— Да, говорили вы неплохо, — согласился отец Андрей. — Но я отвечаю на ваше предложение отказом.
— Так-так. — Магистр побарабанил по столу сухими пальцами. — Значит, не убедил. Жаль. Я считал вас более разумным человеком. Видимо, меня дезинформировали.
— Видимо, так.
— Тем не менее вы мне понравились, — сказал магистр. — И я оставляю вам возможность передумать. Я уверен, что это не последняя наша встреча. А сейчас прошу меня извинить — дела государственной важности. Всего хорошего!
Хозяин орехового кабинета поднялся с дивана, кивнул дьякону и быстро зашагал к двери.
* * *
— Ну а потом, — продолжил свой рассказ дьякон, — меня проводили до выхода, и я поехал в университет. Кстати, заседание кафедры действительно перенесли. На целый час. По прямому распоряжению заведующего кафедрой.
Марго усмехнулась, протянула к лицу отца Андрея пальцы и, пошевелив ими в воздухе, прогудела насмешливым басом:
— «У нас дли-инные руки»!
— Что-то в этом роде, — кивнул дьякон.
— Н-да, история. — Марго опустила руки и вздохнула. — А все-таки жалко, что она пропала.
— Вы о пелене? Да, жаль. Хотя… Кто знает. Возможно, ее там никогда и не было, — задумчиво произнес отец Андрей. — Может быть, пелена находится в другом месте. Лежит себе — целая и невредимая. Возможно, она даже гораздо ближе, чем мы думаем.
— По вашему тону можно подумать, будто вам нравится, что она там лежит, — заметила Марго.
— Почему бы и нет? Лично меня это вполне устроило бы.
Марго отхлебнула пива и покосилась на дьякона. Он нахмурил брови и о чем-то задумался. На смуглом, открытом лбу дьякона прорезались тонкие морщинки. Такие же морщинки пролегли вокруг его рта.
— У вас есть сигарета? — спросил отец Андрей, не выходя из задумчивости.
— Да. Вот, держите.
Журналистка дала дьякону сигарету, и он машинально сунул ее в рот.
— Можно огня?
Марго достала из сумочки зажигалку. Рыжий язычок пламени взвился вверх. Дьякон прикурил и с наслаждением вдохнул табачный дым. Потом посмотрел на голубое небо, на солнце, на сияющие купола церквей, улыбнулся и сказал:
— Думаю, все будет хорошо.
— Что? — не поняла Марго. — Что будет хорошо?
Дьякон посмотрел на нее, прищурившись, и весело повторил:
— Да все. Кстати, как насчет того, чтобы поужинать сегодня в ресторане? Я вас приглашаю.
Москва, осень 1919 года
Красная площадь была пустынна и холодна в этот ранний, серый час. Алеша шел по неровной брусчатке, сунув руки в карманы и дрожа всем телом. Поравнявшись с Лобным местом, он остановился. Здесь, как и повсюду в Москве, царил беспорядок. После давнего артиллерийского обстрела несколько облицовочных плиток были отколоты от парапета Лобного места и валялись на грязной брусчатке. Там и сям лежали кучки песка и щебня. Возле одной из плиток стояло небольшое ведерко, из которого торчал мастерок. По всему было видно, что рабочие бросили начатую работу и отправились куда-нибудь пьянствовать. А может, их забрали в ВЧК и расстреляли за нерадивость, кто знает. В наше время проще расстрелять человека, чем выругать или научить.
Алеша стоял возле Лобного места, смотрел на отвалившиеся плитки и в голове его отчетливо звучал голос отца.
— Запомни главное, сын, — говорил доктор Берсенев. — Пелена эта должна храниться в самом сердце страны, на пересечении торговли, религии, науки и политики. Место это должно быть символически связано с Иерусалимом и горой Голгофой, на которой был распят Иисус. Любой многовековой символ несет в себе мистический заряд, способный поколебать поле человеческого сознания. Это факт, который я бы назвал научным, не будь он так далек от интересов современной науки.
— Ты врач, а так пренебрежительно отзываешься о науке, — усомнился Алеша.
— Я знаю ее настоящие возможности, — отвечал доктор Берсенев. — Запоминай дальше. Место такое в Москве есть. В былые времена в Вербное воскресенье российский патриарх въезжал в Кремль верхом на лошади через Спасские ворота…
— Как Христос въезжал в Иерусалим!
