Увиденная сцена показалась мне достойной пера живописца. У небольшого круглого стола метрах в пяти от меня деловито суетились трое хороших знакомцев. Лицом ко мне стоял отец Аристарх. Его рыжая борода была зачем-то стянута в нескольких местах резинками и напоминала смешную баранку. Высунув от усердия язык, он пристраивал какую-то блестящую штуковину к большому и тоже блестящему металлическому блюду. Справа от него в рубашке с засученными рукавами сидел городской голова Эдуард Юсуфович. Именно с его стороны доносился шелест перелистываемых страниц не видимой мне книги. А слева от них энергично полировал зажатую между колен металлическую пластину… Славик Кошельков! Это был удар ниже пояса, и я на мгновение зажмурился, не желая верить глазам своим.
– Написано, что «Горло песчаного дракона» должно непременно крепиться к «Чаше благоденствия», а не стоять без опоры, – произнес меж тем, явно продолжая начатый разговор, Эдуард Юсуфович. – Важность этого момента здесь специально подчеркивается!
– Только непонятно, чем его крепить, – недовольно буркнул настоятель. – Ты, парень, все ли нам принес? – строго взглянул он на вмиг съежившегося Владислава.
– Как есть все, честное слово! – начал отчитываться юноша. – Да там, за стеной, мало чего и было. В основном мелочевка разная да вот эти тазы серебряные. Вода, видать, не все из пруда вынесла…
– Тогда глянь-ка вон в том углу, может, сыщешь что-нибудь похожее.
Бывший мой помощник услужливо вскочил со стула и исчез из поля зрения. Я попробовал проследить за его направлением, но резко усилившийся вдруг запах аммиака тотчас вернул мою голову в прежнее положение. Зато сам Слава мое движение заметил.
– Ой, оклемался наш Александр Григорьевич! – радостно воскликнул он, невесть каким образом оказавшись у меня в изголовье. И озабоченно поинтересовался: – Вы как себя чувствуете? Судорог не испытываете?
– А должен? – вопросом на вопрос ответил я, с трудом разлепив будто склеенные вареньем губы.
– Да мы просто боялись, – раздался рядом голос Красновского, – что после порции «Циклона» ты, как и другие, в конвульсиях биться будешь. Но, видать, маловато газа оказалось: так, подергался чуток во время транспортировки сюда…
– Ничего себе маловато! – возмутился я. – Да я словно под наркозом побывал! И, кстати, был бы вам очень признателен, если б вы меня развязали.
– Нам бегать за тобой надоело! – отрезал настоятель. И, не удержавшись, полюбопытствовал: – Не поделишься, как умудрился слинять отсюда в прошлый раз?
– Вам не стыдно, отец Аристарх, блатным жаргоном пользоваться? – ушел я от ответа. – Что это за выражение из уст духовного лица – «слинял»?! Прикидываетесь набожным церковником, а выражаетесь как последний зэк, право слово. Не в местах ли «не столь отдаленных» ваш лексикон таким фольклором обогатился, а? Ох, не миновать вам, чую, повторной отсидки, – смаковал я уже каждое слово в воцарившейся гробовой тишине. – Не спорю, вы, конечно, запросто можете меня здесь прихлопнуть – или замочить, как правильно? – ибо рука у вас на подобные дела набита, я не сомневаюсь. Только вот о местонахождении перстня Бен-Газира тогда не узнаете! – вырвалось у меня в запале.
Первым мгновенно отреагировал Владислав:
– Какой еще перстень? Вы мне о перстне ничего не говорили!
– А ну-ка погоди, парень, – оттеснил его мэр, присев возле меня на корточки и впившись мне прямо в глаза сверлящим взглядом. – Уж не хочешь ли ты сказать, пёс бродячий, что завладел бесценным сокровищем моего легендарного предка Бенсана ибн Ингазири?!
– Мы с вами на брудершафт не пили! – озлобился я. – Поэтому впредь попрошу мне не «тыкать»!
– Ладно, не кипятитесь, – сбавил обороты «джигит», не ожидавший, видимо, подобной отповеди от пленника. – Просто при упоминании о дорогой моему сердцу реликвии мне стало не до выбора выражений… Я, конечно же, наслышан о ваших поисковых успехах, но никак не ожидал, что вы и перстень отыщете. Скажите хоть, как он выглядит, а то прямо не верится…
«Значит, Лукавец не на их стороне, – догадался я, – раз о перстеньке не проговорился. Возможно, Юсуфович чем-то ему пригрозил, вынудив выпустить меня из здания УВД, однако про наши с ним дела тот явно не распространялся. Это радует. Иметь в тылу хотя бы одного верного союзника всегда хорошо. Даже если на словах он постоянно грозит упечь за решетку». Вслух же с видом большого одолжения сказал:
– Освободите от веревок, тогда, может, и расскажу.
