У входа стояли три белых лимузина, первый из которых украсили лентами. Два дежуривших в портике шафера в безукоризненных костюмах-визитках в ужасе уставились на мой тренчкот. Да, вид у меня тот еще!
Кроме визиток, шаферов объединяла лишь смуглая, как у Шерил, кожа, а так один больше всего напоминал вертикально стоящий шест, а второй был на пару сантиметров ниже меня и на пару сантиметров шире, похоже, не из-за жира, а из-за мускулов. Этот ладный парень и преградил мне дорогу, выкатившись вперед, словно детский грузовичок из нержавейки, которые когда-то выпускала «Тонка». Такой грузовичок можно было запросто столкнуть со скалы, и на нем не появилось бы ни царапины. Я предостерегающе поднял палец: стой, мол.
— Я со стороны невесты. Давайте не будем портить друг другу настроение.
— Мы тоже со стороны невесты, — шагнув ко мне, сурово проговорил Шест. — У вас есть приглашение?
Я нарочито долго рылся в карманах, надеясь, что подойдет еще кто-то из гостей и отвлечет шаферов. Увы, не повезло.
— Оно где-то здесь... Давайте я войду и покажу его чуть позже, ладно?
— Как зовут невесту? — решился на компромисс Шест. Черт подери!
— Предпочитаю не имя, а ласковое прозвище, — уклончиво ответил я.
— Интересно какое? — вмешался Грузовичок «Тонка».
Нужно было срочно сочинить что-то подходящее: парень, скорчив суровую мину, уже схватил меня за рубашку. Если бы не прилив вдохновения, катиться мне вниз по ступенькам Бромптонской молельни.
— Ой, вспомнил! — Я хлопнул себя по лбу, наказывая мозги за сбои в работе. — Приглашение у Шерил. Шерил Тилемаг, моей невесты.
— Невесты? — ужаснулся Шест, а Грузовичок «Тонка» побледнел так, что я заподозрил, не вздыхает ли он сам по Шерил. Так или иначе, уловка сработала, и, пока шаферы приходили в себя, я скользнул за дверь. Меня даже преследовать не стали!
Молельня, настоящий шедевр праведного плагиата в исполнении Герберта Гриббла, решившего принести в Лондон кусочек итальянского возрождении, буквально ломилась от посетителей. Вырядившись в платья и костюмы, судя по всему взятые напрокат, гости замерли в ожидании невесты. Жених уже стоял у алтаря, собранный и невозмутимый, как привязанный к рельсам человек, который услышал вдали свисток поезда.
Шерил сидела в пятом ряду; бежевое платье выбрано явно под влиянием архитектуры молельни. Кружевной пены столько, что можно сказать, девушка оделась в стиле барокко, а кремовые туфельки с посеребренными розами отлично сочетались с итальянской атмосферой внутреннего убранства. Чуть дальше я заметил Элис Гасконь рядом с Джеффри Пилом и Джона Тайлера, похожего на полудрессированного орангутанга в сшитой на заказ визитке. По меркам шимпанзе сшитой...
Я устроился рядом с Шерил: та скользнула по мне взглядом, отвернулась, а потом снова подняла расширившиеся от ужаса глаза — реакция а-ля мистер Питкин в исполнении Норманна Уиздома.
— Феликс, — хрипло прошептала она, — что ты здесь делаешь?
— Вот, оказался неподалеку и решил зайти.
Да, приятного сюрприза не получилось, но вовсе не по вине Шерил.
— Слушай, я не против, но за тобой будто нелегкая гналась! Рубашку когда в последний раз гладил? — Девушка возмущенно ткнула меня в грудь пальцем. — Грязная, мятая, словно в ней по земле катались! О чем ты только думал?!
— У входа стоят шаферы, — вяло отбился я. — Перца хотели мне задать... Где ты таких откопала?
— Это мои двоюродные братья Эндрю и Стивен, — огрызнулась Шерил. — Они очень, очень милые, так что не смей их оскорблять!
Так, пора выбрать менее опасную тему.
— Мне-то казалось, у вас в Килберне жизнь суровая, — проговорил я, разглядывая шелк и кружево.
— Так и есть, — мрачно взглянула на меня Шерил. — Понадобится — и сейчас суровой стану.
— Не сомневаюсь, но откуда у твоей матери средства на такой праздник?
Гости начали оглядываться, и девушка вспыхнула. Темно-шоколадный румянец совершенно не сочетался с цветом платья, и мне захотелось сорвать с нее дурацкие кружева.
— Деньги не мамины, — со злостью прошептала она, — а тети Фелиции, она член ордена.
— Какого ордена?
— Католической молельни Бромптона. Им принадлежит храм, понял? А теперь перестань юлить, говори, зачем явился!
— Хочу приглашение получить.
