«Самое поразительное, – удивляется Степан, – что потом я нередко вижу свои репортажи в настоящих периодических московских изданиях, причем с моими фотомонтажами».
Нашел чему удивляться. Кто же сегодня не знает, что в газетах все врут. Просто Степан врет за пятьдесят долларов, а в так называемых солидных изданиях врут за солидные деньги.
Болтянского так захватила моя идея с «продажной газетой», что он всерьез предложил мне ее опробовать на ближайшем общегородском мероприятии. Я согласился только потому, что впереди ничего массового, кроме празднования Нового года, не намечалось, а к тому времени Мишу наверняка озаботят какие-нибудь другие мысли.
Еще Мише понравился сюжет про уличного продавца, который стоит напротив Мариинского дворца с треногой и с подзорной трубой и торгует видами парламентских окон, причем особенно хорошо торговля идет в вечернее время. Сюжет, кстати, придумала Марта, которая не понаслышке знала, что депутаты себе позволяют вечерами. За эту идею я обещал Марте на неделю разрешить курение в моем кабинете.
Увы, десятую тему Миша все-таки зарубил – я придумал, как некий гражданин Василий принимает заказы на ремонт в квартирах клиентов, а затем, получив ключи от квартир, сдает их знакомым сутенерам. Оказалось, Миша давеча отремонтировал свою новую квартиру именно таким образом – три месяца выслушивал отговорки строителей, а когда лично явился на инспекцию, обнаружил у себя в апартаментах выездной кружок биологии для школьников. Школьников Миша выкинул еще легко, а вот с путанами случилась заминка – они были уверены, что арендуют помещение легально, и всерьез угрожали Мише, что вызовут милицию, «которая разберется, кто тут из нас сука охреневшая».
Миша сказал мне, что не хочет популяризировать такой гнусный способ обогащения, и велел к следующей пятнице придумать сюжетик поприличнее.
Домой я решил ехать на маршрутке – здесь, возле редакции «Интершума», у них как раз было гнездо. Впрочем, нужного мне номера маршрута среди десятка стоявших «газелей» я так и не увидел, зато увидел огромный черный джип, из которого неторопливо выбрался наружу Виктор Тотошкин – депутат Госдумы, известный борец за экологию, а также совладелец концерна, производящего, в том числе, и питерские пельмени «Ваня».
Я совершенно автоматически выудил из кармана «мыльницу» и начал снимать вальяжного мужчину, пока он озирался по сторонам и закуривал.
Потом он наконец заметил меня и хмуро сощурился:
– Ты кто такой, братуха африканская?
– Еженедельник «Петербургский интеллигент», – вежливо отозвался я, подбираясь поближе к пельменному магнату и на ощупь включая диктофон в кармане.
– Ишь ты! – удивился депутат. – Какой нынче питерский интеллигент пошел фактурный. Или ты под Пушкина косишь? – ухмыльнулся он.
– Я, практически, и есть Пушкин нашего времени, – согласился я с ним, подойдя совсем близко, и, посерьезнев, сформулировал первый вопрос: – Что вы можете сказать по поводу скандала вокруг московских пельменей «Валя»? Есть мнение, что мифы об их генетической опасности распускают ваши люди.
– Ну, если мнение есть, значит, так тому и быть, – задумчиво пробормотал Тотошкин, по-прежнему озабоченно озираясь. Тут из дома напротив выбежал упитанный юноша в длинном темном пальто, и я узнал Гену Автамонова.
Он тоже меня узнал, а когда я начал лихорадочную съемку обоих персонажей, Гена заголосил совершенно заполошным, истеричным голосом:
– Держите его, люди! Это провокатор! Виктор Николаевич, держите его!
– За какое место прикажешь его держать? – спросил депутат, сумрачно взглянув на меня.
На шум из машины вылез водитель джипа, тот самый стриженый верзила с перформанса. Водитель опять принялся мелко подпрыгивать на тротуаре, как кенгуру, пораженный болезнью Альцгеймера. За несколько секунд он допрыгал до Автамонова, обскакал его справа и теперь неумолимо приближался ко мне.
Я мысленно пискнул, убрал камеру и быстро зашагал прочь, не оглядываясь.
В спину мне доносились какие-то невнятные крики Гены и бас депутата, но погони не было – обернувшись перед поворотом на проспект, я бросил последний взгляд на теплую компанию. Гена садился в машину к депутату, возбужденно двигая губами, руками, головой и даже ушами. Сам депутат хмуро смотрел мне вслед, почесывая в затылке, а спортсмен мелко подрагивал рядом, видимо, ожидая распоряжений.
