— Но вчера сигнализация не сработала.
— Не сработала. — Казалось, его очень радовал этот факт. — Прошу прощения, но дальше я хотел бы разговаривать с вами наедине.
Сотрудников галереи это его желание несколько шокировало. Я невольно фыркнула, ну как же, так мило сидели, почти по-семейному, и вдруг такой пассаж… Но все приняли этот удар довольно мужественно, кроме Петечки, разумеется. Он снова что-то залопотал, замахал руками, задергался. Не обращая на него никакого внимания, Симонов встал, осторожно обошел хрупкий стол.
— Давайте пройдем в зал, — предложил он.
Мы поднялись и направились к выходу из комнаты. За нашими спинами поднялся шум. Петечка что-то кричал, остальные, похоже, его успокаивали. Я не стала оборачиваться и оглянулась, уже зайдя в зал, и то потому, что услыхала топот ног в коридоре. Как раз в этот момент мимо распахнутых дверей, словно заяц, промчался Петечка. Я пожала плечами и посмотрела на Симонова. Он махнул рукой, словно говоря: «Что с него взять!» — и подвел меня к стене, на которой висела большая искусственная лиана.
— Прежде всего я хочу сказать, Татьяна Александровна, что наша фирма довольно давно имеет дело с подобными небольшими организациями. И у нас накопился некоторый опыт работы с ними. Дело в том, что рано или поздно, если есть что стянуть, сотрудники начинают воровать. — Он развел руками, сожалея о порочности человеческой натуры. — Время от времени у нас из-за этого возникали сложности и различные конфликты. В конечном итоге мы, чтобы облегчить жизнь себе и тем, кто разбирается потом в этих кражах, милиции или вашему брату, частному сыщику, — он снова дружески мне улыбнулся, — стали применять небольшую хитрость. Вот эта штука начинает работать сразу, как только включают сигнализацию.
Симонов встал на цыпочки, поднял руку и отодвинул лиану в сторону. На меня уставился миниатюрный глазок видеокамеры.
— Вот это да! — ахнула я. — А Маслов не знает?
— Видите ли, — он пожал плечами, — были прецеденты, когда руководитель тоже злоупотреблял положением… Так что эта часть нашей работы не афишируется. Невидимый фронт…
— Вы хотите сказать, что мы просто-напросто просмотрим пленку и увидим преступника, который ворует «Талию»!.. — До чего же техника дошла, ну, Танька, если и дальше так пойдет, то через год-другой без работы останешься, это точно. — А с этого места хорошо будет видно? — на всякий случай уточнила я.
— Так здесь ведь несколько камер, — сказал Симонов, не уточняя, правда, сколько и где они спрятаны. По крайней мере лиан на стенах больше не было. — Ведется перекрестная съемка. Так что, я думаю, все будет видно хорошо.
Он с легкой усмешкой наблюдал за тем, как я верчу головой, пытаясь отыскать остальные камеры. Потом осторожно тронул меня за плечо.
— Пленки сейчас у нас, в лаборатории. Я позвонил туда, попросил, чтобы сделали фотографии: первые в момент включения камер, остальные с шагом в один час. И последний снимок, когда Елена Александровна выключила сигнализацию. После этого камеры отключились. Посмотрите фотографии, и все станет ясно.
— А если кража произошла в промежутке между этими часами?..
— Никаких проблем, Татьяна Александровна, — успокоил он меня. — Если возникнут какие-нибудь неясности, посмотрим пленки. У нас все на уровне… А сейчас, извините, мне надо идти. Через пятнадцать минут в агентстве совещание. Опаздывать не могу.
— Дисциплина у вас, — с уважением отметила я.
— Обязательно, — подтвердил полковник. — Если дисциплины нет, люди расслабляются, а в нашем деле этого допускать никак нельзя, сами понимаете, одно дело делаем, — это он признал во мне своего человека, потому и вел себя так располагающе. — Если ко мне вопросов нет, то я пойду. Через двадцать минут у вас здесь будет курьер. Примете пакет с фотографиями и распишетесь.
Вопрос-то у меня как раз был. Широко рекламируемое чудо техники — сигнализация — почему-то не сработала. Тому, на мой взглад, могли быть две причины: или она испортилась, или ее отключили. А может быть, она сработала, а мой бдительный и дисциплинированный полковник не услышал. Отлучился в это время куда-нибудь по своим личным делам? Такой вот интересный у меня был вопрос.
— Как вы думаете, Сергей Васильевич, почему сигнализация не сработала. Она у вас исправна?
— А вот этого, Татьяна Александровна, я понять не могу. После происшествия я ее лично проверил: с сигнализацией все в порядке. При открытии двери или окна должна была сработать. Но не сработала. Фантасмагория какая-то. С этим надо разбираться.
