По потолку, пролетев через высокие окна, заметались цветные вспышки.
Но прежде чем лицом к лицу встретиться с полицейским спецназом, мне пришлось потратить пару секунд на еще одно дело. Я быстро прошла в офис Эмери и взяла со стола банку с маринованными свиными копытцами. Внутри виднелся прижатый к стеклу маленький, кремового цвета краешек чего-то. Я обратила на него внимание, когда сидела в баре. Он по форме и цвету почти совпадал с остальным содержимым. То, о чем я подумала, явилось еще одним примером игры моего странного воображения.
— Вы окружены. Медленно выходите с поднятыми руками, — донесся с улицы усиленный мегафоном голос.
Я прихватила банку со свиными ножками назад в бар, подняла ее высоко над головой и швырнула так, что она задела кассовый аппарат. Разбилась банка красиво, почти все осколки полетели за стойку. Острый запах уксуса встретил меня, когда я вскарабкалась на один из барных стульев, чтобы убедиться, была ли права насчет того, что все эти годы выставлялось на всеобщее обозрение.
Шесть хорошо сохранившихся человеческих ушей.
Я схватила пригоршню белых бумажных салфеток и пошла к входной двери, осторожно приоткрыла ее, и высунула салфетки в щель. Когда же раскрыла дверь пошире, то увидела выстроенные в боевой порядок патрульные машины едва ли не от всех отделов Тусона до дорожного патруля штата Аризона. Между автомобилями рассредоточились парни из полицейского спецназа с винтовками наготове. Я почувствовала слабый всплеск адреналина, не знаю, каким образом оставшегося во мне, когда увидела, что меня держат на мушке полудюжины стволов профессионалов и еще пара дюжин не-особо-профессионалов, готовых случайно пальнуть в любой момент.
— Бриджид Куинн, ФБР, — крикнула я, подняв руки и медленно выдвигаясь вперед. — Внутри два раненых офицера. Скорее.
Коулмен изо всех сил старалась держаться молодцом, но слишком долго пребывала в шоке, чтобы много говорить, и это к лучшему. Я несколько часов провела со следователями и с Роджером Моррисоном. Надо отдать должное противнику: Моррисон явился и был любезен как с полицейскими центрального департамента, так и с помощниками шерифа. Я дала согласие прибыть в понедельник для дачи показаний по поводу применения огнестрельного оружия офицером полиции, хотя это, наверное, не очень точная формулировка: ведь я давно в отставке.
Но первым делом, до всех разговоров, Коулмен и Макса вынесли на носилках. Обоих с кислородными масками. Боже мой.
— Макс? — удивилась я. — У него не было пульса.
Парамедик кивнул:
— Едва ощутимый. Но он жив.
Как в том ночном кошмаре, когда случайно убиваешь кого-то. Ты знаешь, что не вернуть убитого к жизни и что это теперь навсегда останется на твоей совести. А затем просыпаешься и понимаешь: все живы.
И что тебя могут отправить за решетку. Мысль об этом лишь чуть охладила эйфорию от новости, что Макс жив. Возможно, позже меня будет больше волновать тюремный срок за убийство Песила и последующее сокрытие преступления, но в тот момент я была стопроцентно рада, что хотя бы остановила вереницу смертей.
Я вернулась к разговору с Моррисоном и только тут заметила, что стемнело. Парамедики, торопясь в больницу, подгоняли меня занять место в их «скорой», но единственное, чего мне хотелось, — это вернуться в дом Коулмен. Едва подумала, что здесь все закончено, как заметила «вольво» Карло, припаркованный сразу за полицейской оградительной лентой: огни выключены, Карло весь вытянулся вперед, едва не прижимая лицо к ветровому стеклу, словно смотрит фильм в кинотеатре драйв-ин.
Руки Моррисона были заняты: он пытался не подпускать прессу к месту происшествия. Но и с меня он наверняка с самого начала не спускал глаз.
— С вами все в порядке? — спросил он, вероятно интересуясь, не моей ли кровью залита вся моя одежда.
Я кивнула, не отрывая взгляда от Карло.
— Ваш муж, — продолжил Моррисон. — Я встретил его, когда он подъехал, и позволил ему оставаться здесь при условии, что он не будет выходить из машины.
— А вы помните, когда это было?
— Да, — ответил Тройка. Прежде чем продолжить, он нетрадиционно жестко среагировал на назойливость репортера. — Сэр! Отверните, пожалуйста, вашу чертову камеру от лица агента. Никаких заявлений она делать не будет. Уберите отсюда этого человека! — Он жестом приказал патрульному вывести репортера с места происшествия. Затем бросил взгляд на свои часы. — А было это часа три назад.
