Народу в холле было немного, но он все же был, что чрезвычайно устраивало Андрея: проскочить пятнадцать метров до выхода при полном отсутствии людей он, конечно же, не смог бы. Дождавшись, пока крупная пожилая леди перекроет своей спиной обзор пожарного выхода и начнет беседовать с одной из регистраторш, он выпрямился, насколько мог, и быстро, насколько позволили силы, пошел по диагонали к центральному входу. Прямая осанка далась ему нелегко: он чувствовал, что его спина просто разрывается от боли, но все же шел, глядя прямо перед собой. Он помнил где-то вычитанный им психологический закон: если не хочешь, чтобы тебя заметили, ни в коем случае не смотри на того, кого боишься. Этот странный закон сработал и на сей раз: его никто не окликнул. Он толкнул стеклянную дверь с надписью «St. Mary Hospital»[5] и красным крестом и оказался на улице.
Теперь оставалось совсем немного: забраться в какой-нибудь палисадник, усесться на лавку и принять вид праздного утомленного туриста или гуляки. Миновав какой-то магазинчик, еще запертый паб, он наконец увидел то, что искал. В глубине между домами открылась маленькая площадь со сквером и дурацким фонтанчиком в завитушках, вокруг которого в тени деревьев были разбросаны несколько лавочек. Выбрав ту, что наиболее укрыта от обзора с улицы, он сделал еще десяток-другой неверных шагов и буквально рухнул на ее жесткое деревянное сидение. Спина резко заныла, и когда боль стала невыносимой, он сгорбился, и, уткнувшись лицом в колени, лишился сознания.
— Да, стареешь, Славочка, стареешь, — говорил, вышагивая по комнате, Геннадий Андреевич. — Сопливого бизнесмена, и того мягко прижать не можешь. А если дела посерьезней найдутся? Вообще с усеру под стол залезешь? Так, что ли?
— Да я, шеф…
— Еб твою мать, я тебя сколько раз просил шефом меня не называть? Я для тебя либо Геннадий Андреевич, либо господин Генеральный, если уж полностью мой титул произнести не можешь.
— Да я, господин Генеральный директор… — пытался вклиниться застывший посреди комнаты Шутов.
— Что — ты, что — ты, козел безрогий. Тебя в твоей ФСБ чему учили? Ты что, страховку не мог поставить?
— Кто же знал, Геннадий Андреевич, что у него дура в кармане?
— Да сейчас у каждого пацана дура в кармане. Ты за что свою десятку в месяц получаешь, за что, объясни?
— Да ведь…
— Не «дакай». Что, за костюмчик твой вшивый, за фигуру твою, на шифоньер похожую? Ты ее получаешь за то, чтобы думать. Или у тебя совсем на твоих тренировках мозги отшибло? Мне тебе что, азы оперативной работы повторять? Установить объект, установить его контакты, зафиксировать место встречи, подстраховать все ходы и выходы. Не хочешь одним кольцом, боишься, что упустишь — двумя кольцами делай. Совсем расслабился в Москве.
— Ей-богу, вот как Бог свят, Геннадий Андреевич…
— Так, дожили. Ты, часом, не в схимники подался? Может, еще земные поклоны начнешь бить? Еще раз такое выйдет…
— Да не в жисть, я его из-под земли, Геннадий Андреевич…
— Ладно уж, из-под земли. Теперь я сам, по своим каналам. Все. О Токареве забыл. Надеюсь, чисто ушли?
— За это не беспокойтесь.
— Хоть в одном ты мастер: хвосты подчищать. В общем, так. Сейчас домой, собирай чемоданы, завтра вылетаем.
— Куда, Геннадий Андреевич?
— В Лондон, милый дружок, в столицу туманного Альбиона. Надо там приятеля моего старинного навестить.
— Вдвоем?
— А ты что, хочешь с собой целую армию брать? Мы так, по-дружески, по-товарищески. Все, пошел вон.
Шутов вышел, а Геннадий Андреевич вернулся к столу и, морщась от неудовольствия, принялся набирать номер.
— Ариадна Михайловна? Это я, Геннадий Ермилов.
— Ой, Геночка! Опять забыл про стариков, — зачирикал в трубке старческий голос.
— Да все дела, дела, Ариадна Михайловна. Вы-то как?
— Да что мы, Геночка, это у тебя дела, а мы — так, помаленечку. Вот на даче покопались. Яблоки в этом году совсем не уродились.
— Ну, а зелень? — поддержал разговор Ермилов.
— Нет, зелень хороша. Дали мне тут какой-то салат, рассаду необыкновенную, такой вкусный! Ты бы заехал как-нибудь, Геночка. С Верочкой бы подъехали. У нас на даче сейчас такая благодать.
— Вот, Ариадна Михайловна, как с делами разделаюсь, и, как Бог свят, прямо к вам. А что сам-то, Сергей Сергеевич, дома ли?
— Дома, Геночка, дома.
— А нельзя его на секунду оторвать?
— Сейчас позову.
