— Мне, ваше превосходительство, в церковь надо заехать, справку о говении забрать, — сказал Артемий Иванович. — Свадьба же у меня через пять дней.
— Это съезди, это хорошо, — сказал Черевин и вздохнул мечтательно: — Эх, давно я на купеческих свадьбах не гулял!
За окном раздался грохот пушечного залпа, затем другой и третий, вторя им, зазвонили колокола в церквях. Залпы следовали один за другим, казалось, что город подвергся артиллерийской бомбардировке.
— Господи, помилуй! — вскочил Артемий Иванович, расплескав кофе из чашки. — Началось!
— Сиди уж! — сказал Черевин. — Еще пока не началось. Очередного Константиновича крестят. А вот сегодня вечером мы должны быть наготове. Вчера я, благодаря вашим сведениям, отговорил Государя от поездки в театр. Но об этом никто не знает. Поэтому, если на сегодняшний день что-то намечено, заговорщики там соберутся. Так что действовать будем так: езжайте за своими справками — оно, отговев, и помирать легче, ежели что, — попрощайтесь с невестой, а к семи подъезжайте к Мариинскому театру. В комнате полицмейстера вас будет ждать начальник дворцовой полиции полковник Ширинкин. Он проведет вас в театр, а также познакомит с вами чинов охранной стражи и жандармов. Оружие вы купили?
— Есть у нас револьверы, — сообщил Артемий Иванович. — Только они дома остались. Нас же к вам чуть не из постелей приволокли.
— Господину Фаберовскому будет устроено место в литерной ложе «С» по правую сторону на галерее у кулис. Господин Владимиров будет сидеть на балконе прямо над императорской ложей за орлом. Хотя Государя не будет, все положенные случаю чины охраны и жандармского корпуса будут находиться на своих местах, чтобы злоумышленники могли думать, будто Его Величество намерен приехать ко второму действию. При выходе злоумышленников из театра они будут подвергнуты обыску и допросу. На всякий случай я распорядился усилить конвой в Аничковом дворце, а также установить наблюдение за Морским гвардейским экипажем на случай, если Алексей Александрович тоже состоит в заговоре, а также за всеми гвардейскими частями в городе, подчиняющимся Владимиру Александровичу. Вашей задачей будет высмотреть до первого антракта всех известных вам подозрительных лиц, буде они объявятся в театре. Но главное, заговорщики должны заметить, что на месте обычных охранников сидите вы — люди, которые выслеживают их и знают их в лицо. Стало быть, они поймут, что мы собираемся их опередить, и попытаются опередить нас. Им будет чрезвычайно важно избавиться от вас до того, как вы сможете указать их, и их повяжут. На их месте я бы попытался во время представления заколоть вас в ложе. Верно, Карп? В случае чего кричите жандарма, они будут ходить по коридору. Если к концу первого действия вы будете живы, полковник Ширинкин и я будем ждать вашего доклада, и до этого момента ни один человек не покинет театр.
— Ваше превосходительство, прибыл подпоручик Ерофеев с фотографическим портретом, — доложил Карп.
— Ерофеев, ты чего так долго? — спросил Черевин сурово, когда подпоручик вошел и положил на стол фотографию бразильской миссии.
— Я, ваше превосходительство, как мог, торопился. Вот, Луиза Ивановна просила передать эту фотографическую карточку и сказать им, что замуж за господина Шульца они больше не желают.
— Что это значит? — не понял Черевин.
— Да так, ваше превосходительство, — махнул рукой Артемий Иванович.
— Не обращайте внимания. Мы потом разберемся, чего этот стервец с нашей Луизкой сделал.
— Перешлю этих бразильцев в Департамент Зволянскому, чтобы тот экстренным образом отправил с карточкой чиновника в Париж к начальнику Заграничной агентуры. А теперь катитесь за своей справкой, мне вздремнуть перед сегодняшним вечером надо.
Карп помог Фаберовскому и Артемию Ивановичу облачиться и они по морозу пешком отправились по Моховой в церковь Св. Пантелеймона.
— Батюшка, говенная справка готова? — спросил Артемий Иванович у отца Николая.
— Готова, сын мой, готова, — сказал священник, — хотя ты меня и обманул, обещал три дня подряд ходить, говеть, а ни разу не пришел.
Отец Николай позвал дьякона и тот принес ему справку. Фаберовский, скрепя сердце, отдал священнику красненькую, и они отправились к кухмистеру.
Лукич встретил их рассказом о новых проделках беса.
— Пока вас не было, ваше благородие, тут у нас такая бесовщина творилась! Пойдемте, покажу.
