— Настоящий, — с усмешкой произнес Альваро.
— Возможно. — Марианна сунула монету в вырез, позволявший разглядеть пышную и еще не обвисшую грудь. — Но всегда лучше проверить, идем…
В ее комнатах царил ужасающий беспорядок, что, однако, Марианну нисколько не смущало. И скинув со стула ворох нижних юбок, она велела:
— Садись.
Сама же устроилась на разобранной постели, приняв позу картинную, которая должна была бы продемонстрировать прелести ее тела, однако Альваро видел лишь, что и постель, и тонкая рубашка, в которую была облачена Марианна, не отличались чистотой и свежестью.
— Так чего же твой хозяин желает? — томным голосом поинтересовалась она и пальчиком провела по длинной шее. — Я многое могу… За соответствующее вознаграждение.
Она была предельно откровенна.
— Мой хозяин хочет знать правду. — Альваро достал кошель. — Ты отравила Каэтану, герцогиню Альбу?
— Что? — От возмущения Марианна села. — Кто тебе такое сказал?!
— Твой бывший любовник…
— Франсиско? Мануэль? Скотина! Что один, что второй… Конечно, Франсиско, больше некому… Я ему отдала лучшие годы своей жизни! А он…
Марианна заломила руки.
— Назови свою цену. — Альваро подбросил кошель на ладони. — И говори правду. И нет, Франсиско не утверждает, что ты отравила Каэтану. Лишь угрожала…
— Я играла, — отмахнулась Марианна, не спуская с кошеля жадного взгляда. — Мы оба понимали, что я не стала бы делать ничего такого, тем более…
Она запнулась.
— Что?
— Она проиграла не потому, что плохо танцевала, она танцевала до отвращения хорошо, но… Ей вдруг стало дурно. И двигалась она иначе… Поначалу правильно, а потом, так бывает, когда, скажем, голова закружится или… Она была немолода, но я не слышала, чтобы возраст мешал ей… И потом, она почти ничего не пила, а выглядела пьяной…
— Ты за ней следила?
— Наблюдала. — Марианна повела белым плечиком. — Мне было интересно, что же все в ней находят… И да, я не собиралась выигрывать, я ведь не дура, что бы там ни утверждал Франсиско. Но когда я заметила, что с нею неладно, было слишком поздно притворяться…
— И вы никому ничего…
— Никому и ничего. — Марианна вытянула ножку, позволяя полюбоваться тонкой щиколоткой и аккуратною стопой. — А кому я должна была что-то говорить? Или уж, простите, предупреждать? Это вообще не мое дело!
Альваро не стал спорить. Услышанное многое меняло.
— Я на все вопросы ответила? — поинтересовалась Марианна и ручку протянула.
— Нет. Когда ты сошлась с Мануэлем?
Она скривилась, будто само упоминание этого имени было ей крайне неприятно.
— Скотина лживая… Обещал золотые горы…
— Но золото оказалось фальшивым?
— Он частенько заглядывал в «Веселую голубку». Играл, но все больше проигрывал… Порой до того, что ему в долг выпивку отпускали. Ко мне подходил, но… На кой ляд мне кавалер, который не способен женщину содержать? А потом как-то вдруг заявился и золото метать начал налево и направо… Новехонькие монетки… Красивые…
— И ты передумала?
— С Франсиско мы разошлись. Я была женщиной свободной. Он мне квартирку оплатил, платьев купил… Потом начал говорить, что неплохо бы встретиться с Франсиско, заказать мой портрет, мне было лестно. Да, пожалуй, весьма лестно… Пока я не узнала, что позировать надо голой. Не подумай, я не скромница, хотя могу сыграть, если нужда будет. Но одно дело раздеваться перед мужиком, и совсем другое, когда тебя голой намалюют… Мануэль долго меня уламывал. Мол, он заплатит Франсиско, и мне заплатит… А потом уже я поняла, что на эту картинку у него имеется покупатель. Не знаю, кто, но… — Марианна замялась. — Этот человек желал получить одну картину, и Мануэль обещал ее…
— И не смог исполнить обещание?