Трубка со стуком легла на что-то деревянное, послышались шаркающие шаги, и где-то далеко прозвучал голос: «Сереженька, тебя Гена Ермилов к телефону. Ты в кабинете возьмешь?» В ответ что-то буркнуло, щелкнуло, и наконец глубокий голос генерала откликнулся:
— Я слушаю.
— Сергей Сергеевич, добрый вечер. Извините, что беспокою. Не оторвал ли от ужина?
— Да что ты, Ген. Мы ж по-военному: пятнадцать минут на еду и — дела, дела. Стряслось чего?
— Да не то чтобы, Сергей Сергеевич. Просто надобность у меня появилась в человеке одном. Не поспособствуете? Как бы мне его разыскать…
— Опять меня в свой шахер-махер замешиваешь!
— Да как можно, Сергей Сергеевич, да ни в жисть, да как можно. Просто приятель старинный. Куда-то пропал с квартиры, а куда, где обретается? Я его лет сорок не видел.
— Короче, полную установку тебе нужно.
— Да это у вас так, по казенному. Просто справочку, информацию, если не трудно, конечно.
— Подожди, сейчас возьму ручку, — ответил генерал. — Ну, диктуй.
— Токарев Виталий Сергеевич, директор фирмы «ТОК». Адрес, на всякий случай, нужен?
— Ну, ты даешь, Геннадий. Ни в грош наше управление не ставишь. Сами найдем, не волнуйся. Тебе к какому сроку-то?
— Да все едино. Я тут в командировочку улечу ненадолго, так если дня через три-четыре что-нибудь выяснится, то буду признателен.
— Ну, постараюсь, постараюсь. Смотри, Генка, попаду я с тобой в неприятности.
— Сергей Сергеевич, вы же для меня как отец родной. Никогда и ни за что. Вам что-нибудь из Лондона привезти?
— Гляди-ка, как вы, бизнесмены, хорошо живете: в Лондон намылился. А мне задницу от конторского стула оторвать и то некогда.
— Да, мы люди вольные, Сергей Сергеевич. Что ж, такова наша доля. Однако и радости в ней… Ведь обидеть каждый может. Если б не вы, государственные защитники, куда бы мы делись без вас.
— Ладно-ладно, не подхалимничай.
— Так привезти что-нибудь?
— Да ничего мне, Ген, не надо. Ни времени нет ничем заниматься, ни желания: устаю очень.
— Ну, так я сам, на свой вкус, что-нибудь вам подберу, чтобы скрасить, так сказать, редкие часы досуга. Так не забудете о просьбочке-то?
— Помню, помню. Все-таки еще до конца из ума не выжил.
— Ну, спасибо, Сергей Сергеевич. Еще раз извините, что побеспокоил. Кланяйтесь Ариадне Михайловне.
Ермилов повесил трубку и, повернувшись к селекторному микрофону, сказал:
— Леночка! Машину мне к подъезду, домой поеду.
Сорин стоял в переполненном вагоне метро, слушая грохот колес, ощущая тяжелую боль от чьего-то портфеля, давящего ему в бок, и думал только об одном — зачем он полез в подземку в час пик, что ему не сиделось дома? А рядом все время какой-то мужичонка толкал его в плечо и что-то говорил, говорил. Но сквозь гул и грохот Сорин никак не мог разобрать его слов, а мужичонка все толкался и толкался. Наконец, уже теряя терпение, Сорин повернулся к нему и только тогда понял, что мужичонка говорит почему-то женским голосом и почему-то по-английски: «Что с вами? Нужна ли помощь?»
Он открыл глаза и обнаружил, что сидит на скамейке на окраине английской столицы и какая-то миловидная девушка с огромными серыми глазами и каштановыми волосами трясет его за плечо, постоянно повторяя один и тот же вопрос: «Что с вами?». Стараясь говорить как можно более внятно, Сорин спросил в ответ:
— Который сейчас час?
— Четверть первого, — ответила девушка.
«Значит, в забытьи я пробыл около пяти часов», — подумал Андрей.
— Так вам нужна помощь? — еще раз поинтересовалась девушка.
— Нужна, — неожиданно ответил Андрей.
— Тут неподалеку госпиталь, я могу вас отвести…
— Нет, мне не надо в госпиталь. Мне нужно в гостиницу.
— Вызвать вам такси? — спросила девушка.
— У меня нет с собой денег, они там, в номере. Вы не могли бы… — замялся Сорин.
— Проводить вас до гостиницы?
— Да, если вас это не затруднит.
— Вы больны? — поинтересовалась девушка.
— Был болен. Теперь выздоравливаю, — ответил Андрей и, в общем, не соврал.
— Кто вы? Вы не англичанин.
— Нет, — сказал Андрей и почему-то ответил честно: — Я из России.
— Из России? Как интересно!
— Что же здесь интересного?
— Да у меня друзья — сербы. У вас очень красивый язык.
Андрей не понял, какую связь сербы имеют с Россией и почему сербский ассоциируется у девушки с русским, но выяснять это у него не было сил.
