Опером окрестили. Говорят, смышленый. – Крячко повел щенка к окну и, вынув из пакета старое полотенце, которое служило собаке постилкой, постелил его на пол возле батареи и скомандовал: – Опер, место.
Щенок радостно завилял хвостиком и, с обожанием посмотрев на Станислава, уселся на тряпку.
– О как! – с гордостью и немного удивленно произнес Крячко. – И правда – умный пес. А я думал, что Карташов просто для поддержания разговора сказал об умственных способностях этой псины.
Станислав достал все из того же пакета миски, налил в одну из них из чайника воды, а в другую высыпал остатки печенья.
– Извини, друг, но это весь твой ужин, – сказал он, гладя Опера по лохматой голове. – Больше у меня ничего нет. Все остальное завтра раздобудем.
– У меня еще вот, – Гуров подошел к своему столу и взял с него бумажный пакет, – бутерброд с колбасой остался. Мария мне сегодня обед сюда приносила, – сказал он, отчего-то смущаясь своего признания. – И бутерброды оставила, чтобы я во всяких там забегаловках не питался чем попало. Один бутерброд я съел, а еще один – остался.
– О, так у тебя, брат Опер, сегодня пир горой! – Станислав забрал у Гурова из рук бутерброд и тут же скормил вечно голодному щенку.
Оба полковника стояли рядом, любовались, как пес с аппетитом поедает их дары, и чувствовали себя чуть ли не волхвами. Первым опомнился Гуров.
– Станислав, хватит тебе умиляться! Ты что, никогда не видел, как ест собака? Давай-ка уже работать. У нас еще дел – вагон.
– Да я чего? Я ничего, – засуетился Крячко, направился к своему столу, сел и с интересом посмотрел на разложенные Гуровым бумаги. – Давай посмотрим, что у нас насобиралось за день. Я вот у Берегового и Карташова все свидетельства и прочие документики по их следствиям забрал, – Станислав достал из сумки две папки. – Рассказывай ты первый, а потом и я подключусь.
– У меня куча всего. – Гуров взял стул, подошел с ним к столу Крячко, сел и стал протягивать Станиславу разные относящиеся к делу бумаги. – Вот смотри. Я сегодня допросил Большова и его прораба. От самого предпринимателя – толку никакого. А вот его подчиненный – молодец. Он много чего запомнил. По его показаниям был составлен словесный портрет отца Селивания и его матушки, а также их фотороботы. Как зовут матушку, никто, правда, не знает – матушка и матушка. И еще. Этот прораб, Васильков, запомнил номер машины, на которой прибыли эти двое на стройку. Я сделал запрос и узнал, что эта красненькая «Нива» зарегистрирована в Москве и принадлежит некоему гражданину Корякину – инвалиду. Живет он один, и ему лет за шестьдесят пять. Гаража нет, и машина все время стоит во дворе дома, а дом находится в Центральном районе Москвы. А теперь угадай, как называется улица, на которой находится этот дом?
– Не говори загадками, Лев Иванович, – нахмурился Крячко, уже смутно подозревая, каким будет ответ. – Выкладывай все, что знаешь.
– На улице Ленивка. Я уже даже номер дома уточнил по твоему списку, что ты оставил на столе, и он совпал с данными ГАИ. То есть твоя свидетельница Винокурова, которая общалась со щенячьей аферисткой, живет в том же доме, что и владелец «Нивы» гражданин Корякин. Разумеешь?
– Разумею, – кивнул Крячко. – Мне Винокурова пока не звонила, хотя я их сыну свои данные и оставлял. Время уже вечернее, пора бы ей уже позвонить.
– Позвонит, – кивнул Гуров. – А нет, так мы ее сюда в понедельник пригласим. И вот что еще интересно. Уже готовы фотороботы подозреваемых, которые слепили наши специалисты со слов прораба Василькова и профессионального нищего, который кормится у храма Иконы Божьей Матери «Утоли моя печали» – Беломорканала.
– Это у него фамилия такая запоминающаяся? – изумился Крячко. – Попрошайка-то каким боком вылез?
