Райм снова уставился на карту.
«Смена жизненного пути».
Через десять минут невыносимого ожидания раздался звонок.
Бывший офицер Техасского департамента исполнения наказаний Хэлберт Пеппер так растягивал слова, что по сравнению с ним выговор Джея-Ти Бьюшампа можно было считать произношением диктора.
– Думаю, могу вам маленько помочь.
– Рассказывайте, – сказал Райм.
– Пять лет назад был тут у нас один из группы контроля за приведением в исполнение, который аккурат под ваше описание подпадает. Проблема с глазами, и свистел замечательно. Я вот-вот должен был уходить на пенсию, но успел с ним поработать.
– Кто он такой?
– Зовут этого малого Томпсон Бойд.
Из динамика громкой связи Пеппер рассказывал:
– Бойд вырос в наших краях. Отец работал на буровых…
– Нефтеразведка?
– Точно так, сэр, – работяга в бригаде бурильщиков. Мать вела домашнее хозяйство. Других детей у них не было. Детство, похоже, прошло нормально. Даже славненько, если его послушать. Он все время рассказывал про семью, о том, как любит родителей. Матери всегда помогал. Она, кажется, потеряла руку или ногу, что ли, во время торнадо. Берег ее очень, присматривал. Помню, рассказывал, как однажды какой-то паренек на улице над ней посмеялся, так Бойд его выследил и пригрозил, что как-нибудь ночью засунет ему в кровать гремучника, ежели тот не извинится.
Закончил школу, отучился парочку лет в колледже и подался в компанию, где работал отец, пока не пошли увольнения. Ну и его, значит, уволили. И отца тоже. Времена начались тугие, работу найти он здесь не сумел и подался куда-то в другой штат. Куда – точно не знаю. Устроился работать в тюрьму. Начинал он охранником в общем режиме. Потом там что-то случилось – кажется, исполнитель у них заболел, – и работу возложили на Бойда. Зажарил он его так отменно…
– Что-что сделал?
– Извиняюсь. Казнь он провел так отменно, что его оставили на должности исполнителя. Некоторое время он так там и работал, но потом стал кочевать по штатам – пошел нарасхват. Стал настоящим экспертом по исполнению казней. Со стулом он управлялся мастерски…
– В смысле с электрическим?
– Точно, сэр, – навроде нашего знаменитого Старины Спарки.[14] Газовую камеру тоже знал досконально. И петлю завязать умел, а для этого дела, скажу я вам, в стране официальных спецов раз-два и обчелся. У нас как раз открылась вакансия исполнителя, и он решил зацепиться за это место. Мы тогда, как в большинстве остальных точек, переключились на смертельные инъекции, так он и на них навострился. Даже литературу об этом читал, чтобы знать, что ответить противникам. Некоторые утверждают, что смерть от инъекций очень болезненна. По мне так, вся эта чушь – дело рук демократов и защитников природы, которые сами ни в чем не разбираются. В смысле у нас-то были…
– Как насчет Бойда? – раздраженно спросил Линкольн Райм.
– Да, сэр, конечно, простите. Значит, вернулся он в родные края, и все поначалу шло хорошо. Здесь он внимания большого не привлекал, был навроде как невидимкой. Звали мы его даже «серый статист». Но со временем что-то произошло, он как-то переменился. Начались за ним какие-то странности.
– Это как?
– Чем больше исполнений он проводил, тем сильнее крыша съезжала. Он вроде как отрешался. Понимаете, о чем я? Как будто он и не здесь вовсе. Вот вам такой пример. Я говорил, что он всегда трепетно относился к родителям, всегда ладил и все такое. И тут, надо же такому случиться – попали они в аварию, разбились насмерть, и его тетка тоже, а Бойд и глазом не моргнул. Черт! Даже на похороны не поехал. Можно подумать, это у него из-за шока, да вот как бы не так. Ему как будто все равно было. Пришел на смену как ни в чем не бывало, а когда все узнали, стали спрашивать, чего он на работе. До следующего исполнения еще целых два дня, можно и отгул взять. Только он отказался. Сказал, потом на кладбище съездит. Не знаю даже, заглянул ли туда хоть раз.
Все ближе и ближе начал сходиться с заключенными, по общему мнению, даже слишком близко. А это недопустимо. Не очень нормально выглядит. С сослуживцами почти перестал общаться, все больше времени проводил с осужденными, называл их «своими людьми». Говорят, он как-то даже забрался на электрический стул, который у нас тут вроде музейного экспоната. Хотел испытать, каково в нем сидится. Так, сидя на нем, и заснул, представляете?!