Переглянувшись, мэр с настоятелем удалились в один из скрытых от моего взора темных углов, и теперь я слышал только их возбужденно-приглушенную перебранку. Оставшийся возле меня Славик заботливо убрал висевший надо мной клочок ваты, воняющей нашатырем.
– И сколько они, интересно, заплатили тебе за предательство? – процедил я вместо благодарности.
– Я не предатель! – заплескалась в глазах юноши непритворная обида. – Я здесь исключительно ради вас нахожусь!
– Таня где?
– Дома, – успокоил он меня. И торопливо зашептал: – Мы же, когда до Лисовок добрались, сразу те странные трубы пилить с ней начали, и вдруг из первой же золотистая сигарка выпала. Точь-в-точь такая, как вы описывали! Порядка двадцати пяти сантиметров длиной и с обеих сторон запаянная. Только один конец литой, округлый, а другой наподобие конфетного фантика закручен. Но тут, как назло, Танин дедушка в сарай зашел… Короче, как увидел он у меня в руках эту штуку, сразу шум поднял и скандал устроил: опасная, мол, она очень. Когда же я, чтоб его успокоить, небрежно в сторону ее отбросил, он и вовсе с кулаками на меня набросился. Словом, еле ноги я от него унес… Потом Таня меня на мотоцикле догнала и до моста подкинула. Всю дорогу за деда извинялась, – улыбнулся Слава своим мыслям.
– Не тяни! Дальше что было?
– Ну, добравшись до города, неожиданно встретил машину отца. Сел к нему в кабину, разговорились. Потом я сдуру этой трубочкой золотистой похвастался – я ж ее с собой прихватил, когда из Лисовок убегал… Ну а дальше все как снежный ком закрутилось, – вздохнул парень. – Папаня как ее увидел, сразу сюда, в монастырь погнал. Когда к воротам подъехали, я сбежать хотел, а тут вас как раз подвезли – на носилках из чьей-то машины вынесли. Подумал сперва, что вы где-то напились в стельку, но потом решил на всякий случай при вас остаться…
Раздался звук приближающихся шагов, и вскоре в круге света нарисовались лица ненадолго отлучавшихся подельников.
– Ты, милок, не переживай, больно тебе не будет, – утробно пробасил надо мной Красновский.
От сокрушительной звуковой волны я невольно поморщился и, чуть отклонив голову в сторону, вежливо попросил:
– Не шумите, пожалуйста! У меня от вашей гадости голова раскалывается. Что хоть в том злосчастном пузырьке было-то?
– Капелька тех богатств, которые ты сам же из пруда и вытащил, – радостно гоготнул настоятель. – И уж мы так тебе за них благодарны, так благодарны, ну просто слов нет! Ты ведь хотя и мнишь себя писателем, однако даже не догадываешься, наверно, что именно здесь, в этих самых стенах вплоть до 1941 года работал известнейший немецкий химик Фриц Габер! И были те годы его жизни самыми, кстати, плодотворными! Родной-то немчуре одни лишь крохи от его работ достались, а вот сливки должны были отойти нашему военному ведомству. Ибо товарищ Сталин, планируя захват сперва Европы, а потом и всего мира, был крайне заинтересован в единоличном владении самым совершенным по тем временам химическим оружием.
– Насколько мне известно, – решил и я блеснуть эрудицией, – Габер умер в 1934 году. Или он, по-вашему, воскрес ради продолжения работ в Энске?
– Грош цена твоим знаниям, – парировал Красновский. – Так что мотай на ус, пока я добрый! Руководители существовавшей тогда в стране организации «Коминтерн» обладали, да будет тебе известно, воистину неслыханными организационными и финансовыми возможностями. И в условиях нацистского истребления евреев им не составило никакого труда переправить талантливого химика в Красную Россию, чтобы трудоустроить потом по специальности. Версию о безвременной кончине Габера выдумали они же. Для отвода глаз, так сказать…
– И в итоге немецкий химик унаследовал подземную лабораторию средневекового химика Бен-Газира? – всерьез заинтересовался я откровениями настоятеля, забыв на время о не слишком удобной для беседы позе.
– Соображаешь! – одобрительно крякнул Красновский. – Только вот как и в случае с восточным мудрецом, результаты трудов Габера неожиданно… исчезли. Более того, однажды среди ночи он и сам как в воду канул. И, на беду, всем было не до его поисков: войска вермахта стояли тогда уже в десятке километров от старого моста, поэтому в городе полным ходом шла эвакуация…
– Ну, насчет «результатов труда» мне понятно – это те самые баллоны, которые я со дна вашего пруда поднял. А вот группа Особого отдела НКВД была, видимо, отправлена сюда в качестве подкрепления местным партизанам, ориентированным на поиски Габера… – задумчиво проговорил я.