калибра 9 мм и подумал, что ему повезло – она так и не воспользовалась им. Он тихо вышел из ее номера и закрыл за собой дверь.
Его внедорожник был припаркован совсем близко к внешней аварийной лестнице. Забросив внутрь свою сумку, Бэнник открыл багажник. Оглядел стоянку и, убедившись, что на ней нет ни души, вернулся в свой номер. Отключив при помощи своего ноутбука электричество в мотеле, он убедился, что все камеры выключены, затем взвалил Джери себе на плечо и с кряхтением понес вниз. Снаружи он выглянул за угол, не увидел ничьих фар и поспешил со своей ношей к машине.
Наконец, запыхавшийся, потный, он забрал из номера свой ноутбук, обувь и куртку Джери и осмотрелся, проверяя, не забыл ли что-нибудь. В 3.38 он вырулил со стоянки мотеля «Бэйвью» и поехал вдоль берега залива на восток.
Она проснулась в кромешной темноте, тяжелая ткань на лице мешала ей дышать, руки были связаны за спиной. Болели вывернутые локти и плечи. Лодыжки тоже оказались связаны. Она лежала на пледе, под которым ощущалась кожаная обивка – наверное, диван. Воздух был теплый и какой-то дымный.
Она была жива – во всяком случае пока что. В голове понемногу прояснялось, возвращалась способность связно мыслить, она смогла различить треск огня, мужское покашливание неподалеку. Она не смела шелохнуться, но плечи так ломило, что она не сдержала стон.
– Пора вам приходить в себя, – прозвучал показавшийся знакомым голос.
Она дернулась и с трудом приняла сидячее положение.
– Невозможно болят руки… – выдавила она. – Вы кто?
– Думаю, вы знаете.
От резкого рывка ее затошнило, и она испугалась, что ее сейчас вырвет.
– Меня тошнит… – простонала она с полным кислоты ртом.
– Валяйте, только наклонитесь, – разрешил он.
Она проглотила подступившую рвоту, от тяжелого дыхания ее прошибал пот.
– Умоляю, мне нужен воздух! Я задыхаюсь!
– Одно из моих любимых слов.
Он подошел, нагнулся и спустил свой капюшон. Увидев страшную маску с рубцами и шрамами, она вскрикнула и не смогла сдержаться: ее вывернуло прямо на пол. Когда прекратились рвотные спазмы, он снял с нее наручники. Она затрясла кистями, восстанавливая кровообращение.
– Спасибо, урод.
Он шагнул к камину с пачкой офисных файлов и стал по одному отправлять их в огонь.
– Можно мне немного воды?
Он указал кивком на бутылку рядом с лампой. Она схватила бутылку и отхлебнула, стараясь на него не смотреть. Он же продолжил жечь бумаги, не глядя на нее.
В помещении было темно, жалюзи были опущены, шторы задернуты. Внутрь не проникало ни лучика света. Потолок был низкий, стены бревенчатые, с белыми прослойками штукатурки. На кофейном столике лежал толстый моток бело-голубой нейлоновой веревки. От мотка уже были отрезаны два длинных куска, и она в ужасе на них уставилась.
– Где мы? – спросила она.
– Неужели вы думаете, что я отвечу?
– Нет. Снимите маску, Бэнник. Я знаю, кто вы. Я узнаю ваш голос.
– Мы встречались?
– Нет, слава богу, это первый раз. Я видела вас на сцене, в «Смерти коммивояжера».
– Давно вы меня выслеживаете?
– Двадцать лет.
– Как вы меня нашли?
– А вы меня?
– Вы наделали глупых ошибок.
– Вы тоже. У меня совсем онемели ноги.
– Что поделать. Вам повезло, что вы живы.
– Как и вам. Много лет назад я замышляла вас убить.
Эти слова его позабавили, и он сел на табурет напротив нее. Смотреть на его маску было невыносимо, и она уставилась в огонь. Она все еще тяжело дышала, сердце билось учащенно и шумно, как отбойный молоток. Если бы не удушающий страх, она прокляла бы себя за глупость: угодить прямо в лапы тому, кого она десятилетиями преследовала! Ее опять затошнило.
– Почему же не убили? – поинтересовался он.
– Потому что вы недостойны тюрьмы, а я не убийца.
– Убивать – это искусство, если действовать по всем правилам.
– Вам виднее.
– Это точно.
– Следующая – я?
– Не знаю. – Он медленно поднялся, стянул с лица и швырнул в огонь маску, потом подбросил туда еще бумаг. Снова сев на табурет, он почти прикоснулся коленями к ее коленям.
– Почему вы еще меня не убили, Бэнник? Каким номером я бы стала? Девятым, десятым, одиннадцатым?
– По меньшей мере. Зачем мне отвечать?
– Значит, парочку я пропустила. – Ее передернуло, она скривилась, сдерживая рвоту, и зажмурилась, чтобы избежать его взгляда.
Он вернулся к стопке файлов на поленнице, взял несколько и не спеша бросил в огонь. Ей хотелось спросить, что он сжигает, но она промолчала: какое ей дело? Имело значение одно – остаться в живых, хотя шансы были невелики. Она стала думать о Дениз, единственном человеке на свете, которому будет ее не хватать.
Он опять сел на табурет и вперился в нее взглядом.
– У меня есть варианты, как поступить, мисс Кросби…
– Обойдусь без вашего уважения. Я – Джери, вы – Бэнник, и все.
– Чем больше вы болтаете, тем выше ваши шансы, поскольку мне надо выведать, что вам известно, а главное, что известно копам. Я могу исчезнуть, Джери, испариться – только меня и видели. Много вы рассказали Лейси Штольц?
– Ее хоть в это не вмешивайте.
– Что вы говорите! Странно. Вы принесли ей свою жалобу, рассказали про Верно, Данвуди и Кронка, намекнули на других, втянули ее в это, она заварила кашу, а теперь вы просите ее не вмешивать. Более того, вы прислали мне анонимное письмо о том, что она официально расследует мою причастность к убийствам. Это одна из ваших ошибок, Джери, вы знали, что она не сможет не обратиться в полицию, хотя сами боялись так поступить. Почему вы боялись полиции?
– Возможно, я ей не доверяю.
– Разумно. Но вы сообщаете обо мне Лейси, потому что она не может не начать проверку, когда под подозрением член судейского корпуса. Вы понимали, что она побежит к копам. Вы спрятались за ее спиной, а теперь хотите, чтобы я оставил ее в покое, правильно?
– Не знаю.
– Как много ей известно?
– Откуда мне знать? Она ведет собственное расследование.
– Что вы ей рассказали? Вернее, вопрос такой: как много известно вам самой?
– Какая разница? Вы все равно меня убьете. Знаете, что, Бэнник? Я вас поймала!
Он, не отвечая, вернулся к файлам, опять взял несколько и стал бросать в огонь: дожидался, пока один загорится, и бросал следующий. В комнате было жарко, пахло дымом. Камин был единственным источником света, по стенам метались тени. Бэнник вышел и вскоре вернулся с чашкой.
– Хотите кофе?
– Нет. Вы вывернули мне ноги, они потеряли чувствительность. Распустите веревку хотя бы немного, тогда и поговорим.
– Нет. Учтите, здесь всего одна дверь, и она заперта. Хижина стоит
