Сумрачный человек, сидевший в черном «Паккарде», тронул шофера за плечо и негромко сказал:
— Ну-ка притормози.
Шофер нажал на педаль тормоза. Человек приник носом к стеклу и, близоруко сощурившись, посмотрел на одинокую, скрюченную фигурку, сидевшую на ступеньке Лобного места.
— Кто это там сидит? — спросил он.
— Где? — Водитель повернул голову. — А, это. Кажись, рабочий. Да, точно рабочий. Я его вчера тут видел. Старшие, видать, ушли, а этого мальца раствор сторожить оставили.
— Раствор? — Узкие губы неприязненно скривились на землисто-бледном лице. — Черт знает что такое. Рядом с правительственным учреждением такой беспорядок. А ну-ка выйди и скажи этому бездельнику, чтобы брался за работу. И чтобы к обеду все было закончено. Иначе я лично им займусь.
— Я-то скажу, но он, верно, старших дожидается. Один-то поди и не возьмется.
— У тебя есть револьвер?
— Так точно. Вы же сами мне его выдали.
— Ты знаешь, как им пользоваться?
— Да.
— Ну так иди и не задавай глупых вопросов.
— Слушаюсь, товарищ Глазнек.
Шофер открыл дверцу и выбрался из машины. Зябко передернул плечами, поднял ворот тужурки и двинулся к Лобному месту. Парень испуганно глядел, как он приближается.
— Слышь, малый? — окликнул его водитель. — Ты ремонтник?
— Я?.. Да. А что?
— Ну так слушай. Чтобы к обеду работа была сделана. Если не выполнишь, пойдешь в расход. Это приказ комиссара. Видишь, вон он — в машине сидит. Все понял?
— Да.
— Тогда хватай мастерок и за работу. — Шофер глянул через плечо на машину и добавил, понизив голос: — Ты, сынок, лучше сделай, как он велит. Черта гневить себе дороже. Сможешь?
— Смогу.
— Ну давай.
Водитель повернулся и мелкой рысцой побежал обратно к машине.
— Что так долго? — сухо спросил комиссар Глазнек.
— Да пока втолковал…
Комиссар отвернулся от Лобного места, зевнул, обнажив желтые клыки, и небрежно произнес:
— Трогай.
Машина дернулась с места и резво покатила по брусчатке площади. Спустя минуту зев Спасских ворот раскрылся и поглотил ее. Площадь снова стала пустынна и холодна.
Алеша огляделся — нет ли кого вокруг. Быстро скинул пиджак, снял грязную толстую рубашку, провонявшую потом, затем ухватил пальцами рваный край подкладки и оторвал длинный лоскут. Затем снова огляделся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, сунул руку в дыру и достал из-за подкладки свернутую грязную тряпицу…
Работать было тяжело. Тело ломило, окоченевшие пальцы плохо слушались. То и дело прошибал пот, который тут же сменялся ознобом, да таким сильным, что зуб на зуб не попадал. Алеша мысленно благодарил отца за прозорливость. Года два назад отец обучил его некоторым приемам ремонтно-строительных работ. Отец любил все делать своими руками и пытался привить любовь к ручному труду своему сыну. Приохотить не получилось, но кое-какие ремесленные навыки Алеша усвоил.
Когда Алеша клал последнюю плитку, к Лобному месту подошли трое рабочих с опухшими лицами.
— Эй! — неуверенно окликнул Алешу один из них, самый старший по виду. — Ты чего это тут?
— А, бездельники, — усмехнулся Алеша. — Работу вашу доделываю по приказу наркома. — Он вытер со лба пот рукавом рубашки.
Мужики переглянулись.
— Так мы это… — снова заговорил старший. — Мы бы и сами… К обеду бы аккурат и управились.
— Теперь точно управитесь. Тут работы на полчаса осталось. — Несмотря на смертельную усталость, Алеша изо всех сил бодрился. — И не забудьте место убрать, — сурово сказал он. — Имейте в виду, сам товарищ Троцкий работу принимать будет. Оставите после себя мусор — пойдете в расход. Ясно выражаюсь?
— Да уж куда яснее.
Пока Алеша надевал пиджак, мужики продолжали топтаться на месте, озадаченно на него поглядывая.
— Откуда ж ты будешь? — не без боязни спросил наконец старший.
Алеша кивнул головой в сторону Кремля:
— Оттуда, отец.
— Вот оно как. А куда ж теперь?
Алеша кивнул в другую сторону и сказал:
— Туда.
— Понятно.
— Ну прощайте. Смотрите, ребята, инструменты после работы не бросайте, это теперь народное достояние. Ясно выражаюсь?
Подул ветер. Алеша поднял воротник пиджака, сунул руки в карманы и побрел по площади. Мужики молча смотрели ему вслед, пока он не скрылся из вида.
— Чудеса, да и только, — проговорил старший.
— Нешто правда, сам Троцкий работу проверять будет? — спросил с тревогой в голосе самый младший.
Старший пожал плечами и ответил:
— Кто ж его знает? Может, и проверит. Нынче все может быть. Время такое.
Молодой рабочий подошел к парапету Лобного места, провел шершавой ладонью по белокаменной плитке и сказал:
— А хорошо положил. Ровно.
— Да, неплохо, — отозвался старший.
Поднявшийся ветер поволок по брусчатке обрывок газеты, окурки папирос и прочий мусор, подхватил все это, весело закружил в спираль и понес прочь — через пространство, через время, бог знает куда.
Нагажено — не нарисовано (лат.).
Берега, враждебные чистым девам (лат.).
— И что же, вы действительно итальянец? Не врете? (итал.).
— Да, я итальянец (итал.).
— Ах, Италия, мечта поэта… Но как же вас занесло в Россию? И в такое смутное время? (итал.).
— Сам не знаю. Вероятно, судьба (итал.).
— Должен заметить, что ваша судьба сыграла с вами весьма скверную шутку (итал.).
