Э. Хартли - Маска Атрея

Секунду он лежал на спине, а она стояла над ним. Крови видно не было, но на кратчайший миг глаза у него закатились. Дебора понимала, что он будет на ногах меньше чем через минуту, поэтому неуклюже перепрыгнула через него, распахнула дверь туалета и побежала в недра музея. Ищи телефон.

Она мчалась к офису, разыскивая по пути ключи, и тут почувствовала, что лодыжка болит все сильнее.

Не сейчас. Нет времени для боли.

Она была уже в фойе, когда услышала, как дверь уборной врезалась в стену. Кельвин пришел в себя.

Дебора заколебалась. Если она сейчас войдет в офис, бежать будет некуда. Он скорее всего вломится раньше, чем она успеет позвонить, и, конечно, раньше, чем кто-либо сможет приехать. Звонку придется подождать. Надо выбраться из здания. До дороги всего полмили, и она знала окрестности лучше, чем он.

Дебора повернулась, чтобы перебежать фойе, и увидела его — по другую сторону от жуткой носовой фигуры. Приволакивая ноги, Кельвин направлялся к дверям фойе, кренясь набок, как галеон. Может быть, удар головой вызвал небольшое сотрясение мозга.

Хорошо.

Кельвин думает, что она уже на улице. Может быть, он на мгновение лишился сознания и утратил счет времени. Хорошо.

Но не очень. Пока Дебора задерживала дыхание, надеясь, что он выскочит под дождь и она сможет запереться внутри и позвонить Керниге, Кельвин замедлил шаги и остановился, рассматривая закрытую дверь — как-то совсем по-звериному. Затем повернулся, как будто рассматривая что-то на полу. Дебора выглянула из-за ухмылявшейся зеленоватой женщины-змеи. Сердце екнуло. Кельвин протянул руку к белому пластиковому пакету и потрогал его.

Отдаленно, словно донеслось эхо абсурдного сна, она поняла, что это: китайская еда.

Он видит, что еда еще горячая.

Всего несколько минут назад это был их обед, их совместный опыт, прелюдия перед любовной игрой. Воспоминание казалось таким нелепым, что Дебора даже не сразу сообразила: Кельвин пытается решить, сколько пролежал без сознания, как далеко она могла убежать. Выпрямляясь, он полез в карман, вытащил свой мобильник и начал нажимать кнопки.

При первом же звуке его приглушенного голоса Дебора начала отступать. Два тихих шага, три... а потом лодыжка подвернулась и она неловко споткнулась, по-прежнему не сводя глаз с бормочущего что-то в телефон мужчины. Он обернулся на звук, оглядел темное фойе и заметил, как она торопливо бежит единственной дорогой, которая ей осталась, — по коридору к двойным дверям в собственно музей.

Дебора знала здание как свои пять пальцев. Могла спрятаться. Могла вернуться к выходу другой дорогой. Могла пробраться в квартиру Ричарда и выйти там...

Двойные двери перед ней с грохотом распахнулись.

Между ними, раскинув руки, прижав подбородком телефон, стоял бритоголовый парень с татуировкой, которого она оставила лежащим без сознания в микенском подземелье. Белый Кролик.

— Ага, — сказал он в телефон, делая шаг к ней, — я ее вижу.

И картинным жестом фокусника или стриптизера выхватил из-за спины нож. Не такой, как в Греции. Длинный и тонкий клинок, слегка изогнутая рукоятка, крохотная свастика на головке эфеса. Тот самый нож, которым убили Ричарда.

Дебора вдруг поняла, что это нож Кельвина.

Позади был Кельвин, и он быстро приближался, впереди — Белый Кролик, что-то про себя бубнящий, не сводя с нее глаз. Дебора могла бы наброситься на одного из них, но она трезво оценивала ситуацию: застать врасплох не получится, а второй противник быстро окажется рядом. У нее не было оружия, не было возможности сбежать... Шансов никаких.

Она выхватила из сумочки флакон духов. «Шанель № 19». На секунду прицелилась в бритоголового, и он споткнулся — не из страха за глаза, а от смеха.

— Брось, — произнес Кельвин. Он насторожился, словно полагал, что это может быть газовый баллончик. — Никто тебя не тронет. Я только хочу задать несколько вопросов.

— Например? — поинтересовалась Дебора по-прежнему вызывающим тоном.

— Давно ли ты знаешь? И кто еще знает?

— Иди к черту, — отрезала она.

— Сейчас не время для демонстрационного феминизма, — заметил Кельвин.

И потянулся к голени. Раздался короткий треск, как будто отлепляют застежку-липучку, а потом Кельвин выпрямился, наведя на нее небольшой пистолет.

Дебора повернулась и направила пульверизатор флакона на него.

— Сука, — сказал Белый Кролик, по-прежнему презрительно усмехаясь. — Такое жалкое зрелище.