— Отключить ее на время кражи никто не мог?
— Ни в коем случае. Я как раз сижу возле нее.
— А вы никуда во время дежурства не отлучались? Хоть ненадолго, на пару минут? Вспомните, пожалуйста.
Вот тут я его достала. Этим вопросом я его явно обидела. Из добродушного и доброжелательного собеседника мой полковник мгновенно превратился в сухого формального служаку.
— На дежурстве, Татьяна Александровна, я никуда не отлучаюсь. Никогда! — И было в его словах столько достоинства, что я немедленно поверила. Мне даже стало неудобно. Теперь этот вопрос показался мне глупым и бестактным.
— Простите, Сергей Васильевич, если я была слишком назойлива. Вы как никто должны меня понять, работа у меня такая. Она иногда требует задавать неприятные вопросы. Спасибо вам большое. — Я пожала ему руку. — А если мне потребуется ваш совет, как мне вас найти? Или если пленки понадобятся, где ваше агентство?
Теперь он смотрел на меня уже не так сурово. Очевидно, благотворно подействовали мои слова о «работе» и о том, что она «требует». «Работа» была для него понятием серьезным, и на ее требования обижаться не следовало.
— На столике дежурного, под стеклом, все адреса и телефоны.
На этом мы распрощались, и я осталась одна.
Здорово все-таки получилось, что у них здесь камеры стоят. О такой удаче я и мечтать не могла. Еще едва-едва приступила к расследованию, а дело это уже, кажется, можно считать законченным. Причем все оказалось так просто. Даже скучно как-то… Осмотреть, что ли, пока место преступления, все равно надо ждать курьера…
Считается, что осмотр места преступления дело чрезвычайной важности. Так оно иногда и бывает. Случается даже при этом обнаружить такое, что здорово помогает в дальнейшей работе. Но чаще всего после осмотра места преступления оперативник уходит в великом унынии. Вместо разгадок во время осмотра возникают десятки новых вопросов, ответы на которые получить совершенно невозможно. А от вещественных доказательств, если их удается обнаружить, как правило, никакого толка.
Я добросовестно осмотрела подставку, на которой стояла «Талия», и никакого намека на личность похитителя не обнаружила. Потом я три раза обошла вокруг этой подставки, чтобы убедиться, что и на полу преступник не оставил никаких следов.
Убедившись в этом, я занялась осмотром окон и поняла, что окна эти не открывали по крайней мере полгода. Между двойными рамами пыли накопилось столько, что репу сеять можно. А больше осматривать в галерее было нечего: уж очень здесь было скудное поле для деятельности умного частного детектива.
Собственно, я и не рассчитывала найти что-нибудь важное, так что и не была разочарована. И осматривала все это для порядка, из профессиональной добросовестности. И чтобы время убить. А в действительности ожидала курьера с фотографиями, на которые и возлагала все надежды.
И вот он наконец явился. Молодой симпатичный блондин с голубыми глазами, тоже в камуфляже. Он лихо козырнул и пожелал удостовериться, что я именно и есть Татьяна Иванова. Дисциплина у них действительно основательная. Удостоверившись, что я — есть я, он отдал мне пакет из плотной коричневой бумаги. Потом попросил расписаться в получении, снова козырнул и убыл.
Я вынула из конверта стопку фотографий и положила на подоконник. На верхнем снимке в углу было пропечатано время съемки — девять часов четырнадцать минут. Почти в центре крупным планом была запечатлена пустая подставка с аккуратной табличкой «В. Осипов. „Талия“. 1896 г.». Ага, в девять четырнадцать Елена Александровна отключила сигнализацию и открыла дверь. Я взяла следующую фотографию. Изображение на снимке было то же, только цифры в углу были другие — восемь ноль пять.
— Найдите десять отличий на этих двух картинках, — вздохнула я, положив их рядом.
Я не стала рассматривать все фотографии по порядку: чувствовала, что главное должно быть в начале, а не в конце. И хотела побыстрей увидеть это главное. Так что я тут же достала нижний снимок, сделанный в момент включения сигнализации.
Да-а… Не то чтобы я этого совсем не ожидала, но все-таки… Цифры в углу — девятнадцать ноль пять. А «Талия»… Нет никакой «Талии». Пустая подставка с красивой табличкой «В. Осипов. „Талия“. 1896 г.» Точная копия всех последующих фотографий. Снимок сделан в тот момент, когда Петя закрыл дверь и включил сигнализацию. Ай да Петечка, ай да помощничка пригрел Игорь на своей широкой груди! Значит, когда закрывал, все было на местах? Я не слишком аккуратно сгребла снимки и запихала их обратно в конверт. Куда он там побежал, этот Петечка? Что-то у меня возникло сильное желание задать ему пару вопросов!
