Эту весть тотчас перепечатали другие газеты, так что можно было не сомневаться, что девица Чернозвонова, где бы она ни находилась, в курсе, что ее родная мыть готова продать ее ради спасения собственной шкуры.
На самом деле кровавая вдова упорно молчала, но кто запрещает печатать подобную правдоподобную околесицу? Кроме того, в заметке упоминалось, что Лидия Филипповна помещена в тюремный госпиталь, так как у нее случилась истерика. Это также была неправда, однако для пущей убедительности в тюремный госпиталь поместили загримированную под нее актрису. Наконец, говорилось, что кровавая вдова готова дать показания…
– А теперь остается только ждать! – произнес Орест Самсонович, который затеял эту операцию и настоял на распространении ложных сведений. Он же велел уменьшить охрану госпиталя, однако в соседних палатах разместить людей Брюхатова. А Мэхпи с Зигфридом, покинув особняк князя Бобруйского, притаились в комнате, смежной с палатой, где лежала актриса.
– Все выглядит очень правдоподобно. Это факт номер один! – сказал я, подражая великому детективу. – Девица Чернозвонова, узнав, что ее мамаша собралась, выражаясь бандитским языком, заложить ее, наверняка решит нанести удар. Это факт номер два. И ей не останется ничего иного, как проникнуть в госпиталь, дабы заставить госпожу Чернозвонову замолчать навсегда. Это факт номер три. И факт номер четыре, что мы возьмем ее здесь с поличным! Гениально, Орест Самсонович, просто гениально!
Но сыщик, казалось, не разделял моих восторгов. Его что-то тяготило, посему он сам решил не принимать участия в операции, доверив все жаждущему славы полковнику Брюхатову. Бергамотов же отправился в опустевший особняк кровавой вдовы и попросил меня сопровождать его. Мне это, конечно, не понравилось, так как хотелось оказаться в гуще событий и присутствовать при историческом моменте – поимке Джека-потрошителя. А вместо этого мы бродили по темным залам огромного особняка, а затем поднялись в комнату дочки, Лидии Кузьминичны, более известной как Джекки-потрошительница.
– Мне не дает покоя мысль, что мы что-то просмотрели! – заявил Орест Самсонович. – Что я что-то просмотрел, Курицын! Хотя с учетом моей слепоты эта фраза теряет смысл… Поэтому будьте моими глазами!
По его просьбе я стал тщательнейшим образом осматривать комнату убийцы, правда, не зная, что надо искать. Мне казалось, что Бергамотов намеренно создает трудности на пустом месте и, как человек, отличающийся мнительностью, пытается найти черную кошку в темной комнате, не понимая, что никакой кошки там нет и в помине!
– Вы думаете, Джек нанесет удар сегодня ночью? – спросил я, лениво роясь в платьях мадемуазель Чернозвоновой. Весь особняк был обыскан ищейками Брюхатова, и если в комнате убийцы и было что-то подозрительное, они давно это обнаружили.
– Не сомневаюсь, что да! – ответил Орест Самсонович, стоявший со скрещенными руками у окна. – Я всегда опираюсь на факты, но в этот раз мне не дает покоя интуиция… Что-то в этом деле не так!
Я про себя усмехнулся – конечно, не так было то, что в задержании Джека-потрошителя принимал самое деятельное участие полковник Брюхатов, уже видевший себя новой звездой столичного сыска и, возможно, главой сыскной полиции столицы. А вот тот, кто разоблачил жестокого маньяка, находился в совершенно другом месте, занимаясь нудным и ненужным обыском!
– Что ж, придется мысленно пройтись по всем фактам! – провозгласил он, и в этот момент в отдалении пробило полночь. Я зевнул, ибо последние дни, несмотря на свою увлекательность, вымотали меня. Однако ж подобные приключения были мне не в тягость, наоборот, они были восхитительной частью моей жизни.
– Курицын! Мне нужен аттестат гимназии, в которой училась Лидия Кузьминична! – произнес вдруг изменившимся голосом Орест Самсонович. – И аттестат медицинских курсов… Живо, Курицын, живо!
Подчиняясь его нелепому требованию, я стал искать аттестаты и обнаружил их в ящике стола.
– Но что вас не устраивает? – недоумевал я. – Девица Чернозвонова всегда отличалась большим усердием в естественных дисциплинах. А на медицинских курсах налегала в особенности на анатомию, что ей, будущему Джеку-потрошителю, увы, весьма пригодилось… Не забывала, впрочем, и фармакопею – еще бы, они с мамашей изготавливали самые разнообразные яды и продавали подозрительным личностям, которые использовали сии субстанции явно не для лечения желудочных колик… Вот, смотрите на ее оценки!
