И более того — победила.
Тогда еще Франсиско подумалось, что хуже быть не может.
— Этого вам она не простит. — Донна Изабелла протянула бокал вина. — Все прощала, но это… Она вас уничтожит, иначе вот они уничтожат ее…
Она указала на гостей, что еще недавно наблюдали за танцем, и даже не танцем — дуэлью, в которой великолепная герцогиня была побеждена.
— А вы и рады?
Как ни печально, но Франсиско осознавал правоту этой некрасивой женщины.
— Вы это заслужили.
— Чем же?
— Вы слишком долго пользовались ею.
— Как и вы?
Донна Изабелла отступила и вскоре смешалась с толпой. Догонять ее Франсиско не стал. Он с трудом дождался окончания вечера, раздумывая, как надлежит поступить. Просить ли прощения? Просто уйти? Но Каэтана сама предложила остаться. И Франсиско согласился. Чего бы она ни желала, он готов на все, лишь бы уладить недоразумение. А вот Марианна была недовольна. И стоило им остаться наедине, как немедля накинулась на Франсиско с упреками.
— Ты ее любишь! — взвизгнула она, попытавшись вцепиться в лицо. — Ты говорил, что она старуха! А она…
Вместо ответа Франсиско отвесил ей пощечину. Нет, он не имел обыкновения бить женщин, искренне полагая сие низостью, однако Марианна заслужила.
— Что ты натворила? — сказал он, когда Марианна упала на постель. — Я умолял вести себя прилично…
— А что я натворила? — спросила она визгливо.
— Зачем ты пошла танцевать?
— Надо было отказаться?
— Надо было, — вздохнул Франсиско. К чему печалиться о том, чего он не в силах изменить?
— Она сама виновата! Я лишь показала, на что способна! — Марианна схватила Франсиско за руку. — Я люблю тебя… Я так тебя люблю! Я умру, если ты со мною расстанешься! Я убью себя… Убью ее! Думаешь, я не сумею?
— Прекрати, — освободиться у него получилось с трудом. — Ты пьяна. И безобразна.
Марианна разрыдалась, а Франсиско, не желая быть свидетелем слез, вышел из комнаты.
— И вы встретили Каэтану?
— Я пришел в мастерские. — Франсиско все же присел, успокоившись. — Признаюсь, что это были лучшие мастерские, какие только могли быть созданы… И я счастлив был творить в них. Там обреталось прошлое, а в прошлом я был счастлив.
Он печально улыбнулся:
— Мы зачастую понимаем, что есть счастье, лишь когда лишаемся его… Каэтана тоже пришла… Я не знаю, было ли сие голосом души, предопределением, или в своем доме она тоже страдала от одиночества, искала отдушины… Мы поговорили. Не скажу, что беседа была легкой, но она предложила вернуться. Признаюсь, это было несколько неожиданным.
— В мастерские? — уточнил Альваро.
— Для начала — да… Вернее, Каэтана полагала, что таким образом продемонстрирует всем свою надо мною власть, но… — Он дернул плечом.
Франсиско был слишком самоуверен, чтобы удовлетвориться местом придворного живописца.
— Я сказал, что мне нужно время на размышление, но я бы согласился. Каэтана умела ценить истинное искусство. А больше от нее мне ничего не требовалось. А наутро, когда нам сообщили, что Каэтана умерла… Я в это не мог поверить! — Он вытащил кружевной платок. — Но, быть может, в этом имелся высший смысл. Она ушла из жизни прекрасной. А это не каждому дано… Вот и все.
Что ж, визит нельзя было считать всецело бесполезным, но, оставались еще кое-какие вопросы.
— Ваша любовница… Марианна…
— Думаете, она отравила герцогиню? Глупости, — отмахнулся Франсиско. — Марианна может кричать что угодно, но на убийство она не способна.
— И все же, где я могу ее найти?
— В трактире «Веселая голубка». Если не ошибаюсь, она по сей день там выступает… И да, после того вечера мы расстались. И видите, я жив. И она себя не убила, несмотря на всю показную любовь… И более того, весьма скоро утешилась, завела себе нового любовника…
Франсиско щелкнул пальцами.
— Не знаю, имеет ли это хоть какое-то значение, но нашла она его именно в доме Каэтаны… Это Мануэль, племянник герцогини. Поэтому никакой любви у нее не было. Марианну, как и многих, интересует лишь золото…
— А разве у Мануэля оно есть?
