снов, кратких, как дешевые телеграммы, – я не могла отделаться от ощущения, что в моей комнате кто-то есть. Но комнатка моя столь крохотная, что на долгий страх ее просто не хватало. В детстве я очень любила просыпаться по ночам, потому что знала, что это мой шанс увидеть еще один сон.
Теперь я думаю только об отдыхе. А отдохнуть как раз и не получилось.
По крайней мере, та ночь помогла мне припомнить события двух последних суток и попытаться обнаружить какой-нибудь ключ, хоть что-то, способное объяснить пережитый ужас.
Кэрроллу приснился очередной кошмар, в котором человек в цилиндре возвестил о новой смерти на следующей неделе.
И так все и вышло.
Но и этого мало: Мэри Брэддок умерла у меня на руках, что-то бормоча о человеке в цилиндре. О человеке, которого (как мне казалось до той минуты) видел только Кэрролл и только во сне.
Нечего и говорить, что скромная кончина мистера Арбунтота, ознаменовавшая предыдущую неделю, не шла ни в какое сравнение с теми хаосом, сумятицей и ужасом, что свалились на нас. Нелли, Сьюзи и Джейн выбежали из своих спален, когда я начала кричать, и с этого момента происходящее вокруг меня превратилось в мелькание расплывчатых пятен – как в ускоренном зоотропе [14].
Понсонби с нами не было (он не ночует в Кларендоне), поэтому нам пришлось разбудить сэра Оуэна как одного из двух оставшихся в доме врачей, чтобы он засвидетельствовал смерть нашей подруги: по мнению сэра Оуэна, смерть наступила вследствие остановки сердца, и это, разумеется, бесспорный факт, ведь если в ту ночь что-то и остановилось по-настоящему, это было страждущее сердце несчастной Мэри.
Наконец прибыл и Понсонби; он тотчас распорядился известить о смерти полицию – это дело взял на себя Джимми. А я, в свою очередь, бегом помчалась в комнату мистера Икс.
Я в буквальном смысле заледенела от ужаса.
А избавление от ужаса никоим образом не входило в число потрясающих способностей моего пациента.
Мистер Икс не спал, он сидел в кресле, он знал все еще до моего появления – кроме, конечно же, последних слов Мэри Брэддок.
– Человек в цилиндре, – повторила я.
Я думала, мистер Икс мне не поверит.
Но он как будто не удивился.
– Кто-нибудь еще мог это слышать? – спросил он.
– Нет… Ну нет… не думаю… – Я икала, мне не хватало воздуха.
На мне до сих пор было театральное платье и шляпка, под мышкой сумочка и программка «Сердца артиста». Мистер Икс сидел неподвижно.
Я никогда – можете мне поверить – не видела его таким. Таким смертельно серьезным.
Он был как истукан, двухцветные глаза поблескивали в свете ламп.
А я дрожала и плакала.
– Дышите глубже, – сказал он.
Я перестала прикрывать рот и схватилась за сердце.
– Что вы сказали?
– Вам необходим воздух. Побольше воздуха. Если нужно, выйдите в коридор и подышите. Потом возвращайтесь.
Я не хотела выходить в коридор: оттуда слышались голоса обеспокоенных пациентов, среди них и голос Кэрролла. А я никого не хотела видеть.
Я глубоко вздохнула. Несколько раз.
Мне показалось, что я задыхаюсь, умираю, как Мэри Брэддок. Наступил тот ужасный момент, когда мы начинаем задумываться: как это возможно, что наше сердце делает «тук-тук» в течение всей нашей жизни, бесперебойно, а наши легкие расширяются, словно кузнечные мехи; такой момент, когда мы представляем самих себя в виде механизма из шестеренок, рычагов и других деталей, которые могут сломаться из-за любой глупости, как машины манипуляторов.
– Вам лучше? – спросил мистер Икс. – Теперь расскажите мне все. Перескажите в точности все, что произошло до того момента, когда мисс Брэддок умерла.
Я заговорила о вечере в театре. Потом о нашей беседе с Дойлом. Мистер Икс меня остановил. Я упомянула, что, поднимаясь, я видела приоткрытую дверь, а потом видела, как она закрывается. Он меня не останавливал. Я рассказала, что Мэри босиком расхаживала по комнате, а когда я вошла, спряталась за дверью. Я рассказала обо всем, что случилось после, – до момента, когда Мэри испустила последний вздох вместе с теми ужасными словами.
Мистер Икс меня не останавливал. Даже когда я остановилась сама, он заговорил не сразу.
– Это все?
– Да.
И тогда от его облика мне сделалось страшнее, чем от всего, что я пережила в ту ночь.
Ну почти.
Потому что мой пациент принялся видоизменять свое лицо (я даже не представляла, что он на такое способен): он напрягал мускулы, о существовании которых я и не подозревала, он превратил свое лицо в маску из китайского театра – а их маски, несмотря на внешнюю невинность, всегда жестоки. А потом все кончилось. Мой пациент в мгновение ока разгладил все складки, и передо мной возникло привычное бестрепетное лицо мистера Икс.
Позже, гораздо позже, я узнала, что это был его способ проявления ярости.
– Никому не говорите об этих последних словах, – приказал он со злостью. – Вам понятно?
– Но скоро… Полиция…
– Никому. Даже полицейским. Не давайте повода заподозрить никому, ни на секунду, ни при каких обстоятельствах, что это могло быть чем-то иным, нежели естественной смертью.
– Но как… – Чтобы получить от этого человека какое-то рациональное объяснение, я была готова встать на колени. – Ради всего святого, мистер Икс… как могла Мэри упомянуть?.. Да, она говорила, что слышала о кошмарах его преподобия, но разве она знала, в чем они заключаются? Получается, она и это знала? Но все было так, как будто… – Мне вспомнился ее взгляд, полный смертельного ужаса. – Она как будто сама его видела… Как будто в тот самый момент она видела это существо! Боже мой! Ах, господи, господи!..
– Зверек нанес нам отменный удар, – сказал мистер Икс. – Но мы не сдадимся. Я глубоко соболезную вам в вашей утрате, мисс Мак-Кари. А теперь возвращайтесь к остальным и успокойтесь. У вас впереди много дел. Повторяю: никому не пересказывайте эти последние слова. Я слышу голоса внизу. Думаю, это полиция. Теперь вам пора.
Все это я вспоминала в бессонную ночь после похорон. Мистер Икс сказал «зверек», а это значит, что он не верит, даже не допускает возможности, что смерть Мэри Брэддок явилась следствием обыкновенного сердечного приступа.
Мэри была убита.
И я постепенно приходила к убеждению, что Арбунтота тоже убили.
Десять способны убивать на расстоянии, посредством особого театра, это я уже знала по себе.
Связь между этими двумя убийствами и сновидениями Кэрролла может быть сложной, но никак не сверхъестественной.
Это может быть только театр – такой же, какой Десять устроили для убитых нищих и меня…