– Мне нужно знать, что за оценка у нее по иностранным языкам! – проговорил вдруг Орест Самсонович. Я прочитал:
– Немецкий – хорошо, латынь – отлично, французский – удовлетворительно…
– Ага! – воскликнул Орест Самсонович. – Ага!
– Ну и что с того? – не понял я. – Какое отношение ее владение языками имеет ко всей этой истории?
Бергамотов, прибодрившись, резко повернулся, и я заметил на его лице странную улыбку.
– Мадемуазель Дрюо, роль которой, по всеобщему убеждению, играла девица Чернозвонова, была гувернанткой в графском доме. Француженкой! И учила французскому же языку крошку Лизетт. Это факт номер один…
Я, начиная прозревать, кивнул.
– Факт номер два заключается в том, что ни граф, владеющий, как истинный аристократ, французским словно родным, ни графиня, владеющая французским намного хуже, но все равно на приемлемом уровне, не заметили, что мнимая француженка говорит по-французски плохо и с ужасающим акцентом! А ведь именно так, судя по всему, говорила на нем девица Чернозвонова! Но отчего же это никому не бросилось в глаза в течение всех этих недель? Да и беседу с графом и графиней до того, как получить место, «мадемуазель Дрюо» вела на французском – и с честью выдержала испытание!
Я не знал, что сказать, и предположил, что Джекки-потрошительница говорила немного, возможно, невнятно, тем самым скрывая и свое плохое знание языка галлов, и свое нижегородское произношение.
– Курицын, вы сами в это верите? – спросил, натягивая перчатки, Орест Самсонович. – Господи, какой же я был глупец, что позволил Джеку обвести меня вокруг пальца! Да, мать и дочка Чернозвоновы преступницы, да, они наверняка отравили фабриканта Чернозвонова, да, они промышляли торговлей ядами. Но ни мать, ни тем более дочь не причастны к злодеяниям Джека-потрошителя! Да, теперь мне все стало ясно!
В его рассуждениях был смысл, но я не понимал, кто же тогда убийца.
– Быстрее, Курицын, быстрее! – крикнул он, выходя из комнаты мадемуазель Чернозвоновой. – Я слишком долго плутал в темноте. Потому как не я, самовлюбленный болван, устроил Джеку ловушку, а он мне! Неужели повторяется иркутское фиаско, единственное поражение моей карьеры?[24]
– Но что вы хотите сказать, Орест Самсонович? – еле поспевая за ним, стенал я. – Если Джек-потрошитель не младшая Чернозвонова, то кто?
– Тот, кто говорит на французском, как на родном русском! – произнес он. – Напрягите свои серые клеточки, Курицын, и все увидите в ином свете!
– Но многие говорят! – возразил я, вылетая за ними в ноябрьскую ночь. – Половина дворянского Петербурга, к тому же денежные нувориши и их отпрыски, подражающие манерам аристократии… В конце концов, те, кто родился и вырос во Франции! А вы подозреваете, что Потрошитель – француз?
– Я не подозреваю, я знаю! – глухо ответил Орест Самсонович. – А теперь вы должны помочь мне, Курицын. Потому как времени на то, чтобы поднимать тревогу и объяснять все Брюхатову, который, конечно же, мне так быстро не поверит, элементарно нет. Сначала мне нужен телефон…
Он сделал один звонок, что-то глухо сказал, а потом приказал:
– Ведите меня!
– Но куда? – спросил я глуповатым тоном. – К тюремному госпиталю?
Доставая крошечный пистолет, который он всегда носил при себе, великий сыщик ответил:
– Да нет же, там Джек не появится. Ибо мадам Чернозвонова ему совершенно безынтересна. Ведите меня к особняку князя Бобруйского. Он ведь должен быть неподалеку…
Особняк князя был погружен во тьму. Оказавшись перед входной дверью, мы убедились, что она только прикрыта – но не заперта! И это значило, что тот, на кого охотится Орест Самсонович, уже в доме.
Мы вошли в парадную, и Орест Самсонович велел мне найти выключатель электрического света и зажечь огонь во всем доме.
– Но тогда все проснутся! – пролепетал я – и понял, что великий сыщик этого и хочет. Повинуясь его требованию, я стал зажигать электрический свет во всех комнатах огромного особняка.
Бергамотов же взлетел по лестнице и, зажав в руках пистолет, приблизился к одной из дверей.