— Он сидит здесь три часа? Просто сидит здесь? Как он узнал?
Моррисон пожал плечами, истратив свой запас мистера Славный Парень.
— Да откуда я знаю, мать вашу?! — рявкнул он. — Я был немного занят. — Затем, по-видимому вспомнив, что я тоже была немного занята, продолжил: — Я ему позвонил. Все, идите, — добавил Моррисон таким тоном, будто отпускает меня скрепя сердце.
— Нет. Коулмен, — напомнила я. — Мне надо заехать в больницу.
— Да не беспокойтесь, ее не оставят на ночь одну, а завтра прилетает ее брат.
— Отлично. Замечательная семья. Агент Моррисон, она настоящий герой. Хочу, чтобы вы знали это.
Моррисон дважды чмокнул губами, изобразив поцелуй, и ткнул большим пальцем в сторону «вольво»:
— Уматывайте отсюда к черту. Быстро!
Тихонько и без всякой энергии пробормотав «козел», я покинула огороженную зону и подошла к машине Карло, покачнувшись раз или два, как пьяная. Он вышел из машины, ни слова не говоря, помог мне забраться на пассажирское сиденье и сел за руль. Мопсы поджидали на заднем сиденье и сейчас пытались протиснуться через узкое пространство над консолью с одной только целью — забраться на колени. Я заблокировала их полотенцем, которое дал мне один из парамедиков.
— Наверное, не стоило брать их с собой, — сказал Карло и начал шикать на собак. — Я думал… Не знаю, что я думал.
— Все ты правильно думал. Просто я… Не до них сейчас.
— Ты в порядке? — спросил он, имея в виду то же, что и Моррисон.
Я осторожно подвигала правым плечом, проверяя мышцы плечевого пояса, которые немного потянула, когда тащила труп бродяги. И зачем-то пошутила:
— Все хорошо, просто день в офисе выдался тяжелый.
Карло не улыбнулся, коротко взглянув на меня настоящую — впервые.
— Тебе надо в больницу? Я это к тому, что… Это твоя кровь?
Я опустила голову и посмотрела на то, что было кровью нескольких людей, но не моей.
— Нет. И у меня не шоковое состояние, и внутренних повреждений нет, разве, может, порвала какой-нибудь хрящик. — Будто со стороны я услышала, как моя речь становится неразборчивой. — Просто немного тошнит от передоза адреналина.
— Я долго наблюдал за тобой, и мне показалось, ты отлично владеешь собой, но, если есть хоть небольшие сомнения, надо ехать в больницу.
— Только не сегодня.
— Уверена?
— Сейчас единственное, что мне надо, — вымыться.
Мы вырулили со стоянки на улицу и поехали на север, к его дому. Я молчала, и жуткие картины промелькнувших событий уже настраивали воображение на предварительный показ будущих шоу. До жилого района Каталина двадцать миль езды, но я ничего из той поездки не помню. Очнулась, когда мы загнали автомобиль в гараж, дала себе команду выбраться из него и войти в дом, однако продолжала сидеть. Карло обошел машину и сначала открыл заднюю дверь, схватив разом обоих мопсов и опустив их на пол гаража, потому что спрыгивать им было слишком высоко. Затем он взял меня под локоть, чтобы помочь выбраться, но я съежилась от его прикосновения, и он попятился, а я вылезла из машины сама.
Шатаясь, прошла в дом, где вокруг меня затанцевали мопсы, принюхиваясь к крови на джинсах. Боясь напачкать, я быстро пронеслась через гостиную и заднюю дверь, захлопнув ее за собой, чтобы не увязались собаки, далее — вглубь двора. К этому часу он освещался высокой полной луной.
Жизни некоторых людей не предназначены для создания близких взаимоотношений. Могут пострадать невинные. И в этом я всегда оказывалась права.
Я смотрела на все те камни, что собрали мы с Карло и которые я выложила извилистыми линиями вокруг двора наподобие лабиринта. По необъяснимому, но жуткому предчувствию, что случается лишь такими ночами, как эта, из нескольких сот камней я обратила внимание именно на осколок розового кварца, который подобрала в тот день, когда убила Песила. И подняла его. А потом что было силы швырнула через задний забор. Благодаря лунному свету мне удалось увидеть, как он врезался в опунцию и сбил один из ее бордовых плодов.
— Что ты делаешь? — спросил Карло.
Оказывается, он пошел за мной. И отчего-то мне сейчас было наплевать, если он решит, будто я сошла с ума. Все происходящее казалось освобождением: мне больше нет смысла притворяться, чтобы быть самой собой.
