— Наша гимназия мужская, девиц к нам не принимают. А говорить на эту тему Паша вообще не любил. Но думаю, девушка у него все-таки была, — наморщил лоб Борис.
— С чего вы сделали такой вывод?
— Мне неловко, это дело чести, — покраснел Крестовский.
— Мы с вами не на балу, Борис Аркадьевич. Поэтому давайте не будем о высоком, — обрезал его Синицын.
— У нас работает лаборантка Ира. Половина ребят втрескалась в нее по уши.
Красивая девчонка, и ножки как у козочки. — Крестовский замолчал, продолжая заливаться краской.
— Ну, хватит играть в невинность, Борис Аркадьевич. Мы же мужчины, начали говорить — договаривайте!
— Я нечаянно подслушал разговор Иры с Пашей. Это было в спортивном зале после занятий. Они там оказались вдвоем, я зашел, а они меня не заметили…. — И Крестовский опять замолчал.
«Все-таки зачатки совести у него есть», — подумал Слава, отмечая, как тяжело дается Борису доклад об интимной жизни друга.
— Ну вошли, а дальше?
— Ира призналась Павлу в любви. А он ответил, что у него уже есть девушка.
Ира заплакала и убежала. Вот поэтому я и думаю о Паше такое.
— Ни имени, ни фамилии своей подружки Павел не назвал?
— Нет. Больше он ничего не сказал, а я тихо смылся, чтобы он не знал… Ну не знал, что я подслушивал…
— Хорошо, теперь о друзьях, — закрыл лирическую тему Синицын.
— Среди сверстников он дружил только со мной. Но у него был старший друг.
Это его тренер по стрельбе из пистолета.
— Как его имя и где он проводит тренировки? — заинтересовался Слава.
Информация показалось ему важной, и на этот раз Синицыну повезло.
Крестовский знал не только имя тренера, но и его рабочий телефон. Соболев проводил на стрельбище много времени и оставил номер Борису для экстренной связи. Слава закруглил допрос и, оставшись один, тут же позвонил тренеру.
— Федор Андреевич, вас беспокоит следователь Синицын из райотдела МВД.
— Это по поводу Павла? — не дав договорить Славе, перебил его тренер.
— Да, именно так, а почему вы поняли?
— Соболев ушел от меня пятнадцать минут назад и не сдал свой спортивный пистолет. Такое с ним никогда раньше не случалось.
— Ждите. Я к вам выезжаю, — бросил Синицын и побежал к начальству. Через пять минут водитель Турин мчал его с группой захвата на Беговую улицу. Но в секции, как и предполагал Слава, Соболева уже и след простыл. Ничего нового тренер Павла добавить не мог. Он не скрывал, что к Соболеву относился с большой симпатией, и метил его в большие спортсмены. По словам Федора Андреевича, Павел был предельно дисциплинированным и честным учеником, поэтому данный его поступок наставнику казался необъяснимым.
— Каким вы его нашли? Озлобленным, взвинченным, или ничего необычного в поведении вашего питомца не заметили? — поинтересовался Слава.
— Паша был немного хмур, но такое и раньше с ним случалось, особенно когда он отстреливался не очень удачно. А сегодня Соболев стрелял откровенно плохо. Я сделал ему замечание, и он ушел. Когда хватился пистолета, Павла тут уже не было.
— Почему вы не позвонили в милицию? Вы не знали, что Соболев задержан?
— Понятия не имел. Мне пришла мысль обратиться в милицию. Но тут вы сами позвонили.
Желанию обратиться в милицию Синицын поверил не очень. Видно было, что тренер парня любит и доносить на него ему неприятно. Но зачем Соболеву понадобилось оружие? Этот вопрос требовал срочного ответа. Синицын вернулся в райотдел и каждые полчаса связывался с сотрудниками, ведущими наблюдение за домом Синицына, за институтом его отца, проверял происшествия на транспорте, однако Соболев нигде не проявлялся.
Грушин передал отделу Синицына всех, кого мог. Райотдел практически целиком занимался поимкой Соболева. Им помогали службы города, но результата это пока не дало. Рабочий день уже закончился, а Слава из комнаты не уходил.
Телефоны звонили без перерыва. В семь часов вечера раздался очередной звонок.
Он поднял трубку и услышал голос Маши Барановой.
— Ну, что тебе еще? Я сейчас очень занят, — раздраженно ответил новоиспеченный капитан.
— Слава, это очень важно. Как освободишься, приезжай ко мне в Гороховский.
— Что опять случилось? — поморщилсяСиницын.
— Это для тебя очень важно, — повторила Баранова. — По телефону не могу.
— Хорошо, когда освобожусь, приеду, — пообещал Синицын.