— Ты ведь и так пригласился, засранец этакий!
— Не сюда, а на прием. Он ведь в Боннингтоне состоится, верно?
Несколько секунд Шерил просто смотрела на меня в полном замешательстве.
— Хочешь испортить мамину свадьбу?
Ну вот, снова придется юлить!
— Дело в Сильви.
Похоже, девушку это не успокоило: мы знакомы меньше недели, а у нее уже сформировалось нечто вроде Феликс-детектора.
— А что с ней?
— Мне уже известно, кем она была и как погибла. Сильви изнасиловали, убили и бросили в мусорный контейнер. Я перед ней в долгу, который обязан исполнить до конца.
Потрясенная Шерил молчала, причем довольно долго. Потом несколько раз взмахнула ресницами и повернула ко мне измученные, полные слез глаза.
— Убили? — наконец переспросила она.
— Изуродовали лицо чем-то острым и зазубренным, задушили собственной...
— Хватит!
— Шерил, я не стану поднимать шум, обещаю! И докучать не стану, но попробовать должен.
На нас продолжали оглядываться возмущенные гости: громкий шепот привлекал не меньше внимания, чем мой неряшливый вид, и ставил под сомнение недавнее обещание вести себя тихо.
— Попробовать что? — уточнила Шерил слабым голосом человека, знающего: грядет драка, в которой ему точно не выйти победителем.
— Н-ну, мануальный контакт.
Девушка не сразу поняла, о чем я, а разобравшись, пришла в полный ужас.
— Неужели ты думаешь, это сделал кто-то из работников архива?
— Не думаю, а на сто процентов уверен!
— И собираешься хватать людей за руки, чтобы выяснить, кто из них убийца? Черт побери, только не на свадебном приеме моей матери!
— На приемах все друг другу руки пожимают, так что гости ничего не заметят!
Органист заиграл «Вот идет невеста», и все головы повернулись к главному входу.
Мать Шерил оказалась очень похожей на дочь, только выше и величавее. Двигалась как королева, а темное лицо под белой вуалью было аскетически-красивым. Вот так новость: получается, если наследственность что-то значит, у Шерил с возрастом лишь прибавится грации и изящества.
Невеста не шла, а плыла к алтарю, и несколько пожилых, сидящих вдоль прохода женщин даже прослезились. Вот от Элис Гасконь слез не дождешься: меня она уже заметила и теперь поглядывала как призрак Банко на Макбета.
— Сама же говорила, что Сильви очень грустная, и теперь ты знаешь почему. Неужели хочешь, чтобы мерзавец-убийца остался безнаказанным?
Девушка молчала.
Тем временем ее мать начала давать брачную клятву, похоже, присочиняя на ходу, потому что стандартное «заботиться о тебе и подчиняться в радости и горе» получило весьма неожиданное и оригинальное продолжение.
Шерил спрятала глаза.
— Ладно, — обреченно вздохнула она, открыла сумочку из кремовой кожи, в которой, судя по размеру, могли поместиться лишь носовой платок и тампон, затем — вот чудо! — достала большую открытку с золотой окантовкой и молча протянула мне. «Приглашаем вас на торжественное бракосочетание Айлин Тилемаг и Рассела Кларка, которое состоится в воскресенье, 27 ноября 2005 года...». Прошептав: «Спасибо, Шерил!», я сунул открытку в карман.
Теперь клятву приносил жених: кажется, текст читал по шпаргалке и с трудом понимал, о чем речь. Ну, если не видишь мелкий шрифт, значит, дело совсем плохо.
— Во сколько начинается прием? — шепотом спросил я у Шерил.
— В три. Вход по пригласительным. Феликс, пожалуйста, только не порть его, ладно? Никаких художеств!
Я быстренько произвел в уме кое-какие расчеты: нужно приготовить все необходимое.
Стиснув ладонь Шерил, я стал отодвигаться к краешку скамьи.
— Давай, еще увидимся.
— Да, увидимся и наплачемся! — мрачно предсказала Шерил. Непросто уйти со свадьбы, когда церемония в самом разгаре.
Под свирепыми взглядами шаферов я скользнул за дверь, Сделав вид, будто заходил лишь снять показания газового счетчика. За спиной органные аккорды становились громче и мощнее, достигая такого диапазона, что казались не менее материальными, чем сам орган, сумей он подняться в воздух.
Скорее в Боннингтон, через заброшенный вход к секретным комнатам, привести план в действие. Атмосфера в подвале гнетущая, а воздух сырой и зловонный — я будто не вдыхал его, а пил мелкими глотками. Зато на этот раз проявил осторожность и голыми руками к оберегу Маккленнана не прикасался. Если честно, даже смотреть на него не мог: казалось, большего зла за всю свою долгую и богатую событиями жизнь не встречал.
