День ее рождения, год рождения. День свадьбы, год… Мимо! Мимо! Мимо!
– Черт, – шипит Анна, почти сдавшись, и вводит вчерашнее число. Замирает, услышав механический щелчок, и не верит собственным глазам, когда сейф автоматически открывается. С ума сойти! Так просто? Невероятно! Задержав дыхание, девушка с опаской оглядывается через плечо. Дверь кабинета плотно закрыта, в квартире тихо, небо за окном только начинает светлеть. Если Алан встанет, она услышит его шаги и быстренько вернет все как было.
Выдохнув, Аннабель поворачивает голову к открывшемуся ящику Пандоры. На сомнения и колебания времени нет. Она должна убедиться в том, что у ее подозрений нет весомых оснований. Анна даже не Флеминга проверяет, а саму себя. Другого такого шанса может не быть.
Договорившись с бунтующей совестью, Аннабель берется за изучение содержимого довольно объемного сейфа. В верхнем отсеке, как она и предполагала, лежат снятые со стен эскизы, в среднем – судебные и другие документы. Бегло пролистав их, Анна не находит для себя ничего интересного и перемещается ниже. Наткнувшись на знакомую толстую стопку писем, аккуратно завернутых в целлофан, она на какое-то время зависает, глядя на послания Мириам с щемящей грустью. Алан не хотел их брать, а теперь так бережно хранит. Это трогательно. По-настоящему трогательно и печально. Аннабель сглатывает образовавшийся в горле горький комок и, приподняв пачку с письмами, вытаскивает со дня сейфа отдельно лежащий белый конверт без каких-либо опознавательных знаков. Первоначальная тревожность почти улеглась, и она открывает его уверенно и спокойно, с любопытством заглядывает внутрь. Ее сердце взволнованно подпрыгивает, когда она замечает маленький металлический ключик, а через секунду разбивается на миллион осколков. Помимо ключа в конверте без адресов и пометок лежит последнее письмо Мириам Флеминг. То самое, что Мири написала за день до своего исчезновения и которое Аннабель так и не осмелилась отдать Алану, а он не стал ждать.
Взял сам.
Как быстро. Как несправедливо быстро.
«Здравствуй, Эни.
Не думаю, что напишу тебе снова. Не хочу прощаться и боюсь не успеть сказать последнее «прости». Так много писем, Эни. Почему ты ни разу мне не ответила? Наши обещания. Как ты могла забыть? Я свои держу. Я с тобой. Всегда с тобой. Почему же ты оставила меня, когда я нуждалась в тебе больше всего? Ты и сейчас мне нужна, Эни. Никто, кроме тебя, не поймет, через что мне приходится переступать каждый день, каждую ночь, каждое прожитое мгновение. Никто, кроме тебя, не знает, с каким неискоренимым злом мы имеем дело. Его не победить, с ним не договориться. Я пыталась, но проиграла.
Помнишь, Эни, как медленно тянулось время, когда мы были детьми? Столько всего интересного могло произойти за одни сутки, что не хватило бы ночи, чтобы перебрать все события в памяти и выбрать лучшее. Я записывала их в блокнот и хранила, как самое ценное сокровище, и когда становилось по-настоящему тошно, доставала и перечитывала.
На самом деле я перечитывала эти записи каждый день, кроме тех нескольких недель в году, когда ты была со мной. Я выучила их наизусть и повторяла вслух, когда становилось по-настоящему страшно, а когда было по-настоящему больно, я представляла тебя и дядю Райана, твою школу и друзей, с которыми ты играла во дворе, твоих учителей, улицы, машины и магазины, твою комнату и окно с видом на огромный свободный мир. Я представляла, как ты спишь в своей теплой кровати и видишь цветные счастливые сны.
Ты и понятия не имела, но я безумно завидовала тебе, Эни, и мечтала хотя бы один день прожить так, как жила ты, вдали от этой проклятой фермы. Я бы все отдала, чтобы моим отцом был Райан Одли, а не Камерон Бенсон. Но клянусь, я никогда не желала тебе прожить ни одного дня из моей жизни и никогда не хотела забрать ничего твоего… Но тьма, она не отпустит никого, кто хоть раз оказался на проклятой земле.
Мы помечены кровью.
Мне так жаль, Эни, что теперь ты знаешь, что это значит.
Мне так сильно жаль, что не смогла тебе помочь, но я пыталась… Ты же помнишь, Эни? Я пыталась.
Нет, нет, не хочу, чтобы ты помнила. Если когда-нибудь прочтешь это письмо, сожги его, сожги сразу же.
Никто не должен знать, Эни. Пообещай мне.
Прошлое должно остаться там, где ему место. Никогда не оглядывайся назад, иначе оно сожрет тебя, уничтожит, как это случилось со мной.
Я чувствую, что надвигается нечто ужасное, а у меня совсем не осталось сил противостоять неизбежному. Мне так страшно, Эни. Оказывается, неважно, как далеко убегаешь от демонов прошлого и сколько лет живешь без кошмаров и воспоминаний. Они ни на миг не забывали о том, что я все еще принадлежу им.
Ничто не поможет. Огромный город, успех, слава, обеспеченная жизнь, новые возможности и любимый муж, которого я так хотела сделать счастливым и не смогла. Мои демоны вернулись, чтобы забрать меня, вернуть обратно. Я сама им позволила, сделала первый шаг, поддалась на их зов. Они близко… так близко. Я слышу их, я постоянно их слышу. Они зовут, требуют, кричат.
А мой муж… он тоже этого хочет. Хочет, чтобы я ушла, исчезла, оставила его навсегда. Он с ними заодно, Эни. Я чувствую, знаю, но не могу остановить. Я позволю ему. Позволю ему убить меня. Он уже это сделал.
Я боюсь его, Эни. Я боюсь его больше, чем их…
Я боюсь, что все, о чем писала тебе, – еще одна выдумка, порожденная моим отчаявшимся воображением.
Я боюсь, что придумала Алана Флеминга, наделив его чертами всех, кого я любила, боялась или ненавидела.
Мой главный страх и самая большая боль… Я отдала ему все и все забрала. Мы оба убили друг друга.
Всего было слишком… Слишком много любви, слишком много страсти, слишком много ненависти, слишком много гнева, слишком много отчаянья, слишком много лжи, слишком мало надежды, слишком мало света, кромешная тьма…
Он должен отпустить меня.
Скажи ему, Эни. Скажи ему…
Отпусти меня.
Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти. Отпусти.
