– А почему вы сегодня нарушили график?
– У меня был важный телефонный разговор, который меня задержал.
– Разговор с кем?
Варнавский непроизвольно вздрогнул. К ним присоединился начальник МУРа Грязнов собственной персоной. Лицо его так и лучилось от удовольствия, о причинах которого можно было только догадываться.
– Так с кем был разговор? – Он кивнул подполковнику и тот, видимо обрадовавшись, что можно свалить опрос строптивого банкира на коллегу, ретировался.
– С какой стати я должен информировать вас об этом? Я что, под следствием? Меня в чем-то подозревают?
– Пока не под следствием.
То, как Грязнов произнес это свое «пока», Варнавскому сильно не понравилось.
– Я не намерен отвечать на ваши вопросы, пока не получу убедительных объяснений, почему вы меня задерживаете. Я повторяю, я опаздываю на работу.
– Пойдемте со мной. – Грязнов провел его в закоулок у лифтов. Там лежало тело мужчины. Его серый деловой костюм был залит кровью, сочившейся из ран на груди. На лбу чернело маленькое аккуратное отверстие от контрольного выстрела. Рядом валялся пистолет Макарова. Вокруг суетились эксперты.
– Вы его знаете?
– Нет.
– Подумайте, пожалуйста, может быть, видели раньше?
– Кажется, вы спросили, знаю ли я его. Ответ: нет. Видел несколько раз, очевидно, он тоже жил в этом подъезде, но знакомы мы не были. Я редко бываю дома и еще реже общаюсь с соседями.
– Во время вашего секретного разговора по телефону вы не слышали чего-нибудь подозрительного? Например, кто-то бежал по лестнице, выстрелы, еще что-нибудь?
– Нет.
– Ваш шофер сказал, что обычно вы спускаетесь ровно в восемь двадцать…
– Да, сколько можно повторять одно и то же.
– А вы пользуетесь лифтом или лестницей?
– Лестницей. Я стараюсь больше двигаться, так как веду сидячий образ жизни.
– Так с кем вы все-таки говорили по телефону?
– Вы что, думаете, что это я его убил?
– А кто кроме шофера знал о вашем графике?
– Да кто угодно!
– А почему шофер не поднялся?
– Да что вам дался мой шофер?
– Господин Варнавский, в вашем подъезде застрелили человека. По странному стечению обстоятельств убийство произошло именно в тот момент, когда должны были спускаться вы. Это не наводит вас ни на какие размышления?
– Вы серьезно думаете, что убийца ждал меня?
– Я просто анализирую очевидные факты.
Варнавский не знал, что сказать.
– Так, может, в свете вышеизложенного, вы попробуете еще что-нибудь вспомнить? – продолжал наседать Грязнов. – Например, о выстрелах, шагах на лестнице или своем телефонном разговоре.
– Нет.
– Тогда поговорим о другом…
В этот момент в подъезд, и без того набитый битком, стремительно ворвались еще четверо в штатском, среди которых Варнавский с облегчением увидел Марфина.
– Подождите, мы еще не закончили. – Грязнов отошел к фээсбэшникам, и они некоторое время о чем-то довольно оживленно беседовали, после чего начальник МУРа, чертыхаясь, покинул место происшествия.
– Можете ехать, – сообщил Варнавскому один из федералов, Марфин к нему даже не подошел.
Банкир вышел из подъезда, и шофер Саша, наблюдавший сцену снаружи и не исключавший возможности вскоре увидеть шефа в виде остывающего трупа в пластиковом мешке, пару секунд беззвучно открывал и закрывал рот. Но оцепенение длилось недолго, и, повинуясь выработанному рефлексу, он тут же бросился к Варнавскому, вертя головой во все стороны в поисках невидимой угрозы. Хотя какой идиот решится напасть, когда вокруг толпа стражей порядка?
Варнавский влез в машину и яростно хлопнул дверцей. На часах было уже без двух минут девять. Тридцать пять минут мурыжили. Саша, чувствуя, что шеф крайне раздражен, молча вырулил между милицейскими машинами и каретой «скорой помощи», которая приехала забрать тело, и выбрался на Кутузовский проспект.
– О чем они тебя спрашивали? – поинтересовался Варнавский. Он и в самом деле чувствовал себя отвратительно. Мало ему проблем, так еще и покушение. Намеки Грязнова не выходили из головы. Ведь действительно слишком уж странное совпадение. Но кто? Кто мог все это организовать?
– Кто такой, кого жду, кого видел, что слышал, и все такое…
– И что ты им сказал?
– Все как есть: ничего не видел, ничего не слышал.
– А на самом деле?
– Так я и на самом деле ничего не видел.
– Но этот убийца, он же должен был мимо тебя пройти, ты ведь все время стоял рядом.
– В том-то и фокус, что не проходил. Не входил, ладно, он мог там давно стоять, но выйти-то он должен был.
– А выстрелы?
– Матвей Яковлевич, стреляли наверняка с глушителем.
– А кто этих вызвал?
– Это не я.
– Вот что, Саша, подбери себе напарника… а лучше двух.
