Дело раскрылось на фотографиях с места происшествия — черно-белых, подрезанных рамкой. Фотографировал кто-то из оперативной группы. Непрофессионал.
Вагон электички: дощатые жесткие сидения.
Труп в проходе. Раскинутые руки. Форменный полушубок. Пустая расстегнутая кабура…
«Типичные работы младшекурсника по криминалистике…»
Причина ажиотажа вокруг дела лежала на поверхности.
«Убийство милиционера. Похищение огнестрельного оружия, которое еще более опасно, находясь в руках преступников. А тут еще обстановка…»
Приближался съезд КПСС.
Дело было взято на контроль МВД СССР.
Для личного состава на Белорусском настали лихие дни.
Постоянные разносы начальства. Бригада наехавших из Управления проверяющих. Честолюбивый следователь прокуратуры. Нажим Скубилина сверху, наезды заместителя министра, кресло под которым шаталось все сильнее…
Неудивительно, что следствие по делу об убитом милиционере свернули быстро. В кратчайший срок. Об успехе доложили на самый Верх…
Игумнов быстро листал дело.
Убийцы признались. Их целью было — табельное оружие милиционера «Макаров» с двумя снаряженными боевыми патронами магазинами.
На месте происшествия нашли гильзу со следами копоти и маркировкой. Орудие убийства обнаружено не было.
В секционной из тела убитого извлекли пулю в металлической оболочке.
«Сегодня есть с чем сравнить…»
За дверью кабинета послышались шаги. Дверь распахнулась.
— Игумнов! А ты каким путем?
В кабинете как бы случайно забрел начальник отдела внутренних дел на Москве-Белорусской — высокий, мосластый полковник.
— Миссия доброй воли?
— Вроде того…
Они поздоровались.
— А дело зачем? — Он кивнул на стол.
— Кажется, мы выходим на пистолет по вашему делу…
— А-а, «вальтер»…
Уточнять он не стал.
— Вот если бы раньше, до суда, я бы лично тебе бутылку поставил! А сейчас, когда приговор вошел в законную силу…
Он и не вспомнил о «ческе-збройовке», на которой настаивал баллист.
— Ну, давай-давай. Читай…
Сразу же появился выходивший начальник кабинета. «Белоруссы» заговорили между собой. Игумнов перелистнул страницу. Снова попал на фотоснимки.
В сильном увеличении еле заметный волосяной покров на теле убитого превратился в грубую поросячую щетину.
«Входное отверстие…»
Тут же находилась фотография освобожденной от кожи черепнной коробки. На ней было уже что-то написано.
Он прочитал:
«Инвентарный номер М-421…» И подпись.
Непрофессионализм фотографа усиливал ощущение тщеты и убогости милицейской жизни, приземленность обстоятельств, при которых мент принимает смерть…
— Как Игумнов уедет, сразу зайди ко мне. — Начальник отдела произнес чуть громче, чтобы Игумнов услышал. — Будешь нужен.
— Есть.
Начальник отдела вышел.
За всем этим что-то стояло.
Игумнов продолжил листать.
Справки, копии официальных бумаг…
«Радиообращение к пассажирам!.. „Всех граждан, ехавших электропоездом… Числа… Отправлением в… часов… минут…Вас просят зайти в дежурную часть или позвонить по телефону…“»
То, как на Белорусском искали убийцу милиционера, оставляло тяжелое впечатление:
«Все темним! Боимся сказать правду. Просим помощи и молчим, что убит сотрудник милиции! Кто же мы сами-то в конце концов?!»
— Ты как, Игумнов? — хозяин кабинета взглянул на часы.
— Еще минут пяток…
Игумнов быстро листал дальше.
Заключения эксперта-баллиста нигде не было.
Где-то в средине неожиданно попала на глаза страница из копии обвинительного заключения:
«… Познакомившись друг с другом, обвиняемые решили совершить нападение с целью завладения оружием…»
В описании объективной стороны состава преступления следователь не блистал логикой:
«… Заметив в электропоезде дежурного милиционера и, зная применяемый соучастником способ нападения на потерпевших, обвиняемый, незаметно приблизившись к Сизову, толкнул его в сторону второго участника нападения…»
«Ну и ну!»
Преступники только познакомились и уже знают «способ нападения, применяемый соучастником…»
Где-то в средине Игумнов нашел материалы судебно-баллистической экспертизы.
Они шли вслед за оперативными материалами. Фамилия чужого эксперта, давшего заключения, была Игумнову незнакома. Как и сама фирма. Эксперт свидетельствовал о том, что выстрел в Сизова был произведен из «вальтера», ни о какой «ческе-збройовке» речь не шла.
