Кровь!
Его ладонь и пальцы в крови, кровью пропитаны внутренности рукавицы, но порезов нет. Нет даже намека на волдыри или царапины — так откуда же взялась кровь? От одного ее вида Алексу становится дурно, он машинально пытается вытереть пальцы о полушубок. Напрасный труд: кровь сочится сквозь поры в коже, что же такое происходит?
— Лео! — орет Алекс, запрокинув голову вверх. — Что здесь происходит, Лео?!
Там, внизу, он уже кричал в голос, и его одинокий крик подхватывало эхо. А здесь никакого эха нет, и снова Алекс чувствует себя астронавтом посреди мертвого пространства. В нем невозможно сориентироваться, в нем нет никакого движения…
Движение все же есть.
Размытое световое пятно, до сих висевшее над Алексом неподвижно, стремительно приближается, как будто кто-то пустил в жерло шахты газ. Что будет, когда светло-серое облако настигнет и поглотит его?
Сумеет ли он удержаться на стене?
Сбросив вторую рукавицу, Алекс сунул руку в карман и достал обрывок брезентового ремня. На мгновение ему показалось, что обрывок стал ощутимо длиннее, — что ж, так даже лучше. А с ремнем он разберется потом, сейчас нужно привязать руку к скобе — на случай, если газ ядовит, или особенно агрессивен, или насыщен хлороформом. Между ядовитым и усыпляющим газом можно смело ставить знак равенства — отсрочки от смерти не будет. Если Алекс потеряет сознание и не сможет контролировать собственное тело, он просто рухнет вниз. Затянув узел на ремне потуже, молодой человек закрыл глаза и приготовился к самому худшему. Но минута проходила за минутой, а сознание оставалось таким же ясным. Он ощущал каждую клеточку своего тела и при желании мог свободно пошевелить мизинцем и согнуть ногу в колене. Он чувствовал, как немеет рука, перевязанная ремнем, — и это было единственное неприятное ощущение, даже боль в ладонях утихла.
В нос снова ударил цветочный запах, а голова наполнилась звуками: они шли отовсюду, сливаясь в мощный поток, из которого было трудно что-либо вычленить. Чьи-то глухие — преимущественно мужские — голоса, радиопомехи, завывание ветра; щелчки и гудение игровых автоматов и звон падающих в металлический поддон жетонов — джекпот, джекпот! Шорох волн — этот шорох хорошо знаком Алексу по пляжам Виареджо; короткий и резкий удар колокола. Поначалу Алекс принял его за привет от К. и его церквушки, в которой всегда можно было найти синьора Тавиани.
Поезд на Каттолику отправляется!
Фраза — такая же четкая и резкая, как до этого удар колокола, — заползла в ухо Алекса и застряла там, подобно составу на путях перед снежными завалами:
Поезднакаттоликуотправляется!..
Если бы это было правдой!
Он согласился бы сейчас сесть в поезд, отправляющийся на Каттолику, отправляющийся куда угодно. Подошел бы любой билет: и тот, что заржавел от времени и висит на стене, и купленный в кассе, у толстухи кассирши с синим лаком на ногтях, и заказанный по Интернету. Алекс согласился бы на все — лишь бы почувствовать под ногами твердь вокзального перрона. Лишь бы затеряться в толпе, ведь он так устал от одиночества!
Но под ним — пустота.
А удар колокола, и вокзальное объявление, и все остальные звуки — суть слуховые галлюцинации, вложенные в его голову газовым облаком. Других объяснений у Алекса нет.
Надо открыть глаза, как бы страшно ни было.
Так он и поступил — открыл глаза. И, открыв, оказался в тумане — сродни тем, которые висят над К. и окрестными долинами осенью и весной, а теперь стали появляться и летом. И обрамлять зиму. Как долго он продержится и куда уйдет — снова вверх? Или вниз? Единственный плюс это плотного тумана — стало еще светлее, чем несколько минут назад. Теперь Алекс в состоянии разглядеть свою левую руку, если поднести ее к глазам близко-близко. С правой никаких особых манипуляций не проделаешь, она все еще привязана ремнем к скобе.
Следов крови на ладони нет, а именно этого молодой человек боялся больше всего. И туман понемногу рассеивается, он просто тает на глазах, а не уходит вверх или вниз, как предполагал Алекс. Что ж, самое время отвязать себя от железки и продолжить восхождение. А появление тумана и его последующее исчезновение он спишет на таинственную физиологию шахты.
