— До свидания, пан Карлик.
— До свидания. Если вам будет угодно прийти на обед, то сегодня у нас отличные цыплята. И фирменное блюдо — курица с паприкой.
24Прапорщик даже не подумал утруждать себя и не оторвался от столба, к которому прислонился спиной.
— Вы куда? — спросил он, протянув руку и загораживая вход. Возможно, он бы избрал иной тон и держался повежливее, если бы этот человек ему понравился. А он ему не понравился, совершенно не понравился. Его раздражали стрелки на брюках, рубашка (он сам — более чем средней упитанности — не смог бы надеть такую из-за животика). К тому же он инстинктивно чувствовал, что этот пижон умнее его. Но не сильнее. Особенно здесь. Здесь, у ворот, прапорщик был хозяином положения.
— На прогулку, — скромно ответил Михал Экснер. — Пан метрдотель Карлик из гостиницы «Рыхта» рекомендовал мне осмотреть парк.
Прапорщик понял, что над ним насмехаются.
— Придется вам прийти в другой раз.
— Если найду время. — Экснер прикинулся простаком.
— В парк сейчас нельзя, — упорствовал прапорщик.
— А почему? День-то вон какой! Чудо!
— Не ваше дело, нельзя, и все.
— Это точно, — грустно заметил Экснер. — До свидания, товарищ прапорщик. А по этой тропке можно?
Ответа не последовало.
Впрочем, капитан Экснер и не ждал его. Он сбежал с дороги на тропинку и пошел по ней вдоль ограды.
Дыру в ограде, через которую вытекал ручей, Экснер просто не мог не заметить. Осторожно ступая по тропке, проложенной детьми, он поднял руки, чтобы не обжечься крапивой. Ухватившись за ольху, пригнулся и выскочил уже за оградой. Справа за деревьями просвечивала песчаная дорожка. Слева был склон, негусто засаженный елями и пихтами. Могучие деревья стояли далеко друг от друга, спокойно — им не угрожали пилы лесозаготовителей. Из-под хвои пробивалась редкая трава. Экснер решил идти лесом, придерживаясь ручья.
Роса до сих пор не высохла, поэтому он выбирал голые места. Кустарник, росший между деревьями, заслонял обзор. Неожиданно перед капитаном открылся луг — собственно, здесь и начинался английский парк. Зеленое пространство, трава скошена, тут и там одинокие ели, дубы и пихты — живописный ландшафт, уютные уголки. Посередине, скрытый березами, протекал ручей; в отдалении луг полого поднимался к скале, где, окруженный замшелыми каменными стенами, высился белый замок.
Капитан выбирал путь поудобнее и не очень-то смотрел по сторонам.
Вдруг совсем рядом послышалось сопенье и глухое ворчанье.
Экснер оглянулся. И буквально оцепенел.
Между деревьями мелькнула немецкая овчарка и бросилась прямо к нему. Вид у собаки, которую специально обучали и натаскивали, был какой угодно, только не дружелюбный.
Овчарка остановилась в двух шагах от Экснера и зарычала.
— Ух ты, тварь, — процедил сквозь зубы капитан Экснер. — Зверюга… Голос!
Собака знала это слово.
А поскольку была выдрессирована, послушалась и залаяла, что, собственно, от нее и требовалось. Экснер облегченно вздохнул: ну кто мог гарантировать, что у служебной собаки рефлекс сработает как надо и она не бросится на первого встречного, хотя должна только обнаружить человека и привлечь к нему внимание.
— Глупая зверюга…
Из-за деревьев выбежал подпоручик. Заметив Экснера, он замедлил шаг, и капитан краешком глаза увидел, что идет он совсем не спеша, любуясь тем, как работает собака.
— Глупая зверюга… Поторопитесь, дружище!
— Рон! К ноге! Сидеть. Я вам не дружище. Что вы тут делаете?
— Гуляю, товарищ подпоручик.
— И давно вы здесь, в парке?
— Минут десять.
— Как вы сюда попали?
— Подлез под ограду.
— Ну вы даете, дружище! Зачем?
— Я вам не дружище, товарищ подпоручик. Я подлез под ограду, потому что меня не пустили в ворота.
— Значит, вам сказали, что в парк нельзя?
— Сказали. Какой-то прапорщик.
— И вы все-таки… Ну, знаете! Рон, лежать! Ваш паспорт!
— У меня его нет.
Подпоручик подошел ближе. Дерзость этого человека озадачила его.
— Как это у вас нет паспорта?
— У меня нет карманов. Некуда его положить. — Капитан Экснер виновато пожал плечами. — А в руке носить неохота.
— Зачем же вы полезли в парк, если прекрасно знали, что сюда нельзя?
— Дело в том, товарищ подпоручик, что я… очень любопытен.
Подпоручик вытаращил глаза.
— Да, — спокойно повторил Экснер. — Просто любопытен…
— Пройдемте, дружи… пан! — опомнился подпоручик. — Рон, к ноге!