Он быстро шагнул к ней, и Дебора эффектным жестом швырнула флакон на пол. Крохотный взрыв стекла и аромата — отчасти цветочного, отчасти мускусного.

В три длинных шага Кельвин оказался рядом и схватил ее за руку.

— Иди с нами, веди себя тихо и, возможно, переживешь эту ночь.

Даже если он говорит правду, дело слишком далеко зашло. Когда он убедится, что знает все, что знаешь ты... даже раньше - как только он поймет, что о твоем приходе сюда никому не известно, — ты умрешь.

Через несколько часов. Если не меньше.

* * *

Белый Кролик наполовину вел, наполовину тащил ее через музей и квартиру Ричарда, потом на улицу через заднюю дверь на частную стоянку. Там ждал старый синий фургон с единственным окном в кабине водителя. Тот самый, который пытался вытеснить ее с дороги в день, когда она сбежала в Грецию. Окна были сильно тонированные, но внутри горел свет, и кто-то повернулся в их сторону. Еще один бритоголовый парень.

Замечательно. У него личная армия. Собственный Гитлерюгенд.

— Вот развлечение, которого ты не заслуживаешь, — сказал Кельвин. — Поедешь сзади.

— И это должно сделать меня счастливой?

— Конечно, — ответил он. — Ведь ты кое-что искала, разве нет?

Даже теперь, даже перед лицом неминуемой смерти, Дебора ощутила укол любопытства. Оно здесь!

Ей стянули руки за спиной клейкой лентой. Парень грубо втолкнул ее в кузов и, захлопнув дверь, запер снаружи на ключ. Дебора скорчилась на полу фургона. Когда они сели в машину и запустили двигатель, она с трудом повернулась, чтобы рассмотреть стоящий рядом ящик.

Совершенно обыкновенный — или по крайней мере так казалось оттуда, где она лежала: большой деревянный ящик размером с гроб и выкрашенный в черный цвет. Крышку — вероятно, стеклянную — видно не было, и единственное, что нарушало его идеальную обыкновенность, был торчащий на несколько дюймов шнур питания. Сверху на ящик было наброшено тяжелое темное одеяло.

Дебора лежала на полу, ощущая присутствие рядом с собой этого, когда фургон тронулся с места.

Прошло, наверное, минут пятнадцать. Некоторое время в начале и в конце пути они двигались довольно медленно по темным местам и петляющим дорогам, затем поехали быстрее; дома у дороги бросали искаженные отблески мерцающих огней через окна кабины на потолок. Дождь не переставал, и дворники все время гудели и поскрипывали.

Когда они остановились, Белый Кролик вышел первым и отсутствовал около минуты, прежде чем скрип задней двери заставил Дебору поднять голову.

— Тихо, — сказал Кельвин с переднего сиденья. — Вылезай. И без глупостей, или я пробью тебе дырку в голове. Ясно?

Он не шутит.

Дебора молча двигалась назад, пока не смогла спустить ноги на гравий. Парень ждал ее, по-прежнему с ножом, глядя на нее сквозь дождь со злобным весельем.

— В Греции ты меня ранила, жидовка, — сказал он.

Наглый голос, окрашенный самым вульгарным говором, характерным для сельской Джорджии. Совсем еще мальчишеский и, наверное, был бы нелепым — просто стереотип из мультика, — не будь он таким твердым и полным ненависти.

— Это потому, что ты пытался убить меня, деревенщина, — ответила Дебора.

Он дал ей оплеуху — на мгновение Деборе показалось, что у нее лопнула барабанная перепонка. На глаза навернулись слезы, и она невольно пригнулась, закусив губу, чтобы подавить всхлип.

— Не хами, — сказал он.

Дебора выпрямилась, почувствовав, что к ним идет Кельвин.

— Установи пандус, — приказал он парню. — Я присмотрю за ней. И отдай мой нож.

Кельвин бесстрастно встретил ее взгляд, однако, заметив презрение в глазах, пожал плечами и чуть улыбнулся.

— Симпатичный, верно? — Он показал ей узкий клинок. — Кинжал Люфтваффе. Я получил его от наставника.

— От Эдварда Грейвса, — произнесла Дебора.

Лицо Кельвина напряглось.

— Так, а это тебе откуда известно? Ладно, расскажешь мне все, что знаешь и кто еще в курсе, и мы заключим сделку.

— Вроде той, что ты заключил с Ричардом?

— Ричард был паршивым бизнесменом. Мы-то наверняка договоримся.

— Не будь так уверен.

Бауэрс снова пожал плечами:

— Если хочешь быть мученицей, пожалуйста!

— Помоги-ка мне, — сказал бритоголовый. Он двигал большой черный ящик по доскам, приставленным к задней двери фургона. Тот был по-прежнему укрыт темным одеялом.