…Ослабить брезентовый узел оказалось довольно сложно. Пальцы Алекса то и дело соскальзывали, и он даже пустил в ход зубы (благо, узел маячил в нескольких сантиметрах от лица) — безрезультатно. Чем больше усилий он прилагал, тем туже становился узел, а затекшую руку начало ощутимо покалывать. Решить проблему помогло бы тесло, но оно осталось далеко внизу, у самой первой скобы, вместе с канатом. Воодушевленный лестницей, Алекс не стал тянуть его за собой — вот теперь и приходится расплачиваться за беспечность!.. Но он не будет отчаиваться. Он мысленно проинспектирует карманы — вдруг найдется что-нибудь подходящее?
Фотография незнакомки.
Фонарик.
Пара галет, оставшаяся от первого набега на подвал.
Но галеты, фонарик и тем более фотография вряд ли помогут делу, а на кухне «Левиафана» осталась целая коллекция кухонных ножей! Да что там кухонные — у самого Алекса тоже есть нож, перочинный. Прихваченный из бардачка машины вместе с фонариком. Жаль только, что нож покоится в кармане его собственной куртки, исчезнувшей в пасти «Левиафана».
Пачка сигарет и зажигалка.
Зажигалка — вот и решение! Брезентовый ремень можно пережечь. Не факт, что результат такого опыта будет положительным, но рискнуть стоит.
Нащупав в кармане полушубка сигаретную пачку, а в ней — тонкое тело зажигалки, Алекс аккуратно извлек ее и надавил на колесико. И поднес вспыхнувший огонек к ремню. Через несколько секунд тот закоптился и почернел, обдавая лицо едким сырым дымом, но дальше этого дело не пошло. Молодой человек сдался через минуту, когда зажигалка накалилась и обожгла пальцы.
Ничего у тебя не выйдет, Алекс. Ничего.
В отчаянии он щелкал зажигалкой снова и снова. И остановился лишь тогда, когда вместо привычного уже огонька увидел искры. Бензин в старой армейской гильзе кончился. Алекс глухо застонал, посылая проклятья ремню, шахте, «Левиафану» и посланцу дьявола Лео. И себе заодно — ведь в его нынешнем положении виноват только он сам, собственноручно привязавший себя к металлу, — никакой не Лео.
Он ведет себя как малолетний придурок, а не как взрослый мужчина, Кьяре бы это не понравилось. И незнакомке с фотографии тоже. Нужно успокоиться и поискать другой путь к спасению из брезентовой мышеловки.
Напоследок он снова щелкнул зажигалкой — машинально, ни на что не надеясь. На этот раз огонь вспыхнул так ярко, что едва не ослепил Алекса. И на мгновение показался ему цветком, нарциссом, в самой сердцевине которого метались оранжевые точки.
Все пространство вокруг заполнено этими точками.
Первое, что приходит на ум: огонь отражается в гладкой, как стекло, поверхности скалы. Противоположная стена шахты — метрах в двух, рукой до нее не дотянуться, и до сих пор Алекс не проявлял к ней никакого интереса. Но теперь все изменилось. Стена, бывшая глухой и монолитной, теперь напоминает экран, за которым что-то происходит.
Что-то происходит с Кьярой и Лео, потому что… Алекс видит именно их.
Как будто он находится в темном зале кинотеатра, в первом — не самом удобном — ряду. А Кьяра и Лео оккупировали экран. Но ведь здесь, в шахте, не может быть ни экрана, ни кинотеатра, и Алекс не помнит, чтобы платил за входной билет.
Впрочем, эта мысль настигла Алекса чуть позже, а первой реакцией был вопль радости: метеоролог и сестра живы! Вопрос в том, что они делают здесь и вообще — что это за место? Очередная ниша в скале? Очередной коридор? Как бы то ни было — оба они совсем рядом и смогут все объяснить, как только заметят Алекса и вытащат его из шахты.
— Эй! — заорал юноша что есть мочи. — Кьяра! Я здесь!.. Ты меня слышишь, Кьяра? Ты видишь меня?!
Не похоже, чтобы кто-то обратил на Алекса внимание.
Не похоже, чтобы это была просто ниша в скале или тоннель. Алекс видит перед собой часть комнаты: журнальный столик, кресло, ваза с фруктами на столике, пепельница, бутылка вина. Лео, пристроившийся на кресельном подлокотнике (рядом со сложенным вчетверо пледом), разливает по бокалам вино. Что они празднуют? Счастливое избавление от всех напастей?..
— Кьяра! — снова закричал Алекс, напрягая жилы на шее.
Его заметили, наконец-то! Во всяком случае, Кьяра, которая до сих пор стояла спиной к висящему на скобе брату, обернулась и сделала шаг в его сторону.
— Эй! Я здесь!
Она совсем близко и смотрит прямо на Алекса.
— Помоги мне, сестренка!
Они не виделись несколько месяцев, и эти месяцы изменили Кьяру. Изменения почти неуловимы, но, если взглянуть на стоящую в круге света сестру из темноты (как это делает сейчас Алекс), становится ясно: Кьяра постарела.