Я свернул на проспект и прошагал по нему не меньше километра, двигаясь почти бегом, то ли опасаясь погони, то ли просто размышляя об удаче, упавшей мне прямо в натруженные руки.
Факт знакомства лидера местных экологов Автамонова и крупнейшего производителя пельменей Тотошкина доказан объективно, фотографиями. Да и сам Тотошкин не отпирался.
Что он мне там сказал? «Если мнение есть, значит, все верно»? Ну, или как-то так. В общем, вполне можно делать зубодробительный материал. Надо еще только генетика найти, чтоб популярно рассказал про эти генетические модификации. Ну, за этим дело не станет – Васильев подгонит какого-нибудь судмедэксперта.
Тут я вспомнил его рассказ про фифу из Института прокуратуры и мечтательно улыбнулся. Фифа в форме – это всегда очень сексуально.
До́ма в тот вечер я провел не больше часа, и это было к лучшему. У Катьки случился очередной приступ гламурного бешенства, а сумки с продуктами, которые я еле втащил домой, послужили катализатором реакции.
Скорбно сложив руки на груди, Катька смотрела, как я распихиваю содержимое пакетов по холодильнику и шкафам, после чего сообщила:
– В сегодняшнем «Гламуре» большая статья про таких, как ты. Которые ходят пешком и сумки в руках таскают. Таких там называют «мужички». Ты что, правда мужичок, Ваня?
Я удивился. С тем, что Катька не читала «Петербургский интеллигент» или хотя бы федеральные таблоиды, я давно смирился, но даже чтение гламурных журналов было непростой для нее задачей – она ведь их не столько читала, сколько рассматривала подписи к картинкам. Если в Катькиных руках и задерживалось какое-либо чтиво, это были каталоги магазинов одежды или, в крайнем случае, кухонной мебели. А наиболее важную для себя информацию она черпала в салоне парикмахерской, куда захаживала через день и где, на мой взгляд, на самом деле и жила полной жизнью.
Я наконец захлопнул все дверцы холодильника, включил сразу и телевизор, и чайник, после чего уселся за кухонный стол. Катька не уходила, явно ожидая моей реакции на свой выпад, чтобы потом, в ответ, накричаться всласть.
На мое счастье, в дверях появился Антон. При детях Катька старалась сдерживать себя.
– Привет, па! – Антон выглядел озабоченным, и я вдруг вспомнил, что еще неделю назад обещал старшему работу в редакции. Антону уже настоятельно требовались карманные деньги, но я пока так и не смог придумать даже самого простого занятия для него.
Антон покосился на маму, верно оценил ее дрожащие в тихом бешенстве губы и сел за стол спиной к ней, выразительно поглядывая на меня.
Я тихонько развел руками и сказал:
– С работой для тебя пока никак. Но я еще подумаю. Чего-нибудь придумаю.
– У папы всегда будет никак, – донеслось до нас. – У них, у мужичков, это обычное дело. В городе уже даже гастарбайтеры ездят на новых иномарках, а наш папа на старые «Жигули» заработать не может!
Я стиснул зубы, но потом все-таки пробормотал вполголоса:
– Если человек хороший, то ведь совершенно неважно, какого цвета у него «мерседес».
– Да я вообще не про это, – отмахнулся Антон сразу от всего. – Скажи, пап, если я, теоретически разумеется, решусь обзавестись семьей с белой девушкой, у нас действительно может родиться черный ребенок?
Я посмотрел на сына повнимательнее. Надо сказать, что ни Антон, ни Тимофей не унаследовали и четверти негритянских генов моего папаши – оба пацана получились вполне себе европейскими ребятами, разве только чуть более смуглыми и весьма габаритными. Но насчет дальнейших фокусов африканских генов мне доводилось слышать разные версии, в том числе и такую, что во внуках это все запросто может вылезти по полной программе.
– Тош, даже если так случится, что это меняет? – Я действительно заинтересовался, но тут как раз закипел чайник, и Антон воспользовался паузой, чтобы подумать над ответом.
Кофе я сделал на троих, но Катьке стало скучно молча стоять, подпирая кухонную стенку, и она, фыркнув на любезно протянутую ей чашку, вышла вон.
Едва она ушла, Антон торопливо выпалил:
– Понимаешь, я не хочу, чтобы у моих детей были проблемы. А они будут, если мои дети будут похожи на тебя.
Я изумленно поднял брови, и Антон тут же поправился:
– Я имел в виду, похожи внешне. Как человек ты мне, конечно, нравишься, и здесь я с мамой не согласен. Деньги, конечно, нужны, но не до такой степени, чтоб на людей кидаться… Но я тут подумал вдруг, что, если мои дети будут черными, их будут всюду бить. Или унижать по-всякому. Не в Африку же тогда ехать, верно?
