Верно, его ударили заточкой примерно в то же время, как убили Игната. Или — чуть позже.
Лицо лежащего передо мной человека было так искажено, что я не сразу узнала в нем… нет, не Алексашу.
Дворника Калабаева, члена чудо-организации отставного майора Бородкина.
Кажется, он увидел меня. Зашевелился. Чудо, что он вообще все еще жив с такой раной в шее.
— Ка… ва… — вырвалось у него.
— Что? Что?
— О-ни…
— Кто — они? Кто тебя пытался убить? Кто убил Игната? Где они?
Говоря все это, я не отдавала себе отчета в том, что Калабаев чисто физически лишен возможности отвечать на такое количество вопросов. Когда же я сообразила, то немедленно полезла за телефоном, чтобы вызвать «Скорую». И тут же выругалась: нет приема. Пришлось вылезать из люка, что, впрочем, я сделала с облегчением. Калабаева я трогать не стала, следуя главному медицинскому принципу: не навреди. С такой раной в шее даже малейшее усилие может стать для него смертельным. Да, это чудо, что он жив до сих пор.
Обретя под ногами асфальт серебровского двора, я вызвала «Скорую». После этого я не стала подниматься в квартиру, а села на лавочку под детским грибком. Мысли вращались вокруг убитого Игната и тяжело раненного дворника Калабаева.
«А что, если это один и тот же автор, на нем и смерть Игната, и исчезновение Алексаши, да и Ильи, если копать дальше? — мелькнула мысль. — А что? Почему бы и нет? Дед Бородкин знает эти кварталы как свои пять пальцев, плюс еще метров на сто под ними — в буквальном смысле! Мотивы? Мотивы могут быть у кого угодно. Ведь бывали же случаи, когда озлобленные жизнью, нищетой представители старшего поколения похищали детей новых русских и требовали за них выкуп, проще говоря: «Делись, живоглот!» Случалось. А дед Бородкин и его организация теоретически вполне способны… К тому же в их «организации» состоит этот мальчишка Марат, который уже как-то раз требовал выкуп за Илью. Шутка шуткой, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды.
Что касается сегодняшнего кошмара, то порез на пальцах Игната вполне соответствует той заточке, что торчит сейчас в шее Калабаева. Быть может, Игнат пытался вырвать заточку, и вырвал… но конструировать такие непроверенные версии — пустая трата времени.
Нужно проверять».
В этот момент послышались раскаты сирены, и перед шлагбаумом, преграждающим въезд во двор, остановилась машина «Скорой».
— Твою мать! — гаркнул кто-то. — Нагородили тут р-р-разных рогаток, не продерешься! Ося, подними эту чер-рртову железяку!
Я поднялась с лавки. Ну конечно! Во двор въезжала та самая машина, которую ожидал по своему вызову Гирин. Она тормознула у подъезда, и из машины вышла уже знакомая мне команда: сухощавый доктор, могучий санитар Ося, а за рулем остался сидеть водитель Славик.
— Эй! — крикнула я и помахала рукой. — Вы не в подъезд идите! Там пока что со всеми все в порядке. Хотя, к сожалению, это временно, — добавила я, думая о том, что Ноябрина Михайловна еще ничего не знает.
— А, это вы? — пробасил огромный Ося. — Что же вы на ветру да на дождике сидите-то? Прохватит, потом будете маяться. Или в тепло не к кому идти?
— Вы, Иосиф, сейчас пригодитесь мне как мужчина, — сказала я. — Готовы?
— А как же! — гаркнул тот. — Такой симпатуле и не услужить!
— Вы меня не поняли. Я пока что и без вас обойдусь. А вот те двое, что там, в люке, вряд ли. Вот вам фонарь. Там у решетки лежит человек с проникающим ножевым ранением шеи. Его нужно осторожнее…
Ося наморщил лоб и без дальнейших рассуждений полез в канализационный колодец…
* * *
Не стану описывать, что сталось с Ноябриной Михайловной после трагической новости о смерти сына и исчезновении тела мужа. Упомяну только, что ее увезли в больницу вместе с дворником Калабаевым.
Последний до больницы не доехал. Он скончался в машине «Скорой».
Меня же и Альберта Эдуардовича Сванидзе придержали в серебровской квартире приехавшие менты. К Берту, приняв во внимание место его работы и занимаемое положение, отнеслись с большим уважением и осторожностью, а вот со мной расшаркивались меньше. Впрочем, Сванидзе вступился за меня и заявил, что я его давняя и проверенная коллега и работаю в очень солидной фирме.
Благодаря Сванидзе я освободилась гораздо раньше, чем это могло быть. К тому же босс куда-то запропастился, он не брал трубку. А уж Родион Потапович был способен вытащить меня практически из любой неприятности, связанной с милицией. Сказывались его пресловутые связи, о которых он так мало мне говорил.