…Взволнованная, волнующаяся Леночка встретила его в приемной горячим кофе и участливыми взглядами.
– Матвей Яковлевич, как вы себя чувствуете? – Она уже все знала и сопереживала. – Я отменила все встречи на утро. Правильно?
Варнавский не выразил энтузиазма, но в душе был благодарен секретарше. Сейчас ему нужно было спокойно подумать.
Минут через десять он принял единственно правильное решение. Варнавский соединился с канцелярией Президента, а конкретно с помощником, курировавшим работу силовых ведомств.
– Ты, Матвей, прямо телепат – я сам только собирался тебе звонить, – зазвучал в трубке вкрадчивый баритон помощника Президента. – Во-первых, спасибо за содействие, а во-вторых, расскажи, что там у тебя творится. Дошли слухи, что в тебя стреляли.
– Рассказываю: во-вторых, стреляли вовсе не в меня и, во-первых, всегда рад помочь. – Варнавский недавно оказал ему небольшую услугу – замолвил пару слов в соответствующих кругах, и племянник нужного человека, не имея экономического образования, стал управляющим в крупном коммерческом банке. Теперь Варнавский очень рассчитывал, что и его просьба будет услышана и исполнена.
– Ну спасибо, успокоил.
Варнавский не совсем понял, что именно успокоило помощника Президента – несостоявшееся покушение или его готовность к дальнейшему сотрудничеству, но уточнять не стал.
После обеда позвонил Марфин:
– Мы его взяли.
– Кого?
– Киллера этого доморощенного. Этот тип, которого кончили, чиновник в правительстве Москвы. Мелкая сошка, но, по оперативным сведениям, контролировал проституток на Юго-Западе. Так что никакого касательства к тебе – обычный передел сфер влияния.
– Не ошиблись?
– Нет, тут все прозрачно. Он даже из города не убрался, и глушитель у него нашли. Он и сам сутенер со стажем. А туда же, в киллеры записался, уходил по крышам, и его полгорода видело. Козел.
У Варнавского отлегло от сердца, но распоряжение усилить собственную охрану он отменять не стал.
В кустах стояла Люда, секретарша адвоката Барщевского. Ни слова не говоря, я схватил ее за локоть и потащил в дом. Когда мы зашли в освещенный подъезд, она заметила мой промокший от крови плащ.
– Ой, что это с вами? – ужаснулась она.
Я попытался улыбнуться:
– Следы бандитских пуль.
Она моментально побледнела и стала медленно опускаться на пол.
Вот не было печали! Теперь свободной рукой я вынужден был тащить за собой еще и Люду. К счастью, она скоро очухалась.
– Значит, это все правда… – проговорила она.
Что именно, интересно? Однако медлить было нельзя: я уже потерял довольно много крови.
Попав в свою квартиру, я первым делом перевязал рану, которая действительно, как я и предполагал, не оказалась серьезной. Пока я этим занимался, Люда сидела в комнате и, стараясь не смотреть в мою сторону, курила.
– Так что тебя привело сюда так поздно?
Вместо ответа она вытащила из сумки сложенный вчетверо листок.
– Вот. Прислали сегодня вечером.
Я развернул бумагу. Это был факс от Барщевского:
"Привет, Юра!
Сейчас, когда я вместе с семьей чувствую себя в относительной безопасности, наконец появилась возможность предостеречь тебя от необдуманных шагов. Как ты знаешь, я должен был защищать Удогову, дело которой передали тебе. Поначалу оно мне, как, я уверен, и тебе, показалось плевым. Однако буквально на следующий день ко мне в контору явились двое чеченцев, которые буквально с порога потребовали, чтобы я, во-первых, не встречался с Удоговой, а, во-вторых, немедленно подал ходатайство об освобождении подзащитной из-под стражи. Они готовы были уплатить любую сумму. За услуги пообещали хороший гонорар. Первая просьба меня несколько удивила, но во второй ничего особенного или противозаконного не было. В конце концов эти чеченцы могли оказаться ее родственниками. Короче говоря, на следующий день я подал ходатайство прокурору. Вечером ко мне явился следователь Кулешов, который сыпал непонятными фразами, туманными угрозами и вообще вел себя как псих. Как я понял, он хотел, чтобы я отозвал ходатайство об освобождении Удоговой. Я, понятно, ему отказал. В этот же день во дворе сожгли мою машину, а прямо с утра в мою квартиру нагрянула неизвестно откуда взявшаяся «братва», которая потребовала огромные деньги. Потом позвонил Кулешов, и из его бессвязной речи я понял, что и машину и «братву» устроил именно он. Я пошел в прокуратуру и отозвал свое ходатайство. Вечером ко мне опять пришли те самые чеченцы, которые уже открыто угрожали мне и даже порывались забрать с собой мою жену. Мне пришлось пообещать им снова подать ходатайство. На прощание они подожгли мою дверь. Утром я едва успел добыть справку о болезни, оставить ее у Генриха, подать в суд еще одно ходатайство, схватить жену и детей, снять со счета все свои деньги и уехать. Куда – сказать, по понятным причинам, не могу. Боюсь.
