это отлично, потому что завтра мой последний день в качестве твоего надсмотрщика, — я улыбался, а она, как-то резко, стала серьёзной. Я даже испугался. Она тоже села за стол.
— Серьёзно? Завтра последний день? — спросила она, и так сморщила нос забавно.
— Да. Ты уже и так можешь обходиться без меня.
— Наверное… — этот её ответ почему-то взволновал меня. А она просто непринуждённо приступила к завтраку.
Оставшийся день прошёл как обычно. Она была весела, шутила. В общем, больше не давала мне повода волноваться за неё.
А вот следующий день стал для меня испытанием…
*** Повествование от лица Алексея ***
Она ещё с утра была в странном настроении. Задумчивая, грустная. Молча смотрела в окно всю дорогу до реабилитационного центра.
Пока ждал её в машине, всё не находил себе места. Когда она вернулась такая же задумчивая с сеанса реабилитации, я всё-таки не выдержал и спросил:
— Ты как?
— Нормально, — односложно ответила она. И ни шуток, ни улыбок. Просто отвернулась с отрешённым видом к окну. Я стал переживать ещё сильнее.
— Может прогуляемся? — предложил я. Она ответила даже не повернув головы:
— Я не против, — и просто смотрит в окно. Я задумался о том, что с ней происходит. Она не выглядела расстроенной, скорее, витающей в своих мыслях.
Мы приехали к парку Зарядье. Я припарковался и вышел из машины. Она обычно не дожидаясь выходит из машины, а тут продолжила сидеть, пока я не открыл дверь.
Она вышла, и с очень серьёзным, но спокойным видом, сказала:
— Спасибо, — я смог только кивнуть, потому что мысли так и были заняты тем, что же с ней происходит. Она остановилась чуть в стороне от машины, и, когда я повернулся, спросила: — Куда пойдём?
— А куда ты хочешь?
— Если ты не против, то давай погуляем по набережной? — в её глазах я, кажется, увидел надежду, а на губах, едва уловимую улыбку.
— Конечно, я не против.
Мы пошли по парку, и вышли на Москворецкую набережную. Она шла молча, а я всё наблюдал за ней. Когда мы вышли к реке, она, как мне показалась, чуть воодушевилась и приободрилась. Но продолжала молчать.
Мы шли неспешно вдоль реки, она неотрывно смотрела на воду. Река местами уже стала покрываться льдом, и отколовшиеся тонкие льдинки плыли по течению. Она следила за их движением.
Минут через тридцать нашей прогулки, я стал ощущать холод, и предложил возвращаться. Она согласилась.
Мы повернули назад, и снова пошли по набережной. Она всё следила за течением реки, витая в своих мыслях. Я отвлёкся на крик женщины: «Стой!», и увидел удирающего от неё мальчугана лет пяти. Он убегал от матери, звонко хохоча. И тут я почувствовал, как мою левую руку, в районе плеча, обняли. Я повернул голову, и увидел улыбающуюся Ангелину. Она обнимала мою руку, прижавшись головой, но продолжая смотреть на воду. Она делала это, словно не осознавая. А я почувствовал, как в груди резко стало тепло, и сердце зачастило глухими ударами.
Она прошла, обнимая мою руку, ещё пару минут. А потом стала серьёзной. И также бессознательно, как обняла, выпустила мою руку и пошла рядом.
Я попытался заговорить с ней, и вовлечь в разговор. О разной ерунде. Она слушала, коротко отвечала, улыбалась, когда я пытался её рассмешить, но больше всё-таки молчала.
Мы вернулись домой, пообедали. Она даже смеялась пару раз. Я решил, что эти перепады настроения связаны с предстоящими изменениями в её жизни. Ей нужно будет остаться одной, и справляться со всем самой. Как-никак, а почти годичная кома оставила свои последствия. И моё присутствие немного сглаживало трудности в её повседневной жизни.
Но после обеда всё снова изменилось. А к вечеру стало ещё хуже.
Мы сидели в гостиной. Она читала, а я делал вид, что смотрю подкаст. На самом деле, я наблюдал за ней.
По ней было видно, что её что-то терзает, и она о чём-то думает, но не говорит мне. Она могла прочесть одну страницу за минуту, и зависнуть на другой минут на десять. При этом, её взгляд становился задумчивым, словно она что-то интенсивно анализировала.
В один из таких задумчивых периодов, она отложила книгу и встала. Я тоже встал, снимая наушники. Она собиралась уйти, но я решил попытаться прояснить что с ней происходит. Тем более, что утром мне предстояло уезжать, а ситуация только ухудшалась.
— Мы можем поговорить? — она остановилась. — Что-то определённо не так. Может, поделишься?
— Да, нет. Всё нормально, — спокойно ответила она, и уже собралась пойти дальше. Но мне нужны были ответы. Я подошёл к ней, и поднял её голову за подбородок так, чтобы она посмотрела мне в глаза.
— Я не смогу спокойно оставить тебя в таком состоянии. Что происходит? — она отвела взгляд. Мне вообще это не нравится… — У тебя проблемы с чем-то? Память? Что-то не получается делать? Только скажи и я никуда не уеду, — она резко повернула голову, и посмотрела мне в глаза. Взгляд решительный. Вот она, Ангелина, что была до комы. — Что? — не сумел я разобрать её взгляда. Она повернулась, и отошла от меня.
— Нам надо поговорить… — у меня сердце удар пропустило. Это хорошее поговорить или плохое? — Сядь, пожалуйста… — внутреннее волнение уже начало играть с моим воображением. Я сел. Она всё никак не начинала говорить. Стояла ко мне спиной, и молча смотрела в окно.
— Может надо врачу показаться? — не выдержал я.
— Нет. Дело не в памяти и не в проблемах с навыками…
— А в чём?
— Я помню, что, когда говорила с тобой, когда ты был в коме, то твоё сердце отреагировало на это. Ты слышал меня. Ты помнишь это? — она спросила это повернувшись, и очень внимательно глядя на меня.
— Нет, — что за странный разговор?
— А я помню происходившее вокруг меня, когда я была в коме… — у меня в груди сжалось что-то.
— Помнишь?
— Это было странно. Как сон. И сначала мне было там хорошо. Мы были с Максом, — она произносила это с какой-то задумчивостью, а меня это резануло по сердцу. — А потом всё изменилось. Он изменился. Отдалился, пропал… — я вспомнил, что сначала он приходил каждый день, потом реже, потом ещё реже. Я не присутствовал на их встречах, поэтому не знаю, что он говорил ей. — Я чувствовала усталость. Сильную. Так что я искала отдыха что ли…
— Ты не выходила из комы, мы с врачом сошлись на этой причине — из-за перенапряжения. Из-за всех