— Именно. Кремль — это символический Иерусалим. Голгофа, на которой произошло распятие, располагалась за городской стеной. Наша голгофа также находится за стеной Кремля. Ты уже догадался, о каком месте я говорю?
— Конечно! Это Лобное место на Красной площади!
— Да, это Лобное место. Помимо пересечения четырех направлений человеческой деятельности — торговли, политики, науки и религии — в этом месте также сходятся воедино и два основополагающих символа человечества — солнце и крест. Круг Лобного места, изображающий голгофу, и крест распятия на нем.
— Крест, вписанный в круг, — тихо проговорил Алеша, живо представив себе этот геометрический рисунок.
— Да, все сходится. Символы, порожденные человеческим сознанием, всегда возвращаются обратно к человеку, — продолжил доктор Берсенев, — но уже обладая мистическим зарядом. Запомни раз и навсегда: любая человеческая мысль действенна. Я глубоко убежден, что если миллион человек в одно и то же мгновение подумают о дожде, с неба тотчас же польется дождь.
— Даже если бы на нем не было облаков?
— Даже если бы не было облаков, — кивнул отец. — Если большевизм когда-нибудь породит нового Бога, то его мощи будут храниться именно на Красной площади. Люди перенесут их туда, сами до конца не осознавая истинной подоплеки своего деяния. Такое уж это место. Ты понял все, что я сказал?
— Да.
— Повтори.
Алеша стал повторять со скучающим видом:
— Лобное место символизирует гору Голгофу, на которой распяли Иисуса. В месте, где оно находится, сходятся четыре луча: политика, торговля, наука и религия. По четырем основным видам деятельности, которыми занят человек.
— Почему ты усмехаешься?
— Потому что… мне все это кажется немного нелепым. Я как-то не очень в это верю.
— Это неважно, сын. В данном случае вера имеет второстепенное значение, главное — действие. Ты должен сделать все так, как я тебе рассказал. Конечно, лишь в том случае, если я сам не сумею.
— Но почему мы не можем увезти пелену за границу?
— Ее место в Москве. В сердце страны и города. Кроме того, я видел кое-что… во сне.
— Во сне? — Алеша посмотрел на отца с удивлением. — С каких это пор ты стал верить снам?
— С тех пор, как они начали сбываться, — ответил отец.
Алеша подумал и спросил:
— Но как я это сделаю? Мне что, долбить Лобное место молотком? Или взорвать его динамитом?
— Этого я не знаю. Но я знаю, что ответ найдется сам собой — там, на месте. Провидение поможет тебе все сделать правильно.
И вновь Алеша не удержался от усмешки.
— До сих пор мне не приходилось иметь дело с Провидением, — заметил он.
— Это тебе только так кажется. Впрочем, сейчас не время и не место для теологических дискуссий. Сейчас важно только действие. Обыкновенный человеческий поступок. Твой поступок.
— Но ты говорил, что у тебя есть товарищи. Неужели, кроме тебя, никого не осталось?
Лицо доктора Берсенева помрачнело.
— Никого, — глухо проговорил он. — Только мы вдвоем — ты и я.
— Я все-таки надеюсь, что ты сам все сделаешь и что мне не придется стоять, как дураку, посреди Красной площади и ждать Божьего гласа, — сказал Алеша.
— Не властны мы в самих себе… — тихо проговорил отец. Улыбнулся и погладил Алешу по голове, совсем как маленького. — Перед дорогой нам нужно хорошенько подкрепиться. Сейчас приведу себя в порядок и отведу тебя в ресторацию!
Доктор Берсенев засучил рукава, взял с полочки бритву и повернулся к умывальнику. На сгибах его локтей виднелись две тусклые татуировки, виденные Алешей сотни, если не тысячи раз — шестиконечная звезда и латинский крест. Знаки хранителей.
— Не властны мы в самих себе, — пробормотал Алеша, оглядывая Лобное место.
«Но как же я буду тут работать? — растерянно думал он. — Прямо здесь, у логова зверя!»
За спиной у Алеши послышался шум. Он обернулся. Черный «Паккард», рыча, как голодный зверь, катил через пустынную площадь к Спасским воротам Кремля.
Алеша хотел бежать, но удержался. Если побежишь, тогда точно погонятся. А так, может, и пронесет. Алеша присел на ступеньку Лобного места и стал с озабоченным видом разглядывать свои сапоги.
Сумрачный человек, сидевший в черном «Паккарде», тронул шофера за плечо и негромко сказал:
