– Марьяна, куда собираешься?
– Я, папа, переезжаю в дом мужа, как ты когда-то хотел. Пока гражданского, но мы обязательно распишемся. В ближайшее время.
– И кто у нас муж? Почему не знакомишь?
– Это Прохор, брат Инны. Он не хочет с тобой видеться. Извини.
Ничего себе новость! Болотов заходил по прихожей, разводя руками. Он терял и дочь? Потери какие-то странные, перевешивают вину, если она есть. Во всяком случае, Валерий Витальевич до сих пор не чувствовал вины, но вокруг все упорно ее навешивают на него.
– Вот как! – наконец прорвало отца. – А тебе не кажется это не совсем нормальным – ты выходишь замуж за брата моей… женщины, которую убили? Как мы будем в дальнейшем сосуществовать? Ты бы хоть немного подумала! У тебя столько поклонников.
– Я думала! – парировала Марьяна. – На этот раз думала много. Дома безрадостно, неуютно, из него мы все высыпались, потому что у нас не было чего-то главного. Мне уже много лет, я хочу свой дом и хочу сделать его другим. И кого ты имеешь в виду, говоря о поклонниках? Кирилла? Так он, папа, хотел меня обмануть, заработать на мне, а потом еще и жениться. Он учил, как тебя обокрасть. Это нормально, по-твоему? И такие, как Кирюша, практически все в нашем круге. Мне они не нужны.
– Просто хорошие парни из нашего круга тебя воспринимают точно так же, как ты только что говорила о них.
– Ну и пусть. Прохору твои деньги не нужны, нужна я. И потом, папа, мой Прохор не какой-то там… по образованию инженер, много знает. С чего ты решил, что у него другой круг?
– Он же ненавидит нас!
– А меня любит. Я знаю это, чувствую, ощущаю, когда он прикасается ко мне. У меня теперь есть свой дом, двухэтажный, кстати. Огромная территория, из которой я сделаю роскошный сад. Есть куры, утки, индюки, петухи-великаны. И будет мужчина, а не симбиоз гадюки с гиеной и коршуном.
– Ты что же, в деревне собираешься жить?! С ума сошла!
– Не все так печально, папа, до города полчаса езды. Ты подарил мне машину, за что большое тебе спасибо. Буду работать у тебя, руководить и осваивать профессию. Я тоже хочу зарабатывать. Папа, я просто счастлива, не стой у меня на дороге, ладно?
Попробуй встань на дороге, Марьяша сметет. Болотов закивал, соглашаясь с ней, ведь он тоже сметал с дороги всех, кто ему мешал, а она – его отражение. К тому же, может быть, дочь сделала правильный выбор.
Прохор позвонил, он приехал на такси, потому так быстро. Марьяна схватила первые две сумки, спустилась вниз, вернулась за чемоданами. Валерий Витальевич видел в окно, как Прохор укладывал в багажник новой машины Марьяны сумки и чемоданы. Потом они сели и уехали. А он смотрел им вслед, даже когда они повернули за угол, смотрел…
Богдаша приезжал изредка проведать Нюшу и ее мать, Вере Ефимовне он оказывал и медицинскую помощь – давал советы, следил за ее здоровьем, а оно заметно улучшалось. Удивительно, до чего живучая старушка.
– Нюша, твоя мама поправляется стремительно, – порадовал он Надежду Алексеевну, которая, кстати сказать, очень изменилась: стала унылой.
– Хочешь сказать, скоро она будет воровать выпивку?
– Не думаю. И говорить она вряд ли научится, хотя все понимает, ты можешь с ней общаться, это пойдет на пользу. Кстати, ходить она будет.
– И на том спасибо.
– Да, чуть не забыл, держи… А я поехал. Работа…
Он положил на стол куклу, старую тряпичную куклу без носика. Надежда Алексеевна взяла ее, повертела и поднялась к матери. Она присела на стул, поправила подушки и одеяло, но мать занервничала, что-то промычала. Ах, вот в чем дело! Кукла. Она смотрела на куклу в руке дочери, ее растревожила игрушка.
– Мама, успокойся, я виделась с ней. Ничего Лиза нам не сделает. Странно, я не помню этой куклы… Ты ее шила?
Вера Ефимовна что-то промычала, мотнула головой, дочь улыбнулась, ведь она видела нормальные реакции и понимала мать.
– Значит, не ты. Соседка? Тетя Наташа? Как я сразу не догадалась, она же много шила игрушек своим детям… и моей Лизе сшила, а я… просто не видела, потому что редко бывала дома, я училась и работала.
Она задумалась. Надежда Алексеевна вспоминала самые яркие моменты в жизни, теперь она так делает, когда накатывает грусть и рвется сердце на части. Но, может быть, пройдет время и все изменится?