— Похоже на то… Я предлагала нанять кого попроще. Франсиско задарма работать не станет, а в Мадриде полно малевальщиков. И девку какую с улицы… И все было бы чудесно. Но нет, Мануэль уперся, мол, заказчик хорошо знает манеру Франсиско, дескать, рука у него особая… И о картине он слышал, и обмануть не выйдет. А ту достать непросто… Ну я Франсиско уговаривала, только без толку, а там уже и выяснили, что золотишко, которым Мануэль швыряется, фальшивое…
В доме герцогини Альбы царил траур.
Слуги скользили мрачными тенями. И донна Изабелла, заняв место за обеденным столом, — она нисколько не смутилась, усевшись именно там, где некогда сидела сама герцогиня, — то и дело вздыхала, прикладывая к сухим глазам платок.
Мрачна была Лукреция, которой — Альваро знал — поутру доставили конверт с долгожданным ответом от жениха. И лишь Мануэль был весел и в меру пьян. Впрочем, мера эта ему самому казалась неполной, и потому он то и дело доливал в бокал красного вина.
— И все-таки я не понимаю, — тоненьким голосочком произнесла донна Изабелла. — Неужели все и вправду так… плохо?
— К сожалению. — Альваро отвесил даме глубокий поклон. — Доктор считает, что дону Диего необходима смена климата. И рекомендует покинуть Испанию.
— Чушь какая. — Мануэль поднял бокал. — За здоровье! Всегда был хилым.
— Заткнись, — прошипела Лукреция, сминая платок.
— И… когда же он собирается?..
— Завтра утром.
— Вы полагаете, что это… поможет? — Донна Изабелла всхлипнула и вновь прижала платочек к глазу.
— Доктор полагает, что смена климата поспособствует полному выздоровлению…
— Чудесно, — не слишком искренне произнесла донна Изабелла, вытирая сухие глаза. — Разве не великолепная новость!
— А мы? — жалобно поинтересовалась Лукреция. — Мы тоже уезжаем?
— Дон Диего не видит в том необходимости, — любезно ответил Альваро…
…Дом рано засыпал.
Первой поднялась в свои покои донна Изабелла, сославшись на душевные волнения и разыгравшуюся мигрень. Мануэль, вызвавшийся проводить матушку, так и не вернулся в гостиную, и Альваро остался наедине с Лукрецией.
— Кто из них? — поинтересовалась она, откладывая вышивку, над которой просидела последние часа два.
— Вы о чем?
— Бросьте. Я хотя и женщиной рождена, но вовсе не так глупа… Во всяком случае, в последнее время изрядно поумнела… Эта внезапная болезнь. Диего никогда не жаловался на здоровье. И главное, так своевременно, матушкина о нем забота… И вдруг отъезд. Думаете, они решатся?
— Простите. — Альваро поклонился. — Я не понимаю, о чем вы говорите…
— Мануэль встречался с Годоем… Еще один Мануэль.
— Вы говорите…
— О премьер-министре. Да, я тоже удивилась. Знакомство не самое типичное для брата, и тем любопытнее. Именно Годой заплатил Мануэлю… За что? Этого я не знаю.
— Спасибо. — Альваро поблагодарил вполне искренне. — Это многое проясняет.
— Надеюсь. — Лукреция вернулась к вышивке. — Но вам, кажется, пора… Мои родственники никогда не отличались избытком терпения.
И это был мудрый совет.
В спальне Диего воздух был тяжелым, пронизанным запахами трав и застоявшейся крови. Сквозь плотно задернутые шторы не проникало и толики лунного света. Единственная свеча в шандале кое-как разгоняла сумрак, и желтое пятно света отражалось в медном тазу, который не то бросили, не то забыли на столике.
Скрипнула, приоткрывшись, дверь.
И тень, застывшая было на пороге, скользнула в комнату. Тень эта двигалась легко, будто и вправду была бесплотна. Она и запаха-то не имела… Остановившись ненадолго у столика, тень коснулась свечи и пламя той вытянулось, позволяя разглядеть не только таз.
Столик.
Инструмент лекарский на этом столике разложенный. Пузырьки и флаконы, которые тень перебирала осторожно, точно надеясь отыскать нужный. Вздохнув, она взяла шандал со свечой и подошла к темной громадине постели. У нее тень перекрестилась, и крест этот, сотворенный левою рукой, гляделся едва ли не издевкой.
— Господи, помилуй…
Тень поставила шандал на пол и с пола же подняла одну из многочисленных подушечек, разбросанных в беспорядке. Отодвинула полог, вздохнула…