– Нет, фамилия у него Неешхлебов, а Беломорканал, стало быть, кличка. Сиделец он бывший, оттого и при кличке, – пояснил Гуров. – Ему, видишь ли, привалило неожиданное счастье. Добрые самаритяне одарили его аж тремя тысячами долларов, представляешь? И он на радостях поделился с этими самыми самаритянами новостью о своем благодетеле – отце Викентии. Будешь угадывать, какая новость?
– Не буду, – махнул рукой Крячко. – Тут и без «угадай» все ясно. И что там с портретиками?
– А то, что, по словам Василькова, лжесвященник очень уж ликом похож на мощь и силу русского писательства – Льва Толстого. А вот Неешхлебов описывает подателя милостыни совсем даже без бороды и без усов. Но вот рост и комплекция в обоих случаях совпадают. Рост, значит, средний, примерно сто семьдесят сантиметров, телосложение тоже среднее, подтянутый, без разных там животиков и прочих примет. Согласись, что редко встретишь нынче батюшек, которые следят за своим весом и фигурой. Так и это еще не все! – Гуров поднял указательный палец вверх. – Я ведь сегодня и у нашего уважаемого Евгения Александровича побывал…
– Это который ходячая энциклопедия? У Валуева? – догадался Крячко. – Как он там, жив-здоров?
– Ничего – держится, – улыбнулся Лев Иванович, вспоминая добродушного и умного следователя. – Еще носит свое тучное тело и на здоровье вроде как бы не жалуется. Валуев ведь и ведет дело по афере с картиной. Я потом заехал в райотдел Богородское, и все материалы по этому делу забрал, и даже просмотреть кое-что успел. В том числе и описание словесного портрета, и фотороботы подозреваемых по этому делу. Там фигурирует некая вдовушка и якобы независимый оценщик…
– Разреши-ка, Лев Иванович, я предположу, – остановил Крячко Гурова. – Что касается внешности оценщика, то я боюсь сказать, на кого он в этот раз был похож. Опасаюсь ошибиться. А вот по росту и телосложению наверняка опять совпадает с предыдущими описаниями. Я прав?
– Да, ты прав. Ну а похож он… – Гуров повел головой, словно пребывал в недоумении. – Похож он на художника Петрова-Водкина, картину которого… вернее, якобы картину которого они продали гражданину Геркулесову для его заказчика-коллекционера.
– С мужчинами в этих делах все более или менее понятно. Но мне все-таки кажется, Лев Иванович, что главную роль во всех этих делах играл не он, а женщина. Во всяком случае, в трех эпизодах из четырех именно она брала на себя роль разводчицы. У меня она разыгрывала официантку и хозяйку собак, а у тебя – вдовушку. Так что сразу видно, кто тут первую скрипку играл, а кто был на подтанцовке.
– Да, скорее всего, так и есть, – согласился Гуров. – Женщина в этих делах фигурирует в качестве примы, как определила бы моя супруга, а мужчина – больше на вторых ролях. Правда, кто разрабатывал все эти аферы, мы ведь точно не знаем… Но мне кажется, что это и не важно – кто там главный, а кто подручный, – Гуров встал, заложив руки за спину, подошел к окну и стал смотреть на улицу. – Интересно в этих делах еще и то, что уж очень этот дуэт слаженно работает. Прямо-таки единая команда! Общий, так сказать, преступный организм!
– Ты думаешь, что это дуэт? – Крячко тоже подошел к окошку и встал рядом с Гуровым.
– А давай посмотрим, что там у тебя с описаниями внешности. Я отчего-то уверен, что твои жулики будут весьма схожи по описанию с моими. Ты же еще не успел все данные по ним просмотреть? Вот сейчас и сравним.
– Но у меня еще нет пока показаний Винокуровой…
– Ничего, посмотрим пока то, что есть на данный момент, – Гуров решительно направился обратно к столу, и Крячко последовал за ним.
– Значит, так… Вот у нас описание внешности так называемой заводчицы собак, которое