Когда его спросили, что он чувствовал, когда сидел на стуле, он сказал, что ничего не чувствовал. Только вроде как онемение. Ближе к концу он часто так говорил, что чувствует онемение.
– Вы сказали, его родители погибли в аварии? Он переехал в их дом?
– Кажется, да.
– А дом по-прежнему цел?
Их собеседники в Техасе слушали разговор по громкой связи, и Райму ответил Джей-Ти.
– Сейчас спрошу, сэр. – Он с кем-то заговорил. – Через пару минут будем знать, мистер Райм.
– Могли бы вы также узнать, живет ли там кто-нибудь из его родственников?
– Хорошо, сэр, справимся.
– Офицер Пеппер, вы говорили, он любил насвистывать? – спросила Сакс.
– Да, мэм, и получалось у него очень недурно. Бывало, насвистывал приговоренным пару песенок на прощание.
– И с глазами у него не в порядке было?
– Да, и это тоже. Глаза у него болели. Говорят, как-то раз он приводил приговор на электростуле – это еще до того, как попал к нам, – и что-то там пошло наперекосяк. Со стулом такое случается иногда. Загорелось там, в общем…
– Человек, которого казнили? – вздрогнув, спросила Сакс.
– Да, точно, мэм, взял да и загорелся. Мертвый был или в отключке – одному Богу известно. Биться-то он бился – они все там бьются, а Томпсон, значит, вбегает с ружьем наготове. Хотел добить бедолагу, избавить его от мучений. Только это, я вам скажу, не по инструкции. Убить приговоренного, прежде чем наступит смерть по приговору, – значит совершить убийство. Но Бойду было плевать, он не мог допустить, чтобы один из «его людей» умирал такой смертью. Огонь быстро распространился. Сгорела какая-то изоляция, не знаю… что-то пластмассовое, и Томпсон вырубился. Два дня ничего не видел.
– А заключенный? – спросила Сакс.
– Умер от тока, стрелять Томпсону не пришлось.
– Значит, он уволился пять лет назад? – спросил Райм.
– Около того, – протянул Пеппер. – По собственному желанию. Кажется, устроился на новую точку, в другую тюрьму, где-то на Среднем Западе. С тех пор о нем никаких вестей.
Средний Запад… Возможно, Огайо, где случилось аналогичное убийство.
– Свяжитесь с тюрьмой в Огайо, – шепнул Райм Куперу. Тот кивнул и взял трубку.
– А что насчет Чарли Такера, того охранника, которого убили? Бойд ушел от вас примерно в то время?
– Да, сэр, все верно.
– А не было между ними неприязни?
– За год до выхода на пенсию Чарли работал под руководством Томпсона, – сказал Пеппер. – Только Чарли был упертый баптист. Бывало, такой елей перед заключенными разводил… твердил все время, что им прямая дорога в ад. Вот, а Томпсон этого не одобрял.
– Значит, Бойд мог его убить за то, что тот заключенным житья не давал?
«Мои люди…»
– Вполне себе может быть.
– А портрет, который мы отослали? Это Бойд?
– Джей-Ти только что мне его показал, – ответил Пеппер. – Да, очень похож. Правда, Бойд на вид был крупнее, полнее… ну то есть в те времена. Еще у него была бритая голова и бородка – многие наши так делали, чтобы покруче выглядеть перед преступниками.
– К тому же, – вставил начальник тюрьмы, – мы-то проверяли только заключенных, а не сотрудников.
«Моя ошибка», – раздраженно отметил про себя Райм.
– Вот дьявол! – Снова голос начальника.
– Что такое, Джей-Ти?
– Секретарша пошла за личным делом Бойда, и…
– Оно пропало.
– Ага, нигде нет.
– Значит, он выкрал свое личное дело, чтобы скрыть связь с убийством Чарли Такера, – сказал Селлитто.
– Так, полагаю, – отозвался Джей-Ти Бьюшамп.
Райм покачал головой:
– И отпечатки его волновали, потому что в архиве он проходит как сотрудник, а не как осужденный.
– Одну минутку, – протянул Джей-Ти. С ним разговаривала какая-то женщина, затем из громкоговорителя вновь раздался его голос: – У нас новости из окружного архива. Пять лет назад Бойд продал дом родителей. Другого имущества в штате не покупал, по крайней мере под своим именем. Скорее всего забрал наличные и испарился… О других его родственниках ничего не известно.
– Как его полное имя? – спросил Райм.
– Кажется, средний инициал был Г., а как полностью, не знаю, – сказал Пеппер, затем добавил: – Одно про него могу сказать: Томпсон Бойд знал, что делает. ИИП изучил вдоль и поперек.