Он отвел их в дальний двор, где у глухой задней дворовой стены стоял крохотный двухэтажный флигель с кое-как приставленной выбитой дверью и большими, углем начертанными, крестами на стенах.
— Послали мы вчера утром в Полюстрово за отцом Серафимом, говорят, он бесов горазд изгонять. Прибыл он днем, всех нас собрал здесь. Самого Коврижкина на тот момент не было, дверь заперта, а на чердаке воет пуще прежнего. Мы жене его снизу кричим: «Пусти нас, мы тебе поможем». Слышим, она наверху в голос орет: «Ой, батюшки! Ой, батюшки! Мочи моей больше нету!», и нечистый что-то по-своему, по-нечистому, выкрикивает. Отец Серафим косяки святой водой окропил, чтобы бес не выскочил, стали мы двери ломать, тут нечистый как в окно сиганет, летит в одних кальсонах, завязками полощет, весь в черной шерсти. Вот об это место хлопнулся, вскочил с четверенек, через двор — и на улицу. Искали мы чертеняку, но его и след простыл. Похоже, что он теперь в том самом доме у Балашовой живет. Он там всю ночь подвывал. Только пусть Балашова сама с ним разбирается, больно уж отец Серафим за изгнание дерет.
— Ишь ты! — сказал Артемий Иванович. — Это что же выходит-то, Степан? Вчера утром мы отца Серафима на Невском в фотографическом ателье видали, где он фотографические карточки государственного преступника заказывал, днем он тут у вас бесов гонял, а вечером в Полюстрово заговорщиков у себя собирал…
— Обкладывают нас, — сказал Фаберовский. — Ты вот что, Лукич, если полюстровский поп еще тут объявится, или что про него прознаешь — тотчас нам сообщай.
— Потому как он, похоже, главнейший заговорщик, — добавил Артемий Иванович.
— Эдак и в самом деле сегодня в театре могут поубивать, — пробормотал поляк, когда они пошли по лестнице наверх к кухмистеру. — Только ты, пан Артемий, родственничков своих будущих не пугай, а то не пустят тебя на бенефис, и отправит Черевин нас обратно в Якутск за пренебрежение долгом.
Появление их в квартире кухмистера со справкой о говении вызвало бурный восторг. Петр Емельянович побежал в столовую подать водочки для сугреву, Глафира с визгом повисла у жениха на шее, чуть не сломав ее своим весом. Агриппина Ивановна отправила покрывшуюся от зависти красными пятнами Василису распоряжаться на кухню, а сама, утирая слезы умиления, сказала Фаберовскому:
— Вы, ваше превосходительство, и не представляете, какая это радость: выдать дочку замуж!
— А вот и водочка! — появился с графином на подносе кухмистер. — Ну, выпьем давайте за то, что последнее препятствие на пути к счастливому союзу между нашими капиталами устранено, еще пять дней, и торговый дом «Владимиров и Владимиров» станет реальностью… Кстати, ваше превосходительство, вы не спрашивали еще о буфете на Гатчинском вокзале?
— Не до того было, Петр Емельянович, — сказал поляк. — Не до того. Вот сегодня воскресный вечер, так мы с Артемием Ивановичем заместо отдыха на службу в театр должны идти. Бенефис г-на Иванова.
— Как жаль, а я хотел предложить вам остаться и отметить сегодняшнее счастливое обстоятельство.
Агриппина Ивановна всплеснула руками.
— Петр Емельянович, уж сколько мы в столицах живем, а до сих пор с тобою в театре не бывали. Дочка вот у тебя замуж выходит, а тоже только в масленичных балаганах бывала. Уж ради праздника такого сводил бы. На зятя бы при службе посмотрели.
— Может, не стоит? — засомневался Артемий Иванович.
— Да и барышники втридорога сегодня будут драть, — подхватил Петр Емельянович. — Бенефис.
Но объединенный напор жены и дочки сломил его сопротивление, и он махнул рукой.
— Эх, ладно! Глашка, скажи Василиске, что вечером едем в театр.
***
Сытые и довольные, возвратились от кухмистера Фаберовский и Артемий Иванович на извозчике на Конюшенную. Уже стемнело, но света теперь не было и на остальных этажах.
— Швейцара до сих пор нету, на свете экономят, — заворчал Артемий Иванович, шаркая калошами по лестничному ковру. — Чертовы колбасники!
Сверху заливисто залаял Полкан.
— Пану Артемию не показалось, что за нами кто-то вошел? — спросил Фаберовский, когда они прошли квартиру бразильской миссии.
— Может тебе, Степан, прививку сделать? — спросил ехидно Артемий Иванович, останавливаясь у полукруглого подоконника, чтобы передохнуть. — От параноидального вибриона?