И они двинулись в путь. Рон слева, Экснер справа.
25В неуютный темный кабинет заглянуло солнце, под его лучами засветились пылинки — в воздухе и на мебели.
Пыли не было только на окровавленном топоре, прикрытом куском полотна.
Молодой вахмистр смотрел на площадь сквозь развевающуюся пожелтевшую занавеску.
— Идут, — сообщил он.
— Кто? — спросил Чарда. Он ожидал того, кто отправился на прогулку в парк, и нетерпеливо вскочил.
— Товарищ поручик. С Коларжем.
— Ступайте им навстречу. Я поговорю с Коларжем наедине.
Надпоручик засучил рукава, а фуражку, сдвинутую на затылок, снял и положил на стол. Вошел Шлайнер.
— Товарищ надпоручик…
Чарда кивнул на полуоткрытую дверь. Шлайнер прикрыл ее.
— Да нет, — раздраженно сказал Чарда. — Пошлите его сюда. Он что-нибудь знает?
— Думаю, что нет, товарищ надпоручик. Он ничего не говорил. А я не спрашивал.
— Ну, ведите его сюда. И ступайте. Да! Паспорт у него при себе?
— Нет.
— Вы знаете его лично?
— Знаю, товарищ надпоручик.
— А что его жена?
— У него сожительница.
— Ну, тогда, если что — он-де подрался, и точка.
— Наверно, — запнулся Шлайнер, — наверно…
— В чем дело?
— Наверно, не выйдет так.
Надпоручик Чарда вздохнул:
— Ну конечно, если мы теперь задержим пьяного шофера, то по всему району разнесется, что мы арестовали убийцу. Вы свободны, товарищ поручик!
26Чарда выдвинул ящик стола, где лежал револьвер.
— Взгляните-ка вон на тот топорик. Только не дотрагивайтесь до него.
— На этот? — показал Коларж пальцем.
— Другого здесь нет. Я же сказал: не дотрагиваться!
— А в чем дело?
— Вам он знаком?
— Топорик как топорик.
— Это вы рассказывайте в другом месте. Ваш топор?
— Мой.
— Вы можете это доказать?
— Где вы его нашли?
— Я вас спрашиваю, по каким признакам вы узнали топорик. Почему вы решили, что он ваш?
— По топорищу. Ну да. Я его сам обтачивал. Видите — конец закругленный. Это я так, для баловства. Где вы его нашли?
— В свое время узнаете.
— Ну, тогда спасибо. — Коларж протянул руку к топорику. — Стало быть, я могу…
— Уберите руку! — закричал Чарда. — Сказано вам: не дотрагиваться!
— Господи, да в чем дело, это же мой топорик. Ну, спасибо вам, я пошел. — Он замолк. — Или… кто его украл?
— Где вы были вчера вечером?
— Дома.
— А позавчера?
— Дома.
— В субботу?
— Тоже дома.
— В самом деле?
— Хотя нет. Не дома. Я был в «Лесовне»… Да, вроде.
— Советую вспомнить поточнее.
— Нечего мне вспоминать, — отрезал Коларж. — Я ничего не украл. А в корчму я хожу почти каждую субботу.
— Вы не любите Рамбоусека, а?
— Чего его любить. Вздуть его как следует!
— Он вам в отцы годится.
— А мне плевать…
— Выражайтесь прилично.
— За это мне ничего не дадут.
— Так, — надпоручик Чарда задумался и механически вытер пот со лба, — значит, топорик ваш…
— А что с того?
— Как вы шли из «Лесовны» домой?
— Я всегда хожу парком.
— Один?
— Большей частью.
— А в субботу?
— Должно, один.
— Должно?
— Ну да, — нехотя буркнул Коларж, — один.
— Взгляните… — Надпоручик указал на коричневые пятна на топорище и металле.
— Черт, — произнес Коларж. — Никак кровь… — Он побледнел. — Где вы нашли этот топорик?
— В парке.
— И что дальше?
— Если мы обнаруживаем такой топор и убитого…
— Что? — заорал Коларж.
— Спокойно, — одернул его надпоручик Чарда. — Когда мы находим такой топор и убитого, то нам, разумеется, приходит в голову…
— Хотите мне что-то пришить?
— Этим топором убит пан Рамбоусек, — пояснил Чарда. — А вы признали, что топор ваш.
Йозеф Коларж вытаращил глаза. Облизал пересохшие губы.
— Господи Иисусе, — прошептал он.
— К тому же, — добавил Чарда, — топор мы нашли не в парке, а в вашем сарае, он был спрятан под дровами. Вы увязли по уши, Коларж.
27Доктор Медек вздохнул, вытянул руки и прикрыл кончиком полотенца голову и лоб. Загорелая девушка сидела рядом с ним и сосредоточенно натиралась каким-то кремом. Она напоминает женщин Модильяни, подумал он; да, будь она чуть посмуглее… Впрочем, тогда и поза должна быть другая, и купальник ни к чему…