– А что это? – Женя указал пальцем на некое подобие скульптуры – глыбу, из которой вырастала невнятная женская фигура.
– Это наша местная знаменитость, в этих местах родилась, артистка Курыгина. Играла в Пермском театре. Тут она в образе, играет кого-то, леди Макбет, вот, – прочитала Таня на табличке. – Мне про нее рассказывали, а своими глазами впервые вижу, – добавила она восхищенно.
Так, потихоньку гуляя, они сами не заметили, как забрели, видимо, в самую старую и непосещаемую часть кладбища. Тут почти все могилы были заброшены, даже дорожки заросли травой. Женин страх давно прошел, и мальчик чувствовал себя гораздо увереннее. Какое-то смутное возбуждение охватывало его, в районе солнечного сплетения будто шевелились солнечные зайчики. Таня присела на пенек и предложила:
– Давай отдохнем. А то я уже устала. Подумать только, какая тьма-тьмущая людей умерла…
Женя устроился на земле рядом с ней, ее голова была совсем близко, локоны чуть завивавшихся волос дотрагивались до его лица. Ему вдруг подумалось, что еще немного – и он тоже умрет, только от счастья.
А Таня, казалось, ничего не замечала и была погружена в свои мысли.
– Ты знаешь, я иногда думаю… А что будет после смерти? Как это так: я есть, есть, а потом меня бац – и нет! Не верится…
– Ничего не будет, – проговорил Женя не без важности – недаром в их троице он считался самым эрудированным, еще бы, ведь он даже «Науку и жизнь» читает! – Это как будто заснешь – и никогда не проснешься. И сны тебе сниться не будут.
– Не, я так не хочу… – замотала головой Таня, и ее волосы приятно защекотали его лицо. – Мне больше нравится думать, что там будет какая-то другая жизнь. Например, рай и ад. Или, я еще слышала, говорят, через некоторое время после смерти можно опять родиться. Вроде как это будешь и ты – и одновременно совсем другой, новый человек.
– Глупости все это, – возразил Лохнесс. – Просто люди боятся смерти, вот и придумывают сказки.
Таня ничего не ответила. Сорвала растущую рядом высокую травинку и задумчиво стала по очереди обрывать с нее длинные листы.
Женя некоторое время молчал, потом вдруг, поддавшись какому-то необъяснимому порыву, за который, как он чувствовал, позже ему было бы стыдно, потянулся к Тане и быстро чмокнул ее, опешившую, в губы. Что бы там ни было потом, сейчас ему просто нестерпимо захотелось это сделать.
Девочка быстро вскочила, прижала руку к губам, как будто ее ударили, и моментально залилась краской.
– Ты что это? Сдурел, что ли? – тихо прошептала она, точно у нее сел голос. Но во взгляде, кроме испуга и удивления, было и еще что-то, что-то вроде восхищения и удовольствия. Так, по крайней мере, показалось Жене.
Он тоже вскочил и виновато посмотрел на нее, Таня чуть не плакала.
– Ты прости меня, пожалуйста, мне очень захотелось это сделать, – удрученно проговорил он.
– Я была так рада, когда ты приехал!.. Нам вместе было так весело, а ты… Что ты наделал? – продолжала бормотать Таня.
– Извини, – сказал Женя растерянно. Он не думал, что Таня воспримет это как трагедию. Наивный Лохнесс был далек от мысли, что она, маленькая женщина, сейчас немного кокетничает и нарочно разыгрывает из себя оскорбленность. – А… Разве тебе было неприятно? Разве тебе не понравилось? А я думал, что девчонки…
Это было его ошибкой.
– Дурак! Идиот! Как ты мог? – крикнула она, не дослушав. Вскочила с места и побежала вперед сломя голову, не разбирая дороги.
Он со всех ног бросился за ней, надеясь исправить непоправимое, вернуть события назад, в то время, когда все было хорошо.
Они бежали быстро, задыхаясь, ветки хлестали их по лицу. С этой стороны кладбища ограды не было, густой лес уже почти наступал на могилы, на пути то и дело возникали кочки и коряги. Неожиданно нога Тани зацепилась за корень, девочка полетела на землю. Женя, бежавший за ней, не успел среагировать, наткнулся на ее ногу и тоже растянулся, упав прямо на нее. Таня попыталась отползти, а когда это не удалось, стала гневно отпихивать его кулачком.
– Пусти! Уйди!.. Дурак…
– Может, ты мне нравишься, – бормотал Женя, автоматически отражая ее атаки.
Она затихла и продолжала драться молча, стараясь пихнуть его побольнее. Он, как мог, защищался. Наконец она устала и, раскрасневшаяся и растрепанная, привалилась спиной к росшему рядом дереву. Лохнесс сел около нее и тоже попытался отдышаться.
– Мало ли кто кому нравится, – выдохнула вдруг Таня. – Это не значит, что надо так! Может, мне тоже…
И замолчала. А у Женьки снова перехватило дыхание, уже не от драки, а от ее слов. Что она хотела этим сказать? Очень хотелось спросить, но он ни за что бы не решился. Это оказалось намного страшнее, чем поцеловать ее.
Так они сидели довольно долго, пока Таня не буркнула наконец:
– Пошли отсюда…
Прошло около месяца. К первым дням августа ребята уже успели несколько раз поссориться и помириться, исходить все окрестности вдоль и поперек и уже начинали скучать. Лохнесс снова стал потихоньку вспоминать старых друзей из лагеря под Звенигородом, хотя и не мог сказать, что его туда тянуло. В Сташкове все еще нравилось, хотя после их с Таней похода на кладбище Ванька стал как-то прохладнее относиться к Жене, и тот подозревал, что Таня не без гордости проболталась ему о поцелуе. Сама она, впрочем, вслух об этом не вспоминала и вела себя так, как будто ничего не произошло. «Набивает себе цену и передо мной, и перед ним», – думал Лохнесс. Случая поговорить с Ваней по душам все не представлялось, но Женя решил, что в первый же удобный момент непременно сделает это. Между друзьями не должно быть недоразумений.
Однажды около полудня они втроем лежали в тени высокой ивы на расстеленном старом покрывале, ели собранную утром чернику и вяло перекидывались в карты в «верю – не верю». Это была любимая игра Вани и Тани, а вот Женя часто в нее проигрывал, потому что никак не мог научиться обманывать партнера, глядя ему глаза в глаза.
Правда, в тот день Тане тоже не везло, она проиграла уже три раза подряд и теперь, надув губы, капризничала:
– Мальчики, давайте во что-нибудь другое…
– Продула, Серпилина, так сиди молчи, – хохотнул Ваня.
На некоторое время воцарилось молчание. Таня демонстративно рассматривала что-то в траве. Потом Ваня сказал, задумчиво глядя в карты:
– Меня вчера Кирюха чуть не поймал.
Кириллу, лидеру стайки местных мальчишек повзрослее, уже исполнилось шестнадцать. Хотя Ваня тоже был местным, с Кириллом они издавна враждовали. Ваня не считался слабаком, несмотря на худобу, в нем чувствовалась сила. «Я жилистый», – говорил он про себя, но серьезно противостоять Кириллу он, конечно, не мог. А потому без крайней необходимости старался по вечерам не показываться за рекой, в той части деревни, которая считалась Кирюхиной.
– Как это? – спросила Таня.
– Отец велел Павлу, дядьке моему, остатки шифера отнести. Не мог же я бате сказать, что не пойду на ту сторону? Стыдно, он скажет: а ты что, трус? А времени, как назло, уже десятый час. Ну, туда-то я дошел нормально, а на обратном пути – бац! Кирюха с Семеном вдалеке показались. Увидели меня, стали орать, иди, мол, сюда, мы тебе покажем. К счастью, я уже у моста был… Как припустился со всех ног! Хорошо еще, что шифер у дядьки оставил, с ним бы мне ни в жисть не удрать. А так ничего, не догнали…
Таня только вздохнула. Лохнесс неуверенно предложил:
– Может, собрать тут ребят и проучить их?
Приятель поглядел на него с усмешкой:
– Кого ж тут соберешь? Против Кирюхи никто не пойдет – побоятся. А нам с тобой вдвоем с его кодлой не справиться.
– Но неужели ничего нельзя сделать?
– Можно было бы – давно бы сделал, – отмахнулся Ваня. – Ладно, айда, что ли, купаться? На чертову заводь?
Это уральское «айда» потом будет годами возникать в памяти Жени в самое неподходящее время…
А тогда друзья скатали покрывало и вскоре уже были на берегу. Река считалась негласным местом нейтралитета, драки и конфликты тут обычно не затевались, и сейчас, увидев компанию Кирилла, расположившуюся недалеко от чертовой заводи, Ваня только чуть скривил губы.
Ребята осторожно обошли их и, быстро раздевшись и кинув вещи на траву, побежали в воду. Плавали, плескались в свое удовольствие, а устав, выбрались на берег и устроились сушиться все на том же многострадальном покрывале.
С купанием они поспели вовремя – погода начала портиться. Посвежело, небо стало затягивать облаками. Но уходить компания не торопилась. Дождя, может, и не будет. А пока так хорошо сидеть втроем на берегу, поглядывая на реку. Даже сидевшие неподалеку Кирюха со своей бандой не были помехой.
И тут, видно, сам черт выбрался из своей заводи и дернул Лохнесса за язык:
– Интересно, а можно ли переплыть Каму?
– Чего ж нельзя, можно, – отвечал Ваня. – Мужики частенько переплывают, кто из озорства, кто по пьяни, кто как. Кирюха вроде бы переплывал… Но я сам не видел, врать не буду.
