Если доберется.
Увлекшись размышлениями о сиренах, приправленных соусом бешамель, он на несколько минут забыл, где находится. И за эти несколько минут ровным счетом ничего не изменилось, в подвале по-прежнему царят холод и тьма. Складной нож тоже не прибавил юноше оптимизма, а бедж с именем «Алекс» и вовсе выглядит инородным телом среди всего того мусора, что обнаружился в карманах «Aeronautica Militare». Кто такой этот новоявленный самозванный Алекс? Почему он отдал свой бедж Лео? Алекса смущает не то, что неизвестный официант или администратор ресторана носит его имя. А то, что это имя — мужское. Будь оно женским (Лаура, Симона или Джулия), история покатилась бы по колее, в которой довольно долго вязнет сам Алекс, неожиданно для себя ставший предметом вожделений официантки Ольги. Лео ужинал в ресторане и познакомился с девушкой, которая подавала ему салат из морских петушков; возможно, он пригласил ее на свидание. Возможно, даже провел с ней ночь, а бедж прихватил на память о ни к чему не обязывающей связи. Но возможно и другое: сама девушка стала инициатором знакомства, Лео приглянулся ей, и она не смогла устоять. Все последующее легко вписывается в уже придуманную Алексом схему: свидание, ночь любви и бедж на память. И тогда можно было бы посочувствовать Кьяре, но…
Имя на бедже — мужское.
Следовательно, любовная история отпадает вместе с ее одиноким пластиковым свидетелем. Такие никчемные штуковины размером 3 на 10 сантиметров люди обычно не хранят. А если уж и решаются положить их в карман, к тому должны быть серьезные предпосылки. Алекс тычет в бедж фонариком в поисках серьезных предпосылок. Или — сентиментальных предпосылок. Или — прагматичных. Номер телефона, адрес, почтовый индекс, электронная почта — сгодилось бы все, что угодно. Но никаких заметок на полях беджа нет, напрасно Алекс царапает ногтем тугой плексиглас. Он не знает, что делать с тезкой-самозванцем. Бросить его в ящик с промасленной бумагой? Швырнуть под ноги весельчаку Игнасио? Загнать в лопасти турбины?
Правильнее все же будет вернуть его на место, к чеку и жевательной резинке.
Дальнейшая инспекция «Aeronautica Militare» никаких ощутимых результатов не принесла, лишь в нагрудном кармане обнаружился маленький плоский ключ от английского замка. Еще одна бесполезная штуковина, учитывая, что большинство дверей «Левиафана» либо не заперты, либо заблокированы тоннами снега, либо…
за них лучше не заглядывать.
Куртка не ответила ни на один из вопросов, снующих в голове Алекса подобно юрким японским карпам-нисикигои, но — странное дело — в ней он почувствовал себя намного лучше. Как будто ему передалась часть жизненной силы Лео, его уверенность в себе. Вот бы одолжить у Лео еще немного ума, но вряд ли метеоролог сунул ум за подкладку. Остается надеяться только на свой собственный, сегодня он уже успел приятно удивить Алекса у мемориальной стены с альпийскими стрелками. Как ловко были установлены причинно-следственные связи, как изящно был выведен на чистую воду потомок злосчастного Нанни Марина! И только незнакомка с фотокарточки так и осталась незнакомкой.
Алекс испытывает иррациональное желание снова заглянуть ей в лицо.
Последующую неловкость молодого человека можно было объяснить лишь холодом: фотография, с трудом вытащенная из кармана, не удержалась в окоченевших пальцах и упала на пол. Но траекторию ее падения холодом не объяснишь. Снимок как будто планировал в невидимых потоках воздуха, то попадая в луч фонарика, лежащего на краю ящика, то выскальзывая из него. Алексу на секунду показалось, что лицо на фотографии изменилось и ожило. Кончики губ опустились, брови, наоборот, взметнулись вверх — от рассеянной улыбки не осталось и следа. Теперь незнакомка выглядела удивленной, удивленной неприятно. Скрывшись в темной полосе, она появилась в светлой: уже не просто удивленная, а встревоженная, близкая к панике. Ее рот свело в немом крике, глаза округлились, но лицо все равно осталось таким же прекрасным. Что увидела она в толще спрессованного, как снег вокруг «Левиафана», времени? Кого?