Франсиско задумался и думал довольно долго. Пальцы его поглаживали то кружевные манжеты, то острую бороденку. Хватали за ус, покручивали…
— Знаете, я почему-то не задумывался о том, откуда у него золото… Мануэль прежде жил на деньги Каэтаны, но после ее смерти, я слышал, что Корона оспорила завещание, а брат его никогда не отличался излишней щедростью. Но золото у Мануэля имелось. Марианна, она желала показать мне, что вовсе не страдает от разлуки. Заявилась сюда, в экипаже, одетая роскошно, хотя и безвкусно… Желала заказать портрет. Мануэль готов был платить…
— Но вы отказались?
— Мои дела пусть и не так хороши, как некогда, но и не настолько плохи, чтобы браться за подобные заказы… Да, я отказал. Она желала не просто портрет, она желала, чтобы я написал новую «Маху», но уже с нею… А это совершенно невозможно!
«Веселую голубку» Альваро отыскал без особого труда. Почти приличное место. Здесь было относительно чисто, и помои прислуга выносила на задний двор, а не выплескивала из дверей, и пол мели, и столы терли, и кормили пристойно, но все ж носилось в воздухе нечто этакое, лихое, заставлявшее насторожиться.
По раннему времени в «Голубке» было пусто.
— Марианна? — Хмурый мужик, оттиравший стол, смерил Альваро мрачным взглядом. — А тебе на кой ляд? Не про твою душу.
— Мне она и даром не надобна. — Альваро кинул на стол монетку из полученных на расходы. — Хозяин желает подарок передать.
— Оставляй. Передадим.
— Лично. — К первой монетке добавилась вторая, которая, как и ее предшественница, исчезла в широкой ладони мужика. — И послание…
— Ну, коль подарок… — Монетку попробовали на зуб и сочли годною. — Как выйдешь, так и прямо шуруй, спросишь дом матушки Кавалли… У нее Марианна квартируется, если еще не погнали… Твой-то из приличных?
— Из приличных.
— Марианна — хорошая девка, только не везет ей что-то с кавалерами. — Золото, как Альваро успел заметить, обладало удивительным свойством располагать людей. И нынешний его собеседник не стал исключением. — Сначала одного нашла, живописца, мол, любовь у нее приключилась. А вышла с той любови с голым задом… Потом другого сыскала, мол, богатого. Если не любовь, то хотя б золотишко… Да только золотишко это… Едва саму не повязали…
И к мужику разом вернулась прежняя подозрительность.
— Или ты из этих? — Он выразительно положил руку на рукоять ножа, торчавшую из-за пояса.
— Нет. Не из этих…
Спрашивать о золоте Альваро не стал. В лучшем случае правды не скажут, а в худшем… Ни к чему ему проблемы с карабинерами, если все, что требуется, Марианна и так расскажет.
К счастью, она по-прежнему квартировалась у матушки Кавалли, женщины, обильной телом и вздорной норовом. Визгливым голосом своим она успела выговорить Альваро и за его неподобающий вид, и за внеурочный визит, и нажаловаться на постоялицу, которая, вот дрянь, изволит хамить почтеннейшей вдове. И если бы не нужда, сию вдову доведшая до ручки, неужто стала бы она сдавать комнаты особе столь низкого происхождения и отвратных манер…
Вышеупомянутая особа, выглянув на крик, разразилась бранью — и такой, что Альваро заслушался.
Почтенная вдова не осталась в стороне.
Марианна была хороша.
Все еще была хороша.
Она обладала той яркой красотой, которая в девочках пробуждается рано и горит ярко, но сгорает быстро. И оказавшись рядом с Марианной, Альваро отметил первые, едва заметные признаки увядания. Со сна лицо той было припухлым, слегка помятым. Всклоченные волосы делали Марианну похожей на ведьму, у губ залегли глубокие складки, глаза покраснели.
— Ко мне? — Марианна смерила Альваро неприязненным взглядом, под которым он остро ощутил собственную ничтожность. — Я занята…
— Настолько, чтобы не выслушать предложение моего хозяина?
Альваро протянул золотой.
Сей аргумент был понятен Марианне. Монету она взяла, прикусила, поднесла к левому глазу, к правому…