Обошлось без вмешательства босса. Ведущий расследование опер проговорил:
— Ну что же, спасибо. Надеюсь, что вы сказали правду. Всю правду, — выделил голосом он.
— Всей правды я, к сожалению, и сама не знаю, — отозвалась я, — но как узнаю — непременно скажу. Так что вы, товарищ оперуполномоченный, на всей правде не настаивайте.
— Она сегодня перенервничала, — сурово пояснил Сванидзе, видя, что опер недовольно на меня косится, — так что вы уж не очень.
— Откуда у вас повреждения на лице? — спросил тот.
— На дачу ездила, — буркнула я. — На забор напоролась. Устраивает такой ответ?
Сванидзе фыркнул, опер махнул рукой и крикнул своим:
— Ладно, сворачиваемся. Труп в морг, заточку на экспертизу. Все!
— А где хозяин квартиры? — повернулся он ко мне. — Серебров Иван Алексеевич?
— Он должен быть здесь, — сухо ответила я.
— А где же он?
— Должен вот-вот приехать. Задерживается, значит. Или вообще решил дома не ночевать.
«Хотя вряд ли, — договорила я про себя, — если вернулся из Италии, то уж не для того, чтобы шляться по клубам со своей потаскушкой Камиллой. Или… или на него напрямую вышли похитители его сына? Быть может. Хотя, как это ни печально, Ильи скорее всего нет в живых… Но не надо каркать! Будем надеяться на лучшее».
— Будем надеяться на лучшее, — повторила я вслух.
— У тебя есть предположения? — осторожно спросил Альберт Эдуардович.
Я оглянулась на уходящего опера и негромко, раздельно произнесла:
— Мне кажется, что у тебя — у тебя — есть предположение. Не так ли, Берт?
Сванидзе молча глянул на меня и отвернулся…
Домой, то есть в офис, мне пришлось ехать на метро. Для тех, кто не знает, скажу, что офис находится на первом этаже того же здания, на втором этаже которого я обитаю.
Второй день, пусть не подряд, мне приходилось ехать домой на метро. Сама по себе поездка на метро не была для меня чем-то из ряда вон выходящим — все-таки я не принадлежу к сонму небожителей, — но второй день на меня оглядывались. Еще бы… такой видок.
От метро я прошла пешком, благо недолго. Наш двор уже спал, убаюканный тихим дождиком. Центр, а тихо. Только прислушавшись, можно было различить еле внятный рокот машин… Посреди двора торчала она, наша башня, некогда перестроенная из простой трансформаторной будки. С виду она походила не уменьшенную копию небоскреба, только лишенную грандиозности и ладности, присущей этому виду зданий. В свое время офис надстраивали этаж за этажом, пока не возвели этакую вавилонскую башню. Вавилонское же смешение языков у обитателей этой башни тоже имело место: Родион часто не мог найти общего языка со своей супругой Валентиной, я упорно не принимала пса Счастливчика, а всем нам был чужд язык маленького Тапика, лепечущего на чудовищном младенческом наречии.
Впрочем, Валентины и Тапика сейчас в Москве не было: Родион отправил их погостить к родственникам в Тверь.
Подходя к своему нескладному, но очень уютному дому, я чувствовала, как утихают во мне волнения и потрясения сегодняшнего дня. Их было много, слишком много, чтобы дать спокойно уснуть, не перебрав всех перипетий: знакомство с врачами, беседа с Гириным, всполошенный и косноязычный Сванидзе, назначающий свидания на окраинах, веселые ребята Звягина, убийство Кириллова, побег с загородной виллы, и, наконец — звонок Ноябрины Михайловны, вслед за которым открылось новое преступление: похищение Алексаши и убийство его сына Игната. Да и сама Ноябрина Михайловна госпитализирована.
Это если не упоминать аврального прилета Сереброва, о котором сообщил мне босс. Да и самого босса что-то долго в офисе не было. Сейчас надо будет у него спросить…
Я вынула ключи и открыла входную дверь. В приемной был включен на полную мощность верхний свет. Я подумала, что Родиону Потаповичу, на которого иногда находили соображения экономии и он начинал проверять платежки по коммунальным услугам, следовало быть повнимательнее.
На пороге валялся ботинок. Я подумала, что проклятый шарпей Счастливчик в очередной раз проник в обувной шкаф и распотрошил его до основания. Хотя нет… не может быть. Счастливчика-то забрали в Тверь.
— Босс! — позвала я. — Я вернулась. Ну и веселый был день, скажу я вам, босс. Сейчас зайду к вам и расскажу все по порядку.