Сердце Алекса сжалось в комок, дыхание перехватило; ужас неизвестной фотомодели передался и ему. А это неправильно, это смешно! Ведь они существуют в разных десятилетиях и даже столетиях. Не говоря уже о совершенно разных пространствах. Вряд ли незнакомка (Лаура, Симона или Джулия) когда либо посещала «Левиафан», да и К. был обделен ее присутствием. Иначе… Иначе до Алекса обязательно дошли бы слухи о ее визите, пусть и облеченные в миф, в городскую легенду. Но ни в одной из блеклых городских легенд К. не упоминается молодая прекрасная женщина. В детстве Алекса пугала история о погибшем альпинисте из Тренто (иногда он стучится в окна вторых этажей, все еще рассчитывая получить помощь) и история о двух разлученных влюбленных, утонувших в ручье. И история о птицелове, его глаза выклевали сойки, когда он прилег отдохнуть на опушке у сосняка, — такой была их месть за расставленные силки. И история о велосипедисте, исчезнувшем в дождливое и туманное лето семьдесят восьмого года, где-то между К. и ближайшей лесопилкой. Ни его, ни велосипед так и не нашли, но даже теперь, когда в долину опускаются туманы, многие слышат трель велосипедного звонка.
И альпийские стрелки!
Легенда об альпийских стрелках возвышается над всеми остальными легендами подобно тому, как возвышается Эверест над убогими сельскими холмами. Но как раз о ней никто не хочет вспоминать, еще бы! Задерешь голову вверх слишком сильно, чтобы разглядеть чертов Эверест, — хрустнут шейные позвонки. Быть инвалидом — не сахар (это подтвердил бы и Сэб, если бы мог говорить), но они и так давно инвалиды — все жители К.
Люди с ампутированной совестью.
Наверное, Алекс не так уж прав, обвиняя земляков, которые не имеют никакого отношения к произошедшему здесь ледяному апокалипсису. Совсем неправ, если учесть, что большинство из тех, кто ныне проживает в К., родились уже после войны. Он и сам никогда особо не задумывался о судьбе альпийских стрелков — до того момента, как оказался здесь. До того, как ухватился за хвост воздушных змеев с самыми обычными (каких тысячи) именами. До того, как заглянул им в лицо.
Лицо же незнакомки скрылось в темноте, но Алекс не торопится поднять фотокарточку. Больше всего он боится увидеть искаженные до неузнаваемости черты. К тому же снимок оказался загнанным в узкую щель между ящиками и стеной. Чтобы добраться до него, Алексу пришлось упереться локтем в стену, но операция по спасению незнакомки оказалась отложенной.
Из-за двери в стене.
Она не была заперта, вот и откликнулась на локоть Алекса, тихонько скрипнула и приоткрылась. Будь Алекс посообразительней, он бы сразу понял, куда указывают орлы, снег на вершинах и бег ручья. И палец на губах Игнасио обрел новый смысл: «Выход есть, дружок, но о нем знают лишь посвященные. Найди его, если сможешь!»
Алекс смог. Благодаря случайности, которую преждевременно называть счастливой. Неизвестно, что ждет его там, за внезапно материализовавшимся проломом.
Через пять минут выяснилось, что небольшая комната за стеной — банальный природный холодильник. При этом четыре минуты ушли на подготовку к броску (фотография незнакомки найдена и снова водружена в нагрудный карман рубашки, фонарик зажат в левой руке, топор — в правой, колени согнуты в бойцовской стойке, корпус наклонен чуть вперед). И лишь одна — на осмотр самого ледника. Очевидно, Алекс уже покинул пределы «Левиафана» и переместился наружу: стены импровизированной комнаты были явно нерукотворного происхождения. А комната оказалась небольшим гротом в скале. О том, что сюда изредка наведываются люди, напоминал лишь стеллаж с десятком кусков замороженного мяса и куриного филе в фабричной упаковке. Пошарив по стенам лучом фонарика, Алекс обнаружил совершенно бесполезную лампочку аварийного освещения и расползающиеся во все стороны щупальца электропроводки. Затем из тьмы выплыли ящики, мало похожие на те, в которых хранились детали неизвестного Алексу агрегата. Они были низкими и продолговатыми, по форме напоминающими параллелепипед. Судя по облупившейся краске, отбитым углам и ржавым петлям на крышках, ящики провели здесь целую вечность. Обычно в таких параллелепипедах хранится армейское стрелковое оружие и боеприпасы, и снабжены они соответствующим клеймом.
Но клеймо, даже если оно и было, уничтожено временем; доски рассохлись и стрелкового оружия нет и в помине. Ящики набиты каким-то тряпьем. Но прежде чем сунуть нос в ящики, Алекс займется еще одной дверью — в самой дальней к «Левиафану» стене.
В отличие от ящиков, дверь была новехонькой, металлической, с округлыми краями и запирающим механизмом в виде ручного колеса, — и Алекс на мгновение почувствовал себя на борту подводной лодки. По здравом размышлении, он и находится на импровизированной, залегшей на дно подлодке, к тому же обесточенной и лишенной возможности двигаться. Выход на поверхность проблематичен и сопряжен с риском, но оставаться еще хуже, еще опаснее. Приблизившись к двери, Алекс осторожно взялся за колесо и потянул на себя: дверь была не заперта и легко поддалась.