Пререлистав несколько страниц, Игумнов сообразил, почему «вальтер» устраивал следователя больше, чем «ческа-збройовка».
Рецидивист, которого считали организатором преступления, однажды похвастался, что у него есть «вальтер»! Это подтвердили двое его подельников.
Для крепости дела важно было то, что Сизова застрелили из пистолета именно этой марки. Все тогда хорошо увязывалось одно с другим.
«В первом акте на стене висит пистолет и в последнем он стреляет!»
Пистолет искали серьезно. К розыскному делу был приобщен составленный Главным Научно — Исследовательским Центром Управления и Информации МВД СССР список всех неразысканных в Союзе «вальтеров» почти за полстолетия.
Одним из первых шел экземпляр, объявленный в розыск еще в 47 году по факту убийства редактора районной газеты в Литве. С тех пор смертоносное оружие так и не было найдено.
Все, впрочем, оказалось ни к чему.
«Вальтер», из которого, как утверждал следователь и как признались преступниики, был произведен смертельный выстрел в Сизова, обнаружить не удалось.
Заключение, на которое ссылался на эксперт-баллист, было подшито в самом конце среди прочих бумаг.
«Обнаруженные в вагоне гильза и пуля составляли до выстрела единый патрон, стеляный из 9-миллиметрового пистолета „Ческа збройовка“ модели 1927 или 1924 года…»
Это был подлинник.
Заключение эксперта в нарушении закона не было приобщено к уголовному делу. С ним не ознакомили ни подсудимых, ни их адвокатов. Ни суд.
Следователю документ мешал, поскольку опровергал все сделанные на следствии признания. То ли убийцы не знали, что за марка оружие была при них, то ли Сизова убили совсем другие люди…
Игумнов покосился на хозяина кабинета. Начальник розыска Белорусского уже несколько минут нетерпеливо посматривал в его сторону.
— Ну как?
— Все. Держи. Спасибо.
— Ладно. Ты того… — Хозяин кабинета поднялся. — Не обижайся, если что не так.
Игумнову показалось, что он знает причины по которым «белорусс» откровенно махнул рукой на себя. На несвежий свитер, мятый пиджак….
Рано или поздно дело, которое лежало сейчас перед ним должно было развалиться как полностью сфальсифицированное. И именно его — начальника розыска вместе следователем — не генерала Скубилина, ни другого из вышестоящих кураторов — сделают крайним. И не начальство, а свой брат такой же начальник розыска — поймет, а потом и принесет ему передачу в «Матросскую тишину»…
— Ладно, чего там… — Игумнов не поднял взгляд.
«И в электричке, и у нас на вокзале стреляла одна и та же „Ческа збройовка“…»
Игумнов знал высокую квалификацию эксперта-баллиста — его заключения ни разу не были опровергнуты. Была и другая связь: семья Волкова тоже жила по Белорусскому ходу.
«Убийство Сизова дело их рук…»
И труп мафиози Джабарова следовало искать в этих же местах.
— Как у тебя с твоим убийцем-таксистом? Все пишет? — Белорусс попробывал взбодриться. Игумнов поддержал:
— Не перестает! Я сейчас как раз в Инспекцию. По этому самому делу.
— Смотри: Исчурков, он мужик пакостный…
— Я знаю.
— Может поговорить с ним насчет тебя? Мы вроде по корешам… — Теперь он откровенно заискивал.
— Да нет. Спасибо.
Игумнов взглянул на часы. Пора было ехать. События быстро наворачивались одно на другое.
МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ИНСПЕКЦИЯ.
— На тебя тут бумага, Игумнов.
Начальник Инспекции не протянул руки, кивнул, поднял нездоровые, с красными прожилками глаза.
— Очень приятно.
— Приятно или нет — это твои проблемы.
— И твои тоже, Исчурков… — Они вместе учились в Академии МВД. Игумнов всю дорогу его задирал.
— Вот жалоба на тебя, адресованная на имя 27-го съезда КПСС… Исчурков относился к нему неприязненно, при том, что откровенно побаивался. — Можешь ознакомиться. Это — копия…
Исчурков выложил на стол бумагу. Игумнов бегло ознакомился с текстом.
Ничего нового в жалобе не было.
Тюремный адвокат, изложивший претензии убийцы, пользовался теми же оборотами речи и аргументами, что и сама власть. Это был высокий стиль адвокатов из числа осужденных к длительным тюремным срокам.
