис «Эврики» и тут же наткнулся на Снежану Кочетову.
— К шефу забеги, — бросила она. — Он тебя два раза спрашивал.
Перебирая в голове клиентов, с которыми могли возникнуть проблемы, Шаньский постучал в белую дверь и заглянул в кабинет.
— Заходи, — без выражения сказали от стола.
Войдя, Юрий Альбертович обнаружил в кабинете, кроме Игоря Сергеевича, незнакомого ему мужика лет тридцати пяти с коротко стриженной башкой («под уголовника», — как называл такие стрижки Шаньский) и с впечатляющими габаритами.
— Знакомься, — без малейшего дружелюбия в голове предложил Кошелев. — Это частный детектив, нанятый нами для того, чтобы разобраться в ситуации с тендером.
Он смотрел на Юрия Альбертовича так, словно хотел просверлить в нем две дырки. Шаньский спал с лица. На долю секунды у него перехватило дыхание, потому что он осознал, что означает и этот разговор, и присутствие детектива в кабинете.
«Все. Они все знают. Иначе не вызвали бы меня. И Кошелев разговаривал бы по-другому».
— Послушай господина сыщика, — угрюмо сказал шеф. — Тебе это будет интересно.
Шаньский на негнущихся ногах подошел к стулу и сел, безотчетно проведя вспотевшими ладонями по брюкам.
— Как я уже сказал, телефон Софьи Кротовой был поставлен на прослушивание, — сообщил стриженый, словно продолжая начатый с Кошелевым разговор и доставая из портфеля какие-то бумаги… — вчера она разговаривала с подругой, которой рассказала… — он вгляделся в верхний лист, провел пальцем по строке, — рассказала, что вы, Юрий Альбертович…
Верхний лист вылетел из его руки и плавно опустился на пол. Чертыхнувшись, мужик наклонился за ним и начал шарить под столом. Шаньский не стал дожидаться, пока тот достанет записи. Он поднес пальцы к вискам, в которых вдруг загудело, и обреченно закрыл глаза.
— Дура, какая же дура! — простонал он. — Тысячу раз говорил идиотке…
Кошелев издал звук, отдаленно напоминающий рычание.
— Ты?! Зачем?! Юра, какого хрена? Я тебе мало платил?
Шаньский покачал головой, не открывая глаз. «Искали, значит… Частного детектива наняли. А Сонька, курица пустоголовая, всем подружкам растрепала, что я нашел средства на реабилитацию Никите».
— Нормально вы мне платили, Игорь Сергеевич, — тихо сказал он. — Только мне понадобилось больше, чем вы могли бы дать. Сын у меня в больнице…
— Почему ко мне не пришел? — рявкнул Кошелев, перегибаясь через стол так резко, что Шаньский открыл глаза и отшатнулся. — Почему?! Я что — зверь? Что, денег не нашли бы твоему сыну?!
Бабкин вылез из-под стола с листом, на котором Капитошин любезно распечатал ему прайс на ноутбуки известной фирмы, и отодвинулся от орущего Кошелева вместе с креслом.
Юрий Альбертович ошеломленно посмотрел на своего начальника, пораженный не тем, что тот повысил голос, а содержанием его последней фразы. Ему и в голову не пришло обратиться к Кошелеву — не потому, что он ждал отказа, а потому, что он просто не подумал об этом. Легкий путь был так близок, так доступен, что для Шаньского не имело смысла искать другие пути.
— Я… я не подумал, — пробормотал он, бледнея. — Не подумал… Такие деньги, кто же знал? Я и представить не мог…
— Чего ты представить не мог?! Что я тебе денег дам? Ты, мать твою, сколько лет со мной работаешь, а?
Глядя на его красное лицо, Шаньский отчетливо понял, что Кошелев и в самом деле дал бы ему требуемую сумму. Он чуть не расплакался, осознав, что можно было не искать выхода на «Фортуну», не предлагать конкурентам свои услуги, не ожидать со страхом результатов тендера, а выбрать куда более простой, а главное, честный вариант. Юрий Альбертович перевел взгляд на детектива в кресле и прочитал на лице того плохо скрытое презрение. Шаньский не мог допустить, чтобы к нему так относились — он слишком любил себя, — и подавно не мог допустить, что он и в самом деле заслужил презрение. Юрий Альбертович мог только восхищаться собой.
И он уцепился за спасительную мысль. Мысль заключалась в том, что на том самом простом и честном пути ему пришлось бы пройти через унижение, а унижения он не терпел.
— Я не привык просить! — выкрикнул Шаньский, поднимая подбородок. — Слышите?! Не привык!
Он взял себя в руки, и лицо его, минуту назад вялое, снова стало красивым и волевым. Сергей Бабкин подумал, что Юрий Альбертович напоминает ему какой-то памятник из виденных недавно. «Только лошади под ним не хватает».
— Я унижаться перед вами не буду! — нес свое Шаньский. — Никогда ничего не просил и не собираюсь!
— Тогда пошел вон отсюда! — скомандовал вмиг разъярившийся Кошелев. — Не просил он! Воровать мы умеем, предавать мы умеем, а просить — нет? Вон, я сказал!
Рык его раскатился по кабинету. Игорь Сергеевич разве что не плевался от злости. Перепуганный Шаньский вскочил и попятился к выходу, безуспешно пытаясь сохранить достоинство, но Кошелев схватил что-то со стола, собираясь метнуть в него, и Юрий Альбертович обратился в бегство. Он выскочил в коридор, захлопнул дверь и заторопился к выходу, боясь, что шеф попытается его догнать. Но Кошелев остался сидеть за столом, тяжело дыша и ругаясь про себя.
— Вы бы степлер-то положили, — посоветовал Бабкин. — Не ровен час, прищемите чего-нибудь.
Игорь Сергеевич перевел взгляд на предмет, который схватил в ярости, и обнаружил, что действительно сжимает в кулаке степлер.
— И в самом деле чуть не швырнул, — признался он, возвращая степлер на место. — Может, и стоило. Надо же, унижаться он не будет! Просить он не хотел!
Кошелев снова начал заводиться, но, бросив взгляд на сыщика, успокоился.
— Спасибо, Сергей, я в ваш план до конца не верил. Думал, глупость мы затеяли, зря только человека обидим.