В восемь вечера он переключил свой служебный номер на мобильник и поехал в Гороховский. Один вид дома вдовы писателя наводил на него уныние. Слава вошел в лифт и нажал на пятую кнопку. У знакомой двери со смотровым глазком молодой человек задержался. Ему очень не хотелось, чтобы она открылась и Маша Баранова опять начала жаловаться на свое одиночество. Слава предполагал, что именно для этого он и вызван. Наконец решился. Дверь распахнулась сразу, и на пороге он увидел Лену без всякой одежды.
— Прибыл утешать вдовушку? — рассмеялась Шмелева и бросилась обнимать друга.
— А где Маша? — растерянно промямлил ошарашенный жених.
— Нет твоей Маши. Она отличная девка, а я дура. У нас с тобой ключи от ее квартиры, полный холодильник жратвы, и я тебя хочу.
Слава не помнил, как оказался в постели писателя Каребина. Ему казалось все происходящие сказочным сном.
— Дурачок, я тебя очень люблю, — шептала Лена, лаская друга.
Слава сжимал ее в объятиях и испытывал невероятное счастье. Не так уж долго и длилась их размолвка, всего каких-то два дня, но он успел сильно соскучиться. Поэтому набросился на Лену так, словно вернулся из долгого плавания.
— Ты больше не уходи, — просил время от времени ее Слава.
— Дурачок, я же тебя люблю, — повторяла она и целовала шов от недавнего ранения на животе Синицына.
За окнами давно стемнело, а они не могли друг от друга оторваться.
— Я хочу есть, — заявила Шмелева после очередного объятья.
— И я тоже, — удивленно сообщил Синицын. Ему было непонятно, как можно, если они опять вместе, заниматься чем-либо иным, но организм требовал еды.
— Чему ты удивляешься? Мы в койке уже четыре часа, — весело проговорила Лена. — Пойдем на кухню, твоя вдовушка приготовила для нас пир.
— Расскажи, как ты тут оказалась? — попросил Слава, сметая ветчину, сыр и соленые огурцы вперемежку с тортом.
— Маша пришла ко мне и рассказала о вашем «романе». Потом привезла меня сюда, позвонила тебе, оставила ключи и уехала к маме. Вот и все… — деловым тоном поведала Шмелева.
— Пойдем еще полежим, — предложил Синицын.
— Пойдем, если не шутишь, — улыбнулась Лена. Слава не шутил, и это было заметно невооруженным глазом. Он поднял девушку и тут же скривился.
— Дурак, тебе же нельзя поднимать тяжести! — закричала Шмелева и, болтая ногами, вырвалась из его рук. — Я сама ходить умею.
Слава кивнул и виновато двинулся за невестой. Глядя ей в спину, он моментально о болите боку забыл.
Под утро, дав друг другу клятву никогда больше не расставаться, молодые уснули.
Проснулся Слава в половине десятого от заунывной мелодии своего мобильника.
— Соболева взяли, — сообщил Лебедев. — Но парень успел выстрелить.
— В кого? — заорал Слава.
— В Абакина, — усмехнулся Лебедев.
— Убил?
— Нет, Конюхов на нем повис и помешал. Абакин ранен в руку. Приезжай в отдел, капитан. У Электрика накрыт для тебя стол.
— Значит, в Абакина… — повторил Слава и отключил мобильник.
— Что случилось? — сонным голосом поинтересовалась Лена.
— Каребин выстрелил в Стерна…
— Что ты несешь? — Шмелева привстала и, моргая, уставилась на жениха. — Твой Стерн давно умер, а писателя застрелили. Как может стрелять покойник?
— Ты права. Покойник стрелять не может. Выстрелил его роман, — ответил Слава и стал быстро одеваться.
* * *
Юри Кун не просто называл Верочку Филиппову дочкой. Одинокий хуторянин души не чаял в девушке и привязался к ней всем сердцем. Семья Куна несколько лет назад погибла от тифа. Он и сам переболел этой страшной болезнью, но его организм с недугом справился. Тиф унес жену Берту и двух дочерей — красавицу Эву и умницу Каю. Эве минуло семнадцать, а Кая не успела закончить гимназию.
Девочка погибла в пятнадцать лет. Шла мировая война, и на его хуторе стоял взвод немецких солдат. Они-то и принесли из окопов тиф.
Верочка напоминала Куну Эву. Но его красавица дочка не обладала душевными качествами русской постоялицы. Она жила как цветок, который ждет, что его заметят, срежут и поставят в красивую хрустальную вазу. Ее и заметил Курт Данховер, немецкий солдат, из тех, что жили на хуторе. Молодые люди почувствовали любовь друг к другу, и Курт нежным поцелуем передал Эве свой тиф.
Он и сам умер в полевом госпитале.
Кун очень страдал от потери близких и лишь этой зимой начал немного отходить. И помогла его возвращению к жизни Вера. Они прожили вместе зиму, встретили весну и теперь грелись в лучах майского солнышка